Детка, мы летели всю ночь. Я устал. Сначала я тут слонялся из угла в угол и ждал, что ты позвонишь. Потом я ушел перекусить, а потом было уже поздно звонить.
А я потеряла твою открытку с датами и запуталась, когда тебя ждать. Хорошо провел время?
Превосходно. Кажется, я тебе об этом писал.
Верно. Такую открытку я тоже получала. Пап, пока тебя не было, мы пару раз приезжали с коллегами из фирмы. Так что на этих выходных мы с тобой, наверное, не увидимся. А может, и на следующих тоже.
Понял.
Кстати, Рената считает, что нам пора заняться организацией свадьбы. Она спрашивает, делал ли ты что-нибудь и собираешься ли. Или ты хочешь, чтобы она помогла тебе, или вообще — сама занялась этим?
Где тут ближайшее бомбоубежище? Завтра вступить в дело захочет его бабушка.
Он ответил вопросом на вопрос: Ты по-прежнему хочешь свадьбу в июне, и чтобы бракосочетание и прием прошли в доме?
Ну думаю, да конечно, если ты не против. Собственно, об этом Рената и спрашивает.
Давай на минутку забудем про прекрасную Ренату. Вопрос в том, чего хочет мисс Шарлотта.
Я только беспокоюсь, что тебе выпадет слишком много хлопот. Почти все наши друзья живут в Нью-Йорке. Ты уже думал, где мы их разместим?
Вообще-то, да. Если в большинстве своем они взрослые люди — а я думаю, это так, — будет нетрудно разместить их в отелях и мотелях. Я думал, что буду бронировать — можно начать прямо сейчас — комнаты блоками по разной цене, какие-то на весь уикэнд, какие-то только на одну ночь. Несколько человек мы можем разместить здесь и еще, возможно, пару или две у Блэкменов. Твоя мама еще попросила бы об этом Бернстайнов и Хауардов, но я с ними не вижусь. Впрочем, могу спросить все равно.
На этом месте голос у Шмидта задрожал.
Видишь, папа. Этого я и боялась! Ты переутомился.
Нет, это я просто подумал, как бы взялась за дело мама. Со мной все в порядке, правда. У меня возникла еще одна мысль — для кого-то из гостей подходящим решением будет автобус. Прекрасный комфортабельный автобус отходит с Манхэттена около трех и возвращается как раз после вечеринки, если предположить, что вас поженят в шесть.
Ловко! А ты сможешь управиться с едой и всем таким?
Ни один родитель не сможет «управиться» с таким большим приемом. Я отыщу имя поставщика, который обслуживал свадьбу Парсонов. Ты была на ней? Нам е мамой показалось, что было очень мило. Он сделает все и для вас, кроме оркестра. Это я бы предпочел оставить вам самим впрочем, если вы захотите танцевать под Питера Дучина или Лестера Лэнина… У меня не только цифры. Нужно знать хотя бы приблизительно число гостей. До двухсот пятидесяти мы точно справляемся без проблем. Именно столько принимала здесь Марта, когда поженились мы с Мэри.
М-м-м-м.
Тут еще вот что, видишь, я обо всем подумал. Тебе, наверное, захочется надеть мамино платье. Может, там где-то придется ушить, а где-то немного расставить, но в целом оно должно быть впору. И оно здесь, дожидается тебя.
О. Ты думаешь? Я не знаю.
Если уж речь зашла об одеяниях, сам Шмидт не потрудился даже накинуть халат. Ему нравилось на досуге походить голым, если стояла теплая погода или в доме было хорошо натоплено. На улице было так холодно, что в ожидании прихода Кэрри Шмидт предусмотрительно установил термостат в спальне и другой, на первом этаже, на хороший прогрев — 72 градуса. Кэрри! Шмидт надеялся, что она не проснется и не услышит этого разговора. И все равно, увидев, как она — пусть только что основательно исследованная им — на цыпочках входит на кухню, поникшая, как орхидея, и грациозная, как жеребенок, он воодушевился. Белый махровый халат был ей длинным и смотрелся смешно. «Сам Геспер молит света твоего, Сияющее славой божество!»[37] Шмидт приложил палец к губам, чтобы она осталась безмолвной, как Луна. В ответ Кэрри скорчила рожу — влажно фыркнула, добавив в гримасу какие-то неизвестные Шмидту компоненты, — как в тот раз, когда постучала ему в окно машины. Потом с недовольной гримасой и тоже приложив палец к губам, Кэрри скользнула к нему на колени, обвила его руками и стала вылизывать ему ухо, то, которое не было прижато к телефонной трубке.
Никакой особой спешки нет, сказал он дочери. Если ты не захочешь надевать его, успеешь найти элегантный белый костюм или короткое белое платье. Если хочешь, я помогу тебе искать. Длинное платье — если не мамино — не предполагается, ведь венчаться вы не будете.
Шарлотта хихикнула. Уж это да. Кстати, у нас будет очень милый раввин.
Раввин?
Лиа и Рональд ожидают этого. Так сказала Рената.
Лиа и Рональд?
Это Джоновы бабушка и дедушка! Пап, ты что, не помнишь? Ты же с ними знаком.
Да, конечно, извини.
Он не сможет по-настоящему поженить нас, потому что я еще не могу обратиться, но он произнесет несколько молитв и благословит брак.
Шмидт даже не поморщился, так остро чувствовал он язык Кэрри в своем ухе и ее пальцы на своем правом соске.
Вместо этого он спросил: А для нормальной церкви тоже времени не хватит?
Для какой именно, пап? Ты хоть одного священника знаешь? А в церкви ты когда был последний раз?
На отпевании твоей мамы. Дэвид Хэскелл, так зовут священника. И я определенно с ним знаком.
А до того когда?
Шарлотта, ты прекрасно знаешь, что мы с мамой почти не ходили в церковь.
Ну а в чем тогда, объясни!
Действие наркоза прекращалось. Шмидт подвинул Кэрри с колен.
Сначала ты мне объясни, что значат эти намеки про обращение.
Ровно то, что я сказала. До июня осталось мало времени. Но у меня будет время потом, и, возможно, я обращусь. Уж наверное, в том, чтобы быть еврейкой, больше смысла, чем в том, чтобы принадлежать к епископальной церкви так, как ты к ней принадлежишь. По крайней мере, это настоящее.
Настоящее! Детка, они что, подсадили тебя на какие-нибудь таблетки? Иначе почему не Харе Кришна? Ты что, собираешься зажигать семисвечник и нырять в микву? Уверен, наша милая Рената так не поступает. Это мы тебя так воспитали?
Это, папа, ты в самую точку попал. Мама приучила меня восхищаться еврейскими традициями и с брезгливостью относиться к твоим нападкам на евреев. Ты только послушай себя! Единственное упоминание слова «раввин», и наружу прорвался подлинный Альберт Шмидт, эсквайр. И никаких банкетов и коротких белых платьев — это не для дочери, которая выходит за еврея и собирается притащить раввина к отцовскому крыльцу!
Кэрри будто от природы обладала благородством и хорошими манерами. А может, их привил ей мистер Горчук, который, чем черт не шутит, был московским князем или сыном царского генерала. Благодарный Шмидт с приятным удивлением отметил, что она с каменно непроницаемым видом ушла в дальний угол кухни, где соорудила ему, насколько он мог видеть со своего места, бурбон со льдом. Босиком неслышно порхая туда-сюда, она нашла маленький серебряный поднос и на нем подала стакан Шмидту. А подав, опустилась на корточки, обняла его ноги и, как кошка, стала тереться головой о его колени.
Не думай, что ты кого-то можешь обмануть! В «Вуде и Кинге» это была стандартная шутка: Шмидт и его последняя битва против сионизма! Потому-то тебя так и не подпустили к руководству — половина фирмы бы сразу разбежалась. Спроси мистера Дефорреста. Спроси кого угодно из приятелей, кто там остался. Они скажут, что не хотели иметь антисемита президентом компании.
Натощак чистый бурбон оказывает волшебный эффект.
Джека Дефорреста? Этого знаменитого защитника Израиля? Может, Ника Браунинга? Или Лью Бреннера, нашего образцового американца? Кто из них бросил первый камень? Да нет, это Джон Райкер. Не иначе, продвигая его в партнеры, я был уверен, что его предки приплыли на «Мэйфлауэре»![38]
Папа, да так все думают. Конечно, ты помог Джону, но при этом зажимал нос. А вспомни своих клиентов! Был ли среди них хоть один еврей? А друзей? Только не говори мне про Гила Блэкмена!
Если хочешь считать евреев, детка, пожалуйста. Мне как-то не с руки. Можешь начать со всех тех евреев, которых мы с мамой принимали и здесь, и на Пятой авеню: обеды и ужины, приемы уикэнды… Как ты думаешь?
Это были мамины друзья, а не твои.
Тогда ты права. У меня друзей вообще нет.
Кроме знаменитого Гила Блэкмена!
Да, моего однокашника и соседа по комнате, который не был таким уж знаменитым, когда мы познакомились. Ну ладно, детка. Думаю, ты мне все сказала. Пожалуйста, скажи Ренате, что я вполне поправился, и передай привет Джону и всем остальным. Будет неплохо, если ты мне напишешь до конца недели и сообщишь число гостей, если ты планируешь свадьбу здесь. Если у тебя другое на уме, устраивайте все сами, а я оплачу.
Шарлотта начала что-то отвечать. Не желая слышать ее слов, Шмидт повысил голос: Не смей извиняться. Никогда. Просто будем жить всяк по-своему.
