— Погодите!
Аркадин бежал вслед за мной. Он потерял шляпу, полы его широкого пальто развевались за его спиной, как крылья летучей мыши. Он задыхался. Служащий остановил его у первого же пропускного пункта. Я уже не волновался. Все билеты были проданы.
Мне посчастливилось впервые в жизни стать свидетелем того, как богатейший в мире человек останавливается перед преградой, которую не может смести. Он вытащил бумажник и, размахивая долларовыми бумажками, кричал и требовал, но все напрасно. Свободных мест не было.
Последние пассажиры торопились пройти на посадку. Он в отчаянии вопил:
— Послушайте, ради бога, послушайте! Мне необходимо попасть на этот самолет. Я заплачу любую сумму. Тысячу долларов. Десять тысяч долларов!
Пассажиры оборачивались, прислушивались и, может быть, даже колебались. Если бы кто-нибудь из них согласился на эту сделку, я пропал.
— Я Аркадин!
Я остановился в дверях и тоже стал кричать дурацким голосом:
— Брось валять дурака! Если ты Аркадин, то я Дед Мороз!
Пассажиры рассмеялись. Стюардесса отвернулась от него.
— Прошу побыстрее, леди и джентльмены, поторопитесь.
Снег пошел еще гуще, заглушая все звуки, и уже не слышно было голоса Аркадина. Он потонул в гуле пропеллеров.
Глава 3
В Барселонском аэропорту Райны не было.
Я послал ей телеграмму из Цюриха, правда, трудно было рассчитывать на то, что она успеет получить ее вовремя. В рождественскую ночь плохая надежда на почтовые услуги. Особенно в таком месте, как Сан-Тирсо. К тому же сегодня утром все просыпаются позже обычного. Почтовая служащая, слуги в замке и Райна в своей кровати инфанты. Замок Спящей Красавицы. Так она однажды в шутку назвала его, и отец сразу же его приобрел. Я надеялся найти там убежище. Единственно возможное для меня. Но не мог туда добраться, потому что он был заколдован. Впрочем, я не знал наверное, где сейчас Райна.
За время полета из Мюнхена я продумал множество вариантов. Осталась ли она ждать меня в замке, как обещала? С ней должен был быть Боб. Но Боб такая зануда, что она могла удрать от него в Барселону. Или поехать на всенощное богослужение в Монсерра.
В ее отсутствие замок оказался бы для меня не местом спасения, а смертельной ловушкой. Тюрьмой.
Но у меня была фора перед Аркадиным. Правда, это был всего лишь мой домысел, никаких серьезных оснований думать так у меня не было. Нечего и говорить, что, как только я улетел из Мюнхена, Аркадин сделал все, чтобы догнать меня. Зафрахтовал самолет. Но полет на столь дальнее расстояние не может конкурировать с коммерческой авиалинией. В плохую погоду, которая держалась на всей трассе, он не мог прибыть в Барселону раньше, чем за десять часов. Это меня утешало. Это давало мне возможность добраться до Сан-Тирсо и найти Райну.
Правда, он мог распорядиться по телефону, и меня могли схватить, как только я появлюсь в замке или просто в городе.
Но коли я условился с Райной встретиться в аэропорту, лучше сидеть на местё. Самолет приземлился в семь утра. К этому часу почтовое отделение должно открыться. Добавим сюда время на то, чтобы получить телеграмму, надеть пальто и выехать в аэропорт.
Я следил за медленно подвигавшейся стрелкой часов и считал минуты. Я с ума сходил от нетерпения; я буквально физически ощущал, как каждое мгновение приближает ко мне Людоеда. Я вспомнил, что в ту ночь из Мюнхена вылетали три самолета, не считая самолетов других компаний. Может быть, Аркадин купил билет на один из них и теперь стремительно приближается к Риму или Милану. Так что ему только часть пути придется проделать на частном самолете. Значит, я проиграю еще два-три часа.
Один из выигранных мною часов уже истек, пропал в туманном одиночестве аэропорта, в нервном ожидании и бесполезном всматривании в дорогу, ведущую в город. Сказка приобретала очертания кошмара.
Я уже порядком надоел всем бесконечными вопросами и просьбами о чашечке кофе, с которой все равно не мог мирно устроиться, и то и дело выбегал за дверь при малейшем шуме, а потом опять в буфет, согреться, потому что на поле дул пронизывающий ветер. Меня наверняка принимали за какого-то подозрительного типа. Тем более что я был без багажа. У меня вторично проверили паспорт, и я опять мысленно возблагодарил свою матушку за то, что она одарила меня американским гражданством. Но вот будет забавно, если здешние полицейские получат на мой счет инструкции…
В конце концов я тоже мог прибегнуть к защите полиции. Странно, что мне раньше это не пришло в голову. Недоверие, которое я к ней испытывал, было результатом моей пятнадцатилетней— не вполне респектабельной, скажем так, — деятельности. К тому же мне мешала гордость. Точнее, тут был вопрос этики. Я и вообще не был фискалом. А тем более не мог донести на отца Райны. И она никогда бы мне этого не простила.
