– Я вынужден вас огорчить, Виктор Валентинович, – начал после приветствия профессор. – К величайшему сожалению, мои наихудшие опасения подтвердились: анализ показал «синдром попугая».
– Что это такое? – насторожился председатель.
– Очень редкая болезнь, причина которой кроется в нарушениях, связанных с хромосомами.
– Как она проявляется?
Зайцевский посмотрел на Вараниева, на секунду задумался, после чего предложил следовать за собой. Они вошли в одну из палат. Глазам Виктора Валентиновича предстала леденящая кровь картина. Семеро детей лицами были удивительно похожи друг на друга: тонкий удлиненный нос, напоминающий птичий клюв, резко натянутая вниз верхняя губа и забранная внутрь нижняя, уменьшенный подбородок, продолговатый череп. Трое из них играли мячом – сидя на полу, перекатывали его друг другу.
– Эти, – профессор показал в сторону троицы, – сейчас вне приступа. Как вы видите, они играют и внешне, кроме характерных особенностей лица, ничем не отличаются от здоровых детей.
Но председатель его не слушал – с ужасом смотрел на четверых других. Дети мгновенно напомнили Вараниеву механические игрушки из его далекого детства. Вцепившись руками в круглые хромированные трубы, венчавшие спинки кроватей, они, подобно гимнастам на турниках, висели, вытянувшись, как струны, не имея опоры под ногами. Но, находясь в таком положении, что-то говорили. При этом их туловища наклонялись вперед при разговоре и возвращались назад в момент паузы. Каждые пять-десять секунд головами они совершали движения, напоминавшие птичьи: резкие, по прямой.
Вараниев попытался вслушаться в произносимые слова, но разобрать, кто что говорит, было очень трудно из-за какофонии. Тем не менее сконцентрировавшись, председатель стал улавливать фразы:
– Куда же ты, дурила, квас льешь? Да ты колготки каждый месяц внутрях рвешь – чулки купи! А хрен тебя знает, с кем ты только не жила до меня! Куда же ты, дурила, квас льешь? Да ты колготки каждый месяц внутрях рвешь – чулки купи! А хрен тебя знает, с кем ты только не жила до меня! Куда же ты, дурила… – повторял дошкольного возраста мальчик с длинными русыми волосами.
Вараниев перенес внимание на другого ребенка.
– У вас трудные дни? Вы ощущаете дискомфорт? Портативная электросушка «Шурин» избавит вас от неприятных ощущений! И в заключение прогноз погоды… У вас трудные дни? Вы ощущаете дискомфорт? Портативная электросушка «Шурин»…
Третий пациент цитировал, по всей видимости, спор работника жилищно-коммунального управления с жильцом:
– За пол-литра унитаз прочищу, но трубу перенаправлять не буду! Да мне плевать, что у тебя унитаз с ванной сообщается! Не я тебе их так соединял. Процесс длительный – на трезвую не справиться. Литр! И без дебатов! За пол-литра унитаз прочищу… но трубу перенаправлять не буду! Да мне плевать, что у тебя унитаз с ванной сообщается! Не я тебе так их соединял. Процесс длительный – на трезвую не справиться. Литр! И без дебатов! За пол-литра унитаз прочищу, но трубу перенаправлять…
Когда Вараниев переключился на последнего говорящего, который сообщал, что кот обои поцарапал, неожиданно на кровать запрыгнул один из только что игравших детей. Он вцепился руками в спинку кровати, отжался, завис в воздухе и сурово произнес:
– Проезд одной остановки оплачивается! Сволочи, опять борщ недосолили! Товарищи зрители, во время просмотра фильма семечки не грызть и ноги на спинки впереди стоящих кресел не ставить! Проезд одной остановки оплачивается… Сволочи, опять борщ недосолили! Во время просмотра фильма просьба семечки не грызть и ноги на спинки впереди стоящих кресел не ставить!
Профессор приоткрыл дверь палаты и, высунув голову в коридор, произнес: «Большой». Сразу же в палату вошли два санитара и куда-то увели последнего из оказавшихся на кровати.
