с подводка отпустила.
– Ну так и я отпускаю. Он вроде послушный. А тут прям на него нашло.
– Да вообще. Я звала-звала, а он словно с цепи сорвался.
– Да дразнили поди. Ну все, все, – поднимает он мое лицо к себе, в глаза смотрит. – Все будет хорошо.
– Обещаешь? – шепчу я, окунаясь в голубой омут его глаз.
– Обещаю, малыш, – мягко целует он меня и к себе ближе прижимает.
Глава 31. Кирилл
О да, мне все это хотелось ей сказать.
Что она сама виновата! Что не смотрела за псом! Что с поводка спустила! Что вместо того, чтобы говорить с хозяином, начала сама принимать участие в собачьей битве.
А если бы ее укусили?! Нет, блядь, а если бы ее укусили?! В руку, ногу, лицо?!
Она мало того, что о псине своей не думает, она о себе, идиотка, не думает! Как же хочется ей по заднице ее надавать, наорать, встряхнуть, а не шептать это слащавое: «обещаю».
О чем она вообще думает – непонятно.
Сердце до сих пор колотится, как психованный бладжер из любимого детского фильма. И сегодня я определенно стал ближе к старости и седине, когда увидел, как она пыталась разжать пасть добермана, сдавившего тельце щенка.
Выглядело это, как будто заяц пытается разжать капкан, в который попал его собрат.
Ладно, что уж говорить, испугался я нехило.
Даже не подумал о той силе, с которой оттолкнул ее на землю. Но все уже прошло, за рулем я гнал, как больной псих, собирая все красные светофоры и сплошные, но зато немного успокоился, спустил пар.
Одно то, что она сейчас здоровая и невредимая в моих руках значит для меня больше, чем одобрение этой дебильной игры.
Если подумать, то лицо основного персонажа можно чуть изменить. Не смертельно. Только чтобы малышка не волновалась и снова была податливой и нежной.
Игры в насилие могут быть неплохими, но когда она сама этого хочет, а не сопротивляется от нелепой обиды.
Еще раз поцеловав ее, ощутив, что она полностью расслабилась, а вместе с ней и я, потянул ее к дивану. Клиника не самая дорогая, но она была первая на пути. Но, что странно, народу тут почти не было.
Мы просидели рядом, не сказав друг другу ни слова, час точно. За это время я только успел написать несколько сообщений главному дизайнеру, который в ответ на мое требование сменить лицо главному персонажу молчаливо выражался злобными и рыдающими смайликами…
Я все понимаю, за несколько часов до основного выпуска будет сложно это сделать. Но хорошо, что еще не стали распространять на скачивание. И чем больше я об этом думаю, тем больше злость на самого себя. И что мне дернуло именно ее слепить?!
Зачем? Зачем?
Может быть, потому что понимал, что нам придется расстаться.
Рано или поздно мне придется ее отпустить. И мне хотелось сохранить хотя бы это. Память о том, какой послушной она может быть. Какой податливой. Какой нежной. И какой дикой, когда я этого требую. Идеальная глина, которой можно придать любую форму.
И потом отдать другому?
Одна мысль об этом, о том, что какой-нибудь святой Игорь будет пользоваться идеальным произведением искусства, приводит меня в ярость. Я шумно выдыхаю, прижимая Лену к себе крепче.
– Тоже переживаешь?
– Очень, малыш. Очень.
Как бы я ни привязался к шавке, это всего лишь собака. Я просто куплю Лене другую, точно такую же.
– Ты такой замечательный, Кирилл, я так люблю тебя, – хнычет она мне в плечо, но тут меня от раздумий, стоит ли ее подбодрить обыкновенным и беспроигрышным «я тебя тоже», отвлекает голос врача. Кроме него тут есть еще администратор, которая сидела все это время в телефоне, и помощница врача, взрослая женщина.
– Кто у нас тут хозяева Йорика?
– Мы, – поднимаемся вместе. Врач молодой коренастый парень, судя по всему, настроен позитивно. Даже чересчур, я бы сказал.
– Жить будет. Но ночь я бы подержал его, для наблюдения.
– А что с ним?
– Рваные раны, шок, но не более. Жить и бегать он точно будет, как раньше.
– Спасибо, спасибо вам! – бурно радуется Лена и обнимает врача. Я тут же ее на себя тяну. – Ой, извините.
– Ничего. Пойдемте, поглядите на этого бойца и можете идти отдыхать.
– А может, я с ним останусь? Ты, Кирилл, езжай.
– Ну вот еще. Домой поедем, утром заберем воина. Ведите, доктор, – или как вас там, ветеринар. И почему каждый мужик считает, что если Лена ему улыбнулась, то можно уже влажно о ней мечтать?!
– Кстати, если вам далеко ехать, у нас есть ординаторская, – показывает этот придурок дорогу, а Лена снова благодарно улыбается.
– Кирилл, ну правда. Я хочу остаться.
– А я хочу, чтобы твои ссадины осмотрел нормальный врач в нормальной больнице. Так что смотри Йорика, и поехали.
– Вы внимания не обращайте, – уже не переживает Лена и ахает, когда мы заходим в палату, где лежит единственный на кушетке забинтованный, бездвижный пес. – А почему глаза закрыты?
– Мне нужно было ввести его в сон, чтобы почистить раны. Он спит, с ним все хорошо.
Мы некоторое время смотрим на Йорика.
– Хорошо, что все обошлось, – хлопает по плечу ветеринар Лену, а та кивает и слезы глотает. Нет, я вообще, получается, не выгляжу внушительно, раз какие-то хлыщи позволяют себе меня не замечать. Отодвигаю врача и смотрю в его влажные глазенки.
– Вернусь за псом утром. Если с ним что-то случится, я тебя и твою клинику с землей сровняю. Понял?
– Угрожать не обязательно. Я вас понял. Хотел спросить, а Лена свободна?
– А я кто по-твоему?
– А? Да? Просто она такая молодая… – я невольно смотрю на Лену, которая одета в джинсы, кеды, большую кофту. Сейчас она выглядит еще младше своего возраста. Впору почувствовать себя извращенцем снова. Но, в конце концов, разве это дело этого придурка?
– Ты слишком разговорчивый для ветеринара. Твоя задача вылечить пса.
Забираю Лену и плачу на кассе, потом веду ее в машину. Она всю дорогу молчит, а я киплю от злости. Какого хрена меня ее дядей считают?
Глава 32. Кирилл
До больницы мы доехали в молчании. И я был рад этому. Во мне до сих пор кипело раздражение, и нужно было срочно его куда-то слить. И я, конечно, слил на врачей в частной клинике, которые убеждали меня, что укол от бешенства не требуется, а пару порезов они уже обработали. Я вспомнил, что, собственно,