А зачем мне свобода, если я до конца жизни не смогу избавиться от презрения Райны? Я, который всегда особенно остро переживал его, когда оно исходило от других, даже от тех, кто ничего не значил в моих глазах, не вынес бы презрения девушки, которую любил.
Аркадин хладнокровно убил пятерых — затем только, чтобы его дочь не узнала, что когда-то он был мелким жуликом. И если удастся, убьет шестого.
Эта мысль вывела меня из прострации, в которой я производил в голове разные расчеты и предположения, от которых становилось муторно, и я опять нервно зашагал по залу, как зверь в клетке.
Было уже половина девятого.
По радио объявили о прибытии самолета из Танжера, и тут же голос, звучавший глухо и тяжело, как молот, спросил, находится ли в порту мисс Аркадин. Я вскочил, натянутый как струна, околдованный этим нечеловеческим голосом, назвавшим имя Райны.
— Se llama la senorita Arkadin… Atencion… la senorita Arkadin. Вызываем мисс Аркадин.
Вызывал по радио ее отец из частного самолета. Дрожа от усталости, голода и животного страха, я стоял, ожидая, с угодливой улыбкой.
— Сеньорита Аркадин, вас встречают.
И только тогда я бросился к ней, чуть не сбив с ног служащего.
— Райна! Райна! Наконец!
Я боялся, что мне не удастся сдержать себя и я разражусь истерическими рыданиями прямо на глазах удивленной девушки, сопровождающего ее бессловесного, нерасторопного Боба и всех испанцев. Я прижал Райну к себе, спрятал свое возбужденное лицо в воротник ее пальто. От него исходили тепло и знакомый аромат. Антей обретал силы, коснувшись земли. Я пришел в себя.
— Райна, я должен поговорить с тобой.
В этот момент к нам подошел какой-то тип в форменной одежде.
— Сеньорита Аркадин, ваш отец просит вас. Очень срочно.
Я не выпускал ее руки.
— То, что я хочу сказать, тоже очень срочно, Райна. Очень.
Она ничего не могла понять, но мое лицо испугало ее.
— Твой отец будет здесь через несколько минут. Но сначала выслушай меня.
Я увлек ее к скамье. Боб разглядывал рекламные плакаты.
— Райна, когда будешь разговаривать с отцом, убеди его, что мы провели сейчас вместе не меньше часа. Он должен поверить, что я успел рассказать тебе…
— Да что рассказать?
Я не мог уложиться в несколько слов, не мог объяснить все в этом зале ожидания. Да еще на глазах служащего, который кругами ходил около нас, ни на секунду не выпуская Райну из поля зрения.
— Сеньорита, благоволите проследовать со мной в радиорубку, я свяжу вас с мистером Аркадиным.
Она автоматически повиновалась. Я поплелся за ней, бормоча на ходу:
— Райна, если я для тебя хоть что-нибудь значу, скажи ему. что ты все знаешь. Я потом объясню. Ради бога.
Мы подошли к винтовой лестнице, которая вела в радиорубку.
— Но в чем дело, Гай? Это все так непонятно.
Я схватил ее за руку с отчаянием тонущего.
— Я только спасаю свою жизнь.
Она стала подниматься по лестнице. В рубке слышался громоподобный голос Аркадина.
— Он летит в итальянском «пайпере», — пояснил радист, с готовностью уступая свое место. — Сейчас он в нескольких километрах от берега. Ждет вас больше четверти часа. Кажется, он здорово… ну да сами послушайте.
Он протянул Райне микрофон, снял наушники, включил рубильник, и голос Аркадина заполнил комнату.
— Моя дочь. Я хочу говорить с моей дочерью. Немедленно.
Она взяла микрофон.
— Я здесь, отец. В чем дело?
Голос ее звучал ровно, но в глазах, обращенных ко мне, застыл вопрос.
— Ты видела ван Страттена?
Я схватил ее за руку и крепко сжал.
— Да, отец, он здесь, со мной.
Долгое молчание. Потом вновь раздался голос, искаженный пространством, в котором слышалось смятение, может быть, молчаливая мольба.
— Не слушай его, Райна. Не позволяй ему ничего говорить, пока я не прилечу. Я буду через несколько минут. Не слушай его.
Рука Райны сжала хромированную поверхность микрофона.
