— Тогда поспешите.
Вольная Пуля, подойдя к Бермудесу, сказал ему несколько слов на ухо, после чего Бермудес с товарищем взяли своего господина под руки и скрылись в чаще.
Дон Эстебан заметил это похищение и понял всю его важность.
— Теперь я пропал! — прошептал он.
Верный Прицел сделал знак, и вокруг как по волшебству воцарилось молчание.
— Какое наказание заслужил виновный? — громко спросил он.
— Смерть! — ответили все присутствующие, словно зловещее эхо.
Тогда, обратившись к приговоренному, охотник торжественно проговорил:
— Дон Эстебан де Реаль дель Монте, явившись в прерии с преступными намерениями, вы подпали под приговор суда по закону Линча. Закон Линча есть закон Божий: око за око, зуб за зуб; он допускает только одно наказание — отплату. Вы приговорили несчастную девушку к погребению заживо и к голодной смерти. Вы также будете погребены заживо и умрете от голода! Но чтобы прекратить ваши мучения, когда вы будете не в силах долее выносить их — видите, мы милосерднее вас, — вы будете зарыты по грудь, а ваша левая рука останется свободной; возле вас положат пистолет, чтобы вы могли раздробить себе череп при чрезмерных страданиях… Я все сказал. Справедлив ли этот приговор? — добавил он, обращаясь к присутствующим.
— Да, — ответили они сдержанно и тихо, — око за око, зуб за зуб!
Дон Эстебан с ужасом выслушал слова охотника. Ужасная казнь, предназначенная ему, поразила его; хотя он ожидал смертной казни, но подобная не приходила ему в голову.
По знаку Верного Прицела два мексиканца принялись рыть яму. При этом зрелище волосы стали дыбом на голове осужденного, холодный пот выступил у него на висках.
Верный Прицел приблизился.
— Сейчас вы будете спущены в яму, — обратился он к нему. — Не хотите ли сделать каких распоряжений?
— Так вы действительно хотите меня так ужасно казнить? — спросил осужденный точно в помешательстве.
— Да, действительно.
— В таком случае вы — хищные звери!
— Мы ваши судьи.
— О! Дайте мне пожить, хотя бы еще один день!
— Вы приговорены.
— Да будьте вы прокляты, демоны в человеческом обличье! Разбойники! По какому праву вы меня убиваете?
— По праву человека, смеющего убить змею! В последний раз спрашиваю вас, желаете вы сделать какие-нибудь распоряжения?
Некоторое время дон Эстебан молчал, потом две тяжелые слезы медленно скатились по его бледным щекам.
— О! — воскликнул он вдруг. — Если бы брат мой был здесь, он спас бы меня!
И потом тихо прибавил:
— О! Дети мои! Любимые мои сыновья, что будет с вами, когда меня не станет?!
— Пора, — заметил охотник.
Дон Эстебан угрюмо взглянул на него.
— У меня два сына, — сказал он, говоря как во сне, — один я у них, один как есть, и я должен умереть! Послушайте, если вы еще не совсем хищный зверь, поклянитесь мне исполнить мою последнюю просьбу!
Охотник почувствовал себя невольно растроганным его скорбью.
— Клянусь вам, — сказал он.
Приговоренный, казалось, старался собраться с мыслями.
— Дайте мне бумагу и карандаш, — сказал он дрожащим голосом.
В руках Верного Прицела все еще был бумажник, поданный ему доном Мариано; он вырвал из него один лист и подал ему вместе с карандашом.
Дон Эстебан горько улыбнулся при виде своего бумажника; взяв поданный ему листок, он торопливо написал несколько строк, сложил бумагу и отдал ее охотнику.
В лице осужденного тотчас же произошла странная перемена: он мгновенно стал спокоен, взгляд его сделался кротким и почти молящим.
— Послушайте, — сказал он, — я полагаюсь на ваше слово; эта записка предназначена для моего брата, я поручаю ему своих детей, из-за них я умираю. Делать нечего! Если они будут счастливы, я могу считать, что достиг своей цели, это все, что мне надо. Брат мой добр, он не покинет несчастных сирот, которых я ему завещаю. Умоляю вас, передайте ему эту записку.
— Она будет в его руках через час, клянусь вам!
— Благодарю. Теперь, — добавил он, гордо подняв голову, — делайте со мной что хотите; я устроил судьбу моих детей, это все, чего я хотел.
Яма была уже готова. Два мексиканца схватили дона Эс-тебана, скрутили его ремнем, оставив свободной одну только левую руку, и, прежде чем он успел сделать какое-нибудь движение, спустили его в яму и засыпали до плеч землей, оставив поверх земли только голову и левую руку. Когда яма была сравнена с землей, один мексиканец подошел к нему и завязал ему рот.
Тогда Верный Прицел положил возле него заряженный пистолет и, сняв шляпу, сказал:
— Дон Эстебан де Реаль дель Монте, люди приговорили вас. Просите у Бога пощады, вам остается надежда только на Него.
Потом охотники и мексиканцы сели на коней, погасили факелы и скрылись в темноте, как легион черных привидений.
Осужденный остался один во мраке.
Вытянув шею, вытаращив глаза, навострив слух, он вглядывался в темноту и слушал.
Чего он ждал? На что надеялся? Он и сам бы не мог ответить на это, но так уж создан человек.
Наконец стих последний шум удалявшихся людей. Дон Эстебан схватил лежавший рядом с ним пистолет и приложил к виску холодное дуло, в последний раз прошептав имена своих детей…
ГЛАВА XXI. Вольная Пуля
Вольная Пуля, как мы уже сказали, с помощью двоих слуг увел прочь дона Мариано, находившегося в полубесчувственном состоянии, желая отправить его в лагерь мексиканцев, чтобы избавить тем самым от вида жестокой казни его брата. Движение и ночной воздух быстро возвратили дворянина к жизни. Открыв глаза, он прежде всего спросил о брате. Никто ему не ответил, а напротив, его повезли еще быстрее.
— Остановитесь! — крикнул тогда дон Мариано, вскочив и удержав за узду коня своего проводника. — Остановитесь, я так хочу!
— В состоянии ли вы будете ехать сами? — спросил его Вольная Пуля.
— Да, — ответил он.
— Тогда вам подадут вашего коня, но только с условием: вы должны следовать за нами.
— Разве я ваш пленник?
— Нет, нисколько. Мы действуем для вашей же пользы. Обвинив вашего брата, мы не хотели, чтобы вы присутствовали при его казни.
— Разве он уже умер? — вздрогнув, спросил дон Мариано глухим голосом. — Вы его убили?
— Нет, — неохотно ответил Вольная Пуля, — он сам себя убьет.
— О! Как это ужасно! Ради Бога, расскажите мне обо всем подробно — я предпочитаю правду, как она ни ужасна, этому мучительному неведению.
— К чему передавать вам это? Не лучше ли для вас не знать подробностей?
— Хорошо, — ответил дон Мариано решительно, — я знаю, что мне следует сделать. Если в минуту гнева и бессмысленной ненависти я даже забыл связь, скрепляющую меня с этим несчастным, то теперь я вижу и понимаю весь ужас моего поступка и заглажу зло, сделанное мной. Я не буду братоубийцей!