Темных же, по понятным причинам, сия участь миновала. У нас переход из поколение в поколение случался по мере возрастания внутренней силы мрака, что приходило с жизненным опытом, и с умением подчинять ее себе. Опять же — чтобы не натворить дел. Скрытая внутри, лишенная внешней подпитки, сила находила воплощение в эмоциях и на их пике могла опасно рвануть, материализовавшись в силу внешнюю. У меня так однажды случилось… еле–еле тогда удержалась от глупости. Зато обзавелась своим молчаливым спутником. Кстати, а где он?
— Молчун!
Тишина. И — тишина в мыслях, там, где мы всегда поддерживали разговор и слышали друг друга даже на расстоянии. Мне стало не по себе. Я же без него, как без рук…
— Молчун!..
Паутинное проклятье с треском взорвалось в опасной близости от меня, и я едва устояла на ногах, в отчаянии сжав кулаки. Только бы его не уничтожило тем потоком, что перебросил нас сюда… Я вернусь, я однажды снова найду его… лишь бы он уцелел… И он должен, обязан, он — тьма, а тьму и светом не возьмешь: просочится сквозь него невидимкой и в укромном уголке соберется воедино… Я снова взяла себя в руки. Молчун обязательно уцелеет и наверняка устремится к Песчаному великану, о котором я так поздно вспомнила. А мое дело — внешняя сила. Знать бы еще наверняка, как ставить преграды, Вечность их побери…
Я призадумалась. Внешне аура мага с преградами выглядела как стеганое одеяло. Изнанка ауры — невзрачного серого цвета, внешняя сторона — темно–серого, блеклого, с вертикальными, горизонтальными и диагональными «нитями» цвета определенной стихийной силы. И, признаться, я плохо представляла, как можно «прошить» саму себя. Другого, пожалуй, я бы смогла, теоретически принцип знала, но себя… И выхода не было. Я вздохнула, закрыла глаза и сосредоточилась. Итак, начнем. Разбить ауру на мелкие лоскуты и, отделяя их друг от дуга, пропитать силой и «сшить». Внешняя сила потом будет крохотными каплями просачиваться сквозь лоскуты, пока я к ней не привыкну, а там постепенно можно и снимать «швы», открывая тьме больше доступа.
Мучилась я долго. Так долго, что потеряла ощущение времени. Мучилась, сопела, кряхтела, возилась, вздыхала, ругалась… Но справилась, хотя и из рук вон плохо. Лоскуты получились неровными, разных размеров, «швы» — кривыми… Но и мрак с ними. Расправив плечи, я глубоко вздохнула, потянулась, разминая затекшие от напряжения мышцы, и отогнала призрак боли. Закуталась в плащ, осознав, как замерзла, наконец–то открыла глаза и с любопытством осмотрелась.
Вокруг меня снежным кольцом сомкнулся спящий лес. Величественные древние гиганты, отгоняя скрипом веток шаловливый ветер, не обращали внимания на случайную гостью и продолжали равнодушно смотреть свои черно–белые сны о вечной Снежной луне. Над головой раскинулось угрюмое, мглисто–серое небо, затянутое редкими и тяжелыми темными тучами. Ноги по щиколотку утопали в рыхлом грязном снегу, испещренному глубокими бороздами от моих заклятий. И — никакого вреда лесу или же он пострадал выборочно?
Помедлив, я дошла до кромки леса и углубилась в чащу, проверяя собственные догадки. Осторожно убирая с дороги то свисающие до земли еловые лапы, то запорошенные инеем веточки кустарников, я пригляделась и заметила свисающие с голых веток обрывки черной паутины. Сколько бы я не буянила — лес оказался нетронутым. Видимо, за прошедшие эпохи он насквозь пропитался силой мрака, и уничтожить его не так–то просто… Впрочем, я не особо старалась.
Сев на сугроб, я быстро надела теплые носки и переобулась в сапоги. Ступни в тонких тапочках уже успели окоченеть, и еще некоторое время я зайцем прыгала меж деревьев, отогреваясь. Заодно и заприметила убегающую в чащу волнистую цепочку частых следов. И вздохнула про себя. Еще и с мальчишкой возиться придется, пока мы отсюда не выберемся… А я не уверена, что отсюда можно выбраться. Сюда и попасть–то, если верить легендам, невозможно… Но, как говорится, если есть вход — должен быть и выход. И я его найду. Даже если в обход легендам придется пробивать его самостоятельно и вручную.
Немного отогревшись, я поправила сумку, плотнее запахнулась в плащ, прячась от редких пронзительных порывов вьюжного ветра, сложила паутинные крылья, решив пока от них не избавляться, и отправилась искать парня. И по пути, прислушиваясь к самой себе, блаженно улыбалась. Ничего не могу с собой поделать, но… я маг! Какое же это счастье — владеть силой и ощущать, как она струится по телу, подобно крови, горячая и живая… И я дышала ею, и не могла надышаться, и чувствовала ее, и заранее боялась того момента, когда придется уйти и снова стать не то недочеловком, не то недомагом… Видимо, мы серьезно провинились перед Девятым, если он лишил нас счастья быть собой…
Парень отыскался на краю глубокого обрыва. Стена леса заметно поредела, когда я, перебираясь через сугробы, услышала в нескольких шагах от себя громкое сопение. Обойдя очередное дерево, я вышла на большую поляну, посреди которой рваной раной чернел глубокий обрыв. Я подошла ближе и прислушалась. Сопя, парень что–то невнятно бормотал, не то ругаясь, не то — молясь Вечности. Неслышно ступая, я подошла еще ближе. Мальчишка, словно почувствовав мое присутствие, замолчал на полуслове, и после короткой паузы я услышала тихое и обреченное:
— Добивай уже, и хватит издеваться…
Я удивленно подняла брови:
— И ты в столь юном возрасте готов встретиться лицом к лицу с Вечностью? Не рановато ли за порог собрался?
— А ты можешь предложить что–то другое? — настороженно спросил он, подняв голову.
Я подошла к краю и присела на корточки, с интересом глядя вниз. Парень тряпичной куклой болтался в трех шагах от меня, удерживаемый лишь тонкой тканью рубахи. Везунчик. Каким–то невероятным образом при падении длинный воротник рубахи уцепился за сук выпирающего из земляной стены дерева и удержал немалый вес парня. А тот, боясь шевельнуться, только тихо сопел от досады.
Хмыкнув, я улыбнулась и миролюбиво заметила:
— Ну, например, могу предложить вытащить тебя отсюда. Если хочешь, конечно.
— Хочу! — в голубых глазах вспыхнула отчаянная мольба.
— Давай руку, — я протянула ему ладонь, и с кончиков моих пальцев сползла паутина, свиваясь в тугую веревку. — Давай, не бойся.
Парень живо уцепился за протянутую веревку, и я, слегка потянув ее на себя, в два счета выволокла своего собеседника из оврага. Взлетев и описав дугу, он с писком приземлился в рыхлый сугроб, в котором и утонул с головой, выставив наружу лишь болтающиеся ноги. Не рассчитала силу с непривычки, бывает… Я устало вздохнула и ухватила брыкающиеся ноги, извлекая парня из снега. Сев, он долго отплевывался, фыркал и протирал глаза, а я терпеливо ждала, опершись спиной о дерево. И когда мальчишка, наконец, поднял на меня глаза, спросила:
