Я вытираю с глаз последние пару слезинок.
–Нет, спасибо. Со мной все в порядке. Обещаю, что, когда вы вернетесь, я буду здесь. Не успею к тому времени истаять полностью.
–Хорошо, Санни. И последнее. Я хочу, чтобы, кроме всего прочего, вы подумали об одной очень важной вещи. Возможно, вы одиноки не из-за излишнего веса или каких-то других несовершенств. Вы одиноки, потому что не позволяете никому себя полюбить.
– Ладно, подумаю. Правда, я ничего не поняла, но подумать обещаю.
Домой я иду мимо стены, огораживающей наш местный сад. Разросшиеся ветви деревьев свисают над тротуаром, выглядывая из-за высокого ограждения. Похоже, будто они не хотят сбежать из своего зеленого рая, а просто любопытствуют, пытаясь разузнать, что находится за его пределами. Приятно, что хотя бы деревья понимают: хорошо не там, где их нет, а дома. Поток автомобилей течет в сторону Ричмонда, а я вспоминаю, что меня ждут две дюжины упаковок с хлыстами, которые необходимо отправить клиентам по почте. Сейчас довольно прохладно, поэтому я затягиваю пояс поплотнее. Мимо проезжает фургон с дорожными рабочими. Поравнявшись со мной, водитель сигналит, а один из рабочих – наверняка чей-то муж или отец – высовывается из окна машины и кричит:
– Классные сиськи!
Я отворачиваюсь. Я хочу крикнуть им вслед, чтобы они замолчали, чтобы оставили меня наконец в покое. Раньше, когда такое происходило с другими девушками, я им завидовала. Я расстраивалась, что мужчины не сигналят мне из своих автомобилей и не кричат вслед какие-нибудь глупости. Теперь я не хочу такого внимания. Я понимаю, что все это просто секс, не больше.
Хорошо, что доктор уезжает в отпуск. Я не уверена, что готова обдумывать и обсуждать с ним ту тему, к которой он меня подталкивает. Дело в том, что я давно поняла: проблема не только в лишних килограммах. Все гораздо сложнее. Я не знаю, как обычный слой жировых клеток способен определять, что представляет собой человек. Однако одно это слово – «жир» – заставляет меня, Санни Уэстон, чувствовать себя полным ничтожеством.
С другой стороны, я кажусь себе трусихой и чуть ли не предательницей из-за того, что сдаюсь, следую правилам, которые в глубине души сама считаю несправедливыми. Я пытаюсь соответствовать стандартам, вместо того чтобы оставаться собой. Я хочу, чтобы окружающие приняли меня в свой круг. Вместо того чтобы гордо и одиноко стоять в стороне – на ветру и морозе, без любви, уважения и человеческого участия, – я стараюсь подстроиться под других, соответствовать их представлениям о норме.
В прошлом году я смирилась и начала прилагать усилия к тому, чтобы стать не только худой, но и красивой. Худые и красивые женщины получают от жизни больше остальных. Это самое лучшее сочетание! Теперь-то я знаю, что иметь стройное тело и смазливое лицо далеко не достаточно. Как только вы получаете и то, и другое, в дополнение требуются подходящая прическа, подходящий загар, подходящий макияж, подходящая одежда... Когда у вас появляется масса перспектив и возможностей, от них очень трудно отказаться. Я пьяна от данного самой себе обещания стать красивой и не хочу протрезветь, потому что устала от той жизни, которую вела все время, пока была толстой. Я решила соответствовать чужим стандартам, хотя иногда и виню себя в этой слабости.
Когда Анна открывает дверь, я сразу замечаю, что на правой стороне ее головы волосы сухие, а на левой – мокрые. Под глазами у Анны такие темные и большие мешки, что все лицо выглядит как будто обвисшим под их тяжестью. Ее живот, щеки и бедра словно наполнены водой – как будто она утонула в своем материнстве, а потом все-таки выплыла и выжила. Лицо у Анны напоминает воздушный шарик, из которого надо выпустить немного воздуха, чтобы он не взорвался.
Одета она в темно-красный спортивный костюм. Этот же самый костюм был на Анне и в прошлые три раза, когда я заглядывала ее проведать. Он не плотный, зато хорошо обтягивает ее не так давно округлившуюся фигуру.
На мне надеты узкие джинсы с широким черным ремнем, застегивающимся на старинную пряжку, высокие черные ботинки и малиновая дизайнерская рубашка без рукавов.
–Привет, Санни! – говорит Анна с усталой улыбкой на лице. – Отлично выглядишь.
Я слышу, как за спиной у нее плачет ребенок, и вхожу вслед за подругой в дом. Как только я наклоняюсь над детской кроваткой, широко раскрыв глаза, малыш затихает. Он очень похож на Анну – темные волосы, темные глаза, красиво очерченные губы.
–Он вырастет и разобьет тысячи сердец, – говорю я, улыбаясь.
–Это точно, – отвечает Анна так изможденно, как будто ей уже приходится отваживать рыдающих девочек-подростков, которые названивают сыну по телефону или стучатся к ним в дверь.
Она грузно опускается на диван, кладет голову на подушку и закрывает глаза. Я замечаю, что часы показывают уже шесть тридцать, и спрашиваю:
–Мартин еще на работе?
–Нет, он играет в футбол, – отвечает Анна монотонным голосом. – Везет же некоторым.
Она проводит ладонью по волосам и чувствует, что с одной стороны они влажные.
–Первый раз за полтора месяца попыталась высушить волосы феном, – объясняет Анна скорее себе, чем мне. – Только половину высушила, и ребенок проснулся.
Я открываю свою сумку.
–Я тебе орешков принесла и темного шоколада. Отличная марка!
Заговорщически улыбаясь, я отдаю Анне пакетик с орехами и плитку шоколада.
–Здорово... Спасибо, – откликается подруга и, взяв гостинцы, бросает их на диван рядом с собой. – Хотя мне стоило бы полностью отказаться от пищи на год, не меньше.
Анна открывает глаза и смотрит на свой живот.
–Ну что ты, Анна! Ты ведь кормишь грудью. Ты обязательно похудеешь, и очень скоро.
Я говорю так уверенно, словно это самая очевидная вещь на свете и Анне не следует даже сомневаться в ее истинности.
–Кормление грудью тут ни при чем. У меня нет молока. Пришлось перейти на искусственное питание.
–Значит, подождешь, пока малыш не начнет ползать. Тогда тебе придется бегать за ним кругами по всему дому, купать, ходить с коляской в парк. Вот увидишь, ты глазом моргнуть не успеешь, как вернешься к своему обычному размеру.
–Не знаю, Санни.
Она говорит холодно, словно это я во всем виновата. Наверное, если бы я не похудела, Анна не чувствовала бы себя так ужасно в своем нынешнем состоянии. Ее глаза наполняются слезами, но плакать в голос начинает не Анна, а Джейкоб. Я наклоняюсь над кроваткой, вытаскиваю ребенка и начинаю его покачивать, осторожно обходя разбросанные по полу мягкие игрушки, коврики, тряпки и подгузники. Малыш перестает плакать, и я слышу его тихое сопение возле своего уха. Головка Джейкоба чудесно пахнет, а его крохотные пальчики сжимаются и разжимаются на моей щеке.
