Невольница перевела и вопрос Сандарра, и ответ Лоркана.
— Ни в самом Силл-Мантайне, ни в окрестностях нет никого, кто рискнул бы напасть на это форт, вне зависимости от того, охраняют его мои воины или нет, — ответил он. — Но я не знаю, не ждут ли дуб галл из Вик-Ло своего шанса, чтобы напасть на нас.
Сандарра рассмешило его предположение.
— Гримарр плевать хотел на этот жалкий, вонючий, дерьмовый свиной хлев, называемый фортом, — ответил он, давая выход своим истинным чувствам и не сомневаясь, что Роннат смягчит его слова. — Он хочет получить только свое серебро из Ферны и готов отправиться за ним в любой момент. И он будет удерживать тебя здесь как можно дольше, чтобы ты не двигался к побережью, где сумеешь ему помешать.
Предположение Лоркана о том, что Гримарр попытается напасть на форт, казалось просто абсурдным. Но дело было не только в этом. Между словами, даже несмотря на то, что рабыня пыталась их смягчить, Сандарру слышался намек на то, что Лоркан все еще ему не доверяет. Он понял, что ирландец подозревает: Сандарр до сих пор на стороне своих земляков.
Тоже полная чушь! У Сандарра земляков не было. Он сам себе земляк. Датчане, ирландцы, норвежцы — он ненавидел их всех и был предан только себе самому. Они с Лорканом много месяцев вынашивали свои планы. Именно благодаря Сандарру Лоркан узнал, что стоит напасть на драккары, когда те будут возвращаться из Ферны. Только Сандарр не смог предусмотреть, что Фасти припрячет награбленное. Но у него возникло такое ощущение, что Лоркан ему не до конца поверил.
Однако, откровенно говоря, ему было наплевать, поверил ему Лоркан или нет. Сандарр никому в верности не клялся, никому не доверял и сам в ответ не ждал ни верности, ни доверия. Когда это все закончится, он станет хозяином Вик-Ло и не будет ссориться с ирландцами. У него не было сил, чтобы в одиночку добиться своей цели. Но он понимал, что если свести вместе Лоркана и Гримарра, они ослабят друг друга, а если повезет, даже убьют.
Чтобы воплотить свои планы в жизнь, Сандарру был необходим Лоркан. Он собирался натравить его воинов на дружину Гримарра — в результате и ирландцы, и датчане будут разбиты наголову. При этом нельзя было допустить, чтобы Лоркан догадался о двойной игре Сандарра, и тот мог на это надеяться, поскольку умом Лоркан явно не блистал. Но Сандарра начинало охватывать отчаяние, потому что Лоркан не желал прислушиваться к голосу разума.
— Слушай меня, Лоркан, тупой бык, — гнул свое Сандарр. Теперь привычка Роннат смягчать его слова откровенно его забавляла. — Есть вещи, недоступные твоему пониманию. Эти козы, которых вы, ирландцы, называете лошадьми, могут передвигаться быстрее человека, но с драккаром им тягаться не по силам. Если мы не окажемся вовремя на месте, не будем поджидать Гримарра, у нас не останется шанса его перехватить. Сегодня ветер дует с северо-востока, как и всю прошлую неделю. Если так и будет продолжаться, корабли Гримарра понесутся вдоль побережья быстрее, чем бегает твой самый быстрый конь. Кораблям не нужно останавливаться, чтобы поесть и попить. И отдых им не нужен.
Сандарр откинулся назад. Он ожидал, что Лоркан отмахнется от его слов. Ожидал, что Лоркан со своими воинами начнет глумиться над ним, и Роннат предпочтет эти шутки не переводить. Но Лоркан отреагировал совсем иначе. Почему-то упоминание о драккаре задело его за живое: Лоркан повернулся к одному из своих помощников, понизил голос и заговорил совершенно неожиданным для Сандарра тоном.
А потом Лоркан обратился к Сандарру, Роннат перевела. Ответ ирландца поразил Сандарра.
— Лоркан сказал: хорошо, завтра выдвинемся в путь. | И конные, и пешие. Расставим их там, где договаривались, и станем ждать весточки о том, что Гримарр отчалил. — Роннат замолчала, когда Лоркан заговорил опять. Затем рабыня перевела: — А еще Лоркан сказал: и лучше бы тебе не ошибиться.
Несмотря на все приготовления, спустить «Скиталец» на воду оказалось задачей не из легких. Из-за бесконечных дождей земля размокла, валики не прокручивались, и толкать драккар на спусковых салазках оказалось неожиданно тяжело. И только когда Агхен принес ведра с жиром и салазки с валами щедро смазали, корабль сдвинулся с места.
