Она мнется, пыхтит, пытаясь подобрать слова, потом раздраженно всплескивает руками и выдает:
— Что я тебе могу дать взамен? Волшебную писю?
Блядь.
Только не ржать. Хотя хочется.
Лерка не замечает моего состояния и продолжает ворчать:
— Получается, что я тебе обязана. Что ты как бы покупаешь меня.
Чудная.
— Это просто подарок. Их надо уметь принимать с достоинством.
Эльвира брильянты, которые стоят гораздо дороже любого телефона, принимала с видом королевы. Никакого бреда из разряда «ты меня покупаешь». Достойно, с искренней благодарностью. Ёжик так не может. Не привыкла.
Мне нравится в ней это. Местами наглая, беспардонная, но в тоже время бескорыстная. Я по привычке ищу в ее глазах звонко щелкающий калькулятор. Он всегда появляется, стоит только поблизости появиться легкомысленной особе женского пола. Но в Вознесенской этого нет. Вот хоть ты тресни, нет и все. Хотя по легкомысленности она бьет все рекорды.
Я вижу, что подарок ее реально напряг, что нет никакой алчности, прикрытой ложной скромностью. Все по-настоящему.
Один из немного моментов, когда я ее зауважал.
— Лер, не накручивай. Я занятой человек. Мое время слишком дорого стоит, чтобы тратить его впустую. Поэтому мне важно, чтобы ты была на связи.
— Я на связи, — возмущается и тут же скисает, вспомнив про свой убогий телефон, — мама обещала взять мне новый в кредит. Через пару месяцев… если не накосячу.
— Накосячишь, — киваю убежденно, про себя добавляя, что через пару месяцев мы скорее всего будем уже не вместе, — так что бери и не майся дурью.
— Не могу, — упрямо качает головой.
— Можешь, Лерочка. Можешь. Не расстраивай дядю Демида.
Она только фыркает, дескать тоже мне дядя нашелся, и отворачивается.
Где это вообще видано, чтобы мужчина упрашивал девушку принять подарок?
Который от чистого сердца, между прочим. Ну еще и из корысти, конечно. Я люблю удобство, а Вознесенская с допотопным телефоном — это не удобно, это раздражает.
— Просто пойми, Лер, что если в следующий раз я позвоню, а ты опять будешь недоступна, то я ждать не стану. Развернусь и уеду. Я не мальчик, и не пылкий юнец, готовый часами ждать под окнами прекрасную даму. Если нет. То нет. Я найду кому позвонить.
Да, это грязный шантаж, и нет, мне не стыдно.
Она тут же вспыхивает:
— Например Вобле в красном?
— Вобле?
— Да. Той самой, которая была с тобой при первой встрече.
Мне требуется несколько секунд, чтобы понять о ком речь.
— Воблу, как ты выразилась, зовут Эльвирой. У нее два высших образования, свой бизнес и идеальный вкус.
— Так женился бы на ней, раз она такая идеальная.
Я невольно морщусь, вспоминая, что этим и собирался заняться, но благодаря временному помешательству взял тайм-аут.
— Может и женюсь. Потому что в отличие от некоторых она всегда на связи.
Подслащать пилюлю, и вешать на уши лапшу не в моих правилах. Я ничего ей не обещал, и не собираюсь. Пусть знает. Я такой, какой есть. Ради нее меняться не стану. Так что, если хочет — пусть подстраивается.
Лера смотрит на меня, не скрывая возмущения:
— Какой же ты…
— Какой? — хмыкаю, глядя ей глаза. Жду реакции.
— Такой! — рявкает она, а потом запихивает пакет с телефон к себе в сумку, — все?
Доволен?
— Более чем, — прикасаюсь к ее пылающей румянцем щеке. Кончики пальцев обжигает мягкостью. Кайфую.
Лера замирает, перестает ворчать, а потом сдается. Прикрывает глаза, прижимаясь щекой к моей руке. Иголки убраны. Сейчас она больше похожа на ласковую кошку, чем на Ежа. Ее отзывчивость сводит с ума.
Мне хочется поцеловать ее прямо здесь, сейчас в машине, но понимаю, что тогда не смогу остановиться, а обочина проспекта совсем не то место, где хочется придаваться плотским утехам.
— Ладно, Волшебная пися, поехали. У нас еще есть время.
— Сам ты пися! — тут же возмущается она, растеряв всю свою покорность.
Мы снова выворачиваем на дорогу. Она продолжает бубнить что-то по поводу человеческой вредности, невоспитанности и неадекватности, а у меня внутри черте что творится. Давненько мне не хотелось так смеяться. Как она это делает? На пустом месте, всего парой слой выбивает меня из привычного спокойного состояния. Точно ведьма!
И я знаю, как ее наказать за непослушание.
Она без вопросов принимает тот факт, что вместо обеда мы едем ко мне домой.
Наоборот, стреляет в мою сторону шальным взглядом, от которого в штанах становится тесно, и тут же отворачивается. Краснеет.
Это чертовски красиво, и еще чертовски возбуждает.
Она все еще стесняется, не может на меня смотреть и чертовски сильно краснеет.
Я уже забыл, каково это. Мои женщины всегда взрослые, уверенные, знающие себе цену или профессионалки самого высокого уровня, а тут девчонка. Молодая, свежая, нетронутая.
Оказавшись в квартире, я теряю последние остатки выдержки.
— Иди ко мне.
Она делает первый шаг. Щеки горят, в глазах лихорадочный блеск, губы приоткрыты. Чертовски сексуальная рыжая ведьма! Пока еще не понимает этого, не осознает своей власти, сражая наповал невинностью.
— Раздевайся.
Без вопросов. Молча. Стягивает с себя шорты и светлые хлопковые трусы. Когда-нибудь я запакую ее в черное кружево, а потом порву его на хрен.
Рывком разворачиваю к себе спиной, давлю на поясницу, заставляя прогнуться, а потом и вовсе укладываю лицом на стол. Нет терпения, чтобы быть нежным.
Руку опускаю на промежность, бесцеремонно раздвигая нежные складки — они горячие и непростительно мокрые. Меня прет от того, насколько она отзывчивая и податливая, как глина, из которой можно вылепить что захочется. И я предвкушаю этот процесс, с каким-то нетерпением, азартом.
Хлопаю ее по заднице, и тут же снова придавливаю к столу, потому что она возмущенно дергается, пытаясь освободиться. Не выйдет, дорогая моя. Ты теперь принадлежишь мне.
— Демид, — Лерка стонет, когда я зажимаю, наваливаясь всем телом, одним движением входя до упора.
