Southwest Airlines много раз выигрывала конкурсы на самую надежную, быструю и прочую самую-самую авиакомпанию. Она реже всех теряет багаж и задерживает рейсы, у нее меньше жалоб от пассажиров. Ее самолеты летают чаще, чем у конкурентов, время обслуживания между рейсами – пятнадцать минут, тогда как другим компаниям требуется полчаса или больше. И при всем этом средняя зарплата ее сотрудников на двадцать процентов ниже рынка. А соотношение членов экипажа и количества пассажиров втрое меньше. В чем секрет? Почему люди соглашаются работать больше, аккуратнее и быстрее за меньшие деньги? Почему пилоты не считают зазорным помочь в уборке салона или погрузке еды на борт, чтобы вылететь вовремя? На чем держится такая «эксплуатация»?
Секрет в особой корпоративной культуре, которую компания активно рекламирует и утверждает, – в Southwest Airlines веселый коллектив и всегда праздничная атмосфера. Пилоты, например, летают в шортах-бермудах и футболках. Ради этого многие согласятся работать за меньшие деньги. Уже тридцать лет как эта модель работает. Одно серьезное «но»: в процессе отбора кадров сознательно отсеиваются чересчур амбициозные кандидаты и те, у кого нет чувства юмора. Там не нужны люди, рассчитывающие на карьерный рост, пилоты, которые хотят водить самый большой самолет на свете и посмотреть весь мир.
Вот, например, что было написано в объявлении о приглашении на работу в Southwest Airlines: Work at a place where wearing pants is optional. Not to mention high-heeled shoes, ties and panty hose. Because at Southwest Airlines we do things a little differently. And it´s obvious just by looking at us, especially when we don´t wear pants… We are always looking for people who take their job seriously, but not necessarily themselves. So, if you are a bit of a ham and usually allergic to stuffy uniforms call our Job Hotline [49] .
Недаром эта замечательная идея попала в учебники. Я бы, правда, не пошла к ним, потому что для меня важно зарабатывать много и как можно чаще. Престиж тоже не пустое слово. Я серьезно к себе отношусь и хочу прогрессировать. Будь я пилотом, мне бы не захотелось летать в бермудах и помогать чистить салон между полетами. И никакие шутки-прибаутки ситуацию бы не исправили.
На своей нынешней работе в KPEY я готова сидеть ночами, часто беру дополнительную нагрузку. Если по статусу ее должен был делать мой начальник или даже начальник начальника, это поднимает меня в собственных глазах. А потом – я рассчитываю на бонус. Назло тыквам из отдела кадров. Но речь только обо мне, а у Southwest Airlines есть и будет более чем достаточно кандидатов, которые мечтают работать совсем по-другому.
Southwest Airlines – это слаженный коллектив со своей атмосферой, традициями, нормами поведения, устоявшимися связями между людьми, взаимовыручкой и командным духом. KPEY — это царство одиночек, которые время от времени заключают по необходимости стратегические альянсы. И каждый готов к тому, что напарник завтра объявит об увольнении, а еще через пару недель ты перестанешь о нем вспоминать.
Глава двадцатая Люксембург
Все-таки они меня позвали! Вместо подготовки к интервью я читаю Cold Steel: Lakshmi Mittal and the Multi-billion-dollar Battle for a Global Empire [50] – биографию Лакшми Миттала и историю слияния двух сталелитейных гигантов, написанную Тимом Буке и Байроном Ози.
Лакшми Миттал родился в Индии, в довольно бедной, по европейским меркам, семье розничного торговца. Как и многие индусы, Лакшми поехал искать счастья и денег на чужбину, так как сорок лет назад в Индии ловить было практически нечего. В Индонезии он основал фабрику по переработке металлолома. Было ему тогда лет двадцать пять. Потом еще одну. И еще. С ним в Индонезии работал и мой будущий начальник – Мистер А., который в ту пору был просто кассиром. Многие индусы, кто начинал с Митталом, остались ему верны до сих пор. Ездили работать то в Тринидад, то в Мексику, то в Казахстан, то в Румынию, то в Украину – словом, туда, где были нужны проверенные люди.
Во времена приватизационных волнений 80-х и 90-х годов в Восточной Европе Миттал специализировался на скупке полуразрушенных заводов с дешевыми ресурсами и рабочей силой, тут производилось много низкосортной стали. Arcelor был основан в 2002 году в результате слияния трех бывших государственных предприятий: французского Usinor , люксембургского Arbed и испанской Aceralia . История каждой из этих компаний длится уже лет сто пятьдесят. Arcelor был знаменит в Европе своей инженерной мыслью, уникальными разработками и корпоративной культурой. Это был европейский аристократ, специализировавшийся на высокотехнологичной и нержавеющей стали.
В начале 2000-х Миттал был первым сталелитейщиком в мире, Arcelor – номером два. Они идеально друг друга дополняли, так как не пересекались почти ни в одной стране, не имели общих клиентов и общих рынков сбыта. С точки зрения Миттала, слияние в той или иной форме напрашивалось. Не так думали в Arcelor . Их генеральный директор как-то пошутил, что Миттал выпускает дешевый одеколон, тогда как его компания производит парфюм. По мнению европейцев, он был парвеню и голодранец.
Совершенно очевидно, мирного слияния быть не могло. У Лакшми Миттала остался лишь один выход – захватить Arcelor силой денежных знаков, то есть скупив его акции на рынке. Об этом было официально объявлено акционерам компании в 2006 году. На эту сделку века должны были дать разрешение антимонопольные комитеты и фондовые комиссии всех стран, где торговались акции хотя бы одного из предприятий, – США, Франции, Люксембурга, Бельгии, Испании, Нидерландов, – и Еврокомиссия.
Миттал нанял команду юристов, инвестиционных банкиров, лоббистов и пиарщиков, которым платил примерно миллион долларов в день в течение полугода. Она состояла в основном из талантливых и амбициозных выскочек из стран третьего мира: арабов, пакистанцев, ливанцев, индусов и им подобных – с гарвардскими или сорбоннскими дипломами. Arcelor защищался при помощи консультантов и советников, близких к руководству компании. Исход битвы был предрешен, потому что рано или поздно предприятия, которые неэффективно управляются и противятся глобальному развитию, либо разоряются, либо с кем-то сливаются. Интрига в другом – как именно разные экономические агенты действуют в подобной ситуации. Люксембургское правительство повело себя очень мудро. Душой и сердцем оно конечно же было за прежний Arcelor , но при этом не стало принимать никаких протекционистских законов, чтобы признать сделку недействительной. Хотя могли. Но такие политически мотивированные меры оттолкнули бы весь остальной международный бизнес и испортили бы репутацию герцогства как международного налогового оазиса под названием Taxembourg . Скрепя сердце правительство решило: пусть восторжествует справедливость и акционеры сами решат, что им выгоднее. Лишь бы штаб-квартира осталась в Люксембурге.