Когда начался прилив на реке Литрим, Торгрим и его люди стали толкать судно и тащить его за канаты, привязанные к корпусу. Вода заметно отступила к тому времени, как «Скиталец» спустили на воду. В какой-то момент драккар намертво увяз в илистом дне, но в следующее мгновение корма корабля закачалась на воде и судно немного развернуло течением. Еще одно усилие, и драккар ожил, превратившись из мертвой посудины, застрявшей в иле, в изящное творение рук человеческих, которым и являлся на самом деле, и снова стал подчиняться любому движению тянущихся к берегу канатов.
И даже это волшебное превращение, радостное мгновение для каждого моряка, не смогло развеять мрачное настроение Торгрима Ночного Волка.
Весь день настроение было хорошим, даже несмотря на то, что Великан Гримарр явился на берег реки, чтобы успокоить его и заручиться его верностью на следующую неделю. Гримарр полагал, что оказал Торгриму великую честь тем, что самолично спустился к реке, а не послал Верен или Хильдера, чтобы пригласить Торгрима в свой дом. Торгрим это понимал, но почему-то гордости не ощущал. А потом Гримарр ни с того ни с сего бросился прочь, не сказав ни слова.
К тому же досаждало упрямое нежелание «Скитальца» спускаться на воду. Откровенно говоря, с подобного рода трудностями нередко сталкиваются те, кто имеет дело с кораблями. Никогда и ничто не идет гладко. Но Торгрима почему-то это невероятно угнетало. Его не радовало то, что его драккар, похоже, не хотел возвращаться в море. Самому Торгриму это казалось плохим знаком.
Поэтому, даже когда судно уже покачивалось на волнах, пришвартованное канатами из китовой шкуры, Торгрим ощутил, как его охватывает дурное настроение — это отвратительное, иногда непреодолимое чувство, которое накатывало на него на закате. Окружающим был хорошо ведом этот его настрой. Именно он и снискал Торгриму славу Ночного Волка. И те, кто хорошо его знал, старались держаться подальше, когда Торгрима охватывала тоска, а тех, кто его не знал, шепотом предостерегали. Ходили слухи, что Торгрим — оборотень, что с наступлением темноты он порой превращается в настоящего волка.
Сейчас, когда солнце стремительно катилось за горизонт, Торгрим стоял в полусотне шагов от кромки воды, скрестив руки на груди, стянув на плечах плащ, как будто пытаясь под ним спрятаться. «Скиталец» подтащили как можно ближе к берегу, и угол крена мачты, которую вновь установили на драккар, подсказал Торгриму, что из-за отлива корабль начинает снова затягивать илом. Ему казалось, что это он увяз, что его затягивает трясина.
Команда выстроилась в ряд от берега к носу корабля, как муравьи возле капли меда на земле, и стали передавать припасы, оружие и необходимые вещи с поросшего травой берега тем, кто перегибался через борт. Когда все погрузили, на берегу еще оставалась внушительная куча добра. Сейчас они брали с собой только то, что могло им понадобиться в недельном плавании: еду, воду и минимум вещей. Остальное они погрузят на корабль, когда вернутся в Вик-Ло, став богаче благодаря награбленному в Ферне. И будут готовы вернуться домой, в Вик.
К нему неторопливо подошел Старри Бессмертный. В последнее время Старри стал единственным, кто вообще решался приближаться к Торгриму, когда того охватывало мрачное настроение. Это не на шутку тревожило Торгрима в моменты прозрения, поскольку говорило о том, что он так же безумен, как и сам Старри.
Подойдя к Торгриму, Старри остановился, повернулся лицом к реке, и они вместе смотрели на спущенный на воду «Скиталец». Старри был на удивление спокоен. Отчасти потому, что Ночного Волка он не боялся. Он не пытался обходить Торгрима стороной, когда того посещало мрачное настроение. Еще и потому, что Торгрим знал: Старри глупость не скажет. Старри всегда умел подобрать подходящие к настроению Торгрима слова.
— Плывет, — наконец произнес Старри.
— Плывет, — согласился Торгрим.
Они опять помолчали. И тут Старри потянулся к руке Торгрима, сжал ее, а потом отошел.
Часто, когда Торгрим пребывал в таком мрачном настроении, Старри садился неподалеку и стерег его всю ночь. Сейчас, вероятно, поскольку они находились не на поле брани, а в безопасности за стенами Вик-Ло, он сидеть с ним не станет, а отправится к временному лагерю норвежцев — Западному Агдеру. Самая заметная особенность лагеря — медовый зал, сооруженный из паруса «Скитальца», — исчезла. И парус, и весла, которые служили каркасом зала, вновь понадобились на корабле. Но столы и палатки остались на месте, хмельное текло рекой, еды было вдосталь. Жителям Западного Агдера было, что праздновать.