Председатель побелел и потупил взгляд. Зайцевский, словно не замечая смятение, охватившее Вараниева, счел уместным сообщить ему некоторые особенности синдрома:
– Вы обратили внимание на содержание реплик пациентов? – И не дождавшись ответа, ровным, негромким голосом продолжал: – Уверен, что не обратили. А именно в этом состоит одна из загадок недуга. Во время обострения больные повторяют где-либо услышанные фразы. И по их характеру можно понять вид приступа: большой или малый. Цитируют отрывки из некогда услышанного ими в домашней обстановке. Семейные распри, телевизионные передачи, визит сантехника, животные… – малый приступ. Скоро играть пойдут, чего, увы, нельзя сказать о последнем пациенте: поезд, столовая, кинотеатр… Если больной цитирует фразы, услышанные им в общественных местах, это всегда означает большой приступ. Загадка же кроется в том, что те, кому уготован малый приступ, никогда не подвергаются большому. И наоборот. Поэтому, когда у Велимира случится первая вербальная манифестация, настоятельно советую запомнить ее содержание. Если будет малый приступ, места массового скопления людей в будущем угрозы ребенку не несут. В противном случае категорически следует исключить посещение таковых, иначе неизбежно будет спровоцирован приступ. Вокзал, торговый зал, ресторанный зал, кинозал и так далее – подобных мест следует избегать. Я уже не говорю о стадионах и дворцах спорта. Даже класс, да-да, обычный школьный класс может сыграть роковую роль. Также представляют опасность вагоны и наземный транспорт. Чем страшен большой приступ? Кроме продолжительной вербальной манифестации всегда имеет место агрессивность. Помните это! Ребенка сейчас моментально изолировали именно для того, чтобы предупредить его нападение на других детей.
– Почему у них такие лица?
Зайцевский, сцепив пальцы в замок, обхватил руками живот снизу, будто опасаясь уронить его, и со знанием предмета объяснил:
– Это характерные изменения лица, присущие синдрому. Внешние признаки появляются постепенно. С учетом того, что недуг начинает развиваться с рождения, когда ребенок, разумеется, еще не говорит, характерные изменения лица и речевые манифестации проявляются одновременно. То есть к тому моменту, когда больной начинает говорить, чаще всего в полтора-два года, внешние признаки успевают сформироваться.
– Скажите, доктор, а болезнь лечится?
– Увы, дорогой мой. Заболевание хромосомное, с патологией на этом уровне медицина пока бороться не может.
– Почему одни мальчики?
– Еще одна загадка болезни. Гемофилия – тоже болезнь мужского пола, но там все понятно, ее только женщины передают и только мужчины болеют. А тут – нет: утроение хромосом никак с полом не связано. Кстати, синдром Дауна, к примеру, и у мальчиков, и у девочек встречается. Двадцать первая аллель. Здесь то же самое в принципе, только аллель другая, четырнадцатая.
– Что же делать? Неужели нет выхода?
– Избавиться от болезни никаких шансов нет. Ваша задача – адаптировать ребенка социально. Синдром обусловливает характерные изменения лица и слабо выраженную умственную отсталость. Частые приступы, особенно большие, могут существенно затруднить развитие ребенка. Я напишу вам свое заключение, передайте его участковому педиатру.
– Но какое-то лечение все равно существует, если у вас здесь целая палата на семь человек, – пытался докопаться до истины председатель.
– Небольшое уточнение: на восемь – одно место свободно.
Уточнение Вараниев принял как недоброе предзнаменование.
– А что касается лечения… К сожалению, никакого лечения нет.
– Профессор, но ведь дети не могут находиться в больнице просто так.
– Конечно же, дорогой мой друг, они не за «просто так» у меня в клинике находятся – они за деньги здесь. «Просто так» сейчас в последнюю районную больницу не ляжешь.
– Но ведь вы сказали, что лечения не существует! – удивился Вараниев.
– Сказал и не отказываюсь от своих слов, – подтвердил Зайцевский.
– Ничего не понимаю: если синдром не лечится, какая польза от пребывания больных здесь?
– Никакой, – уверенно констатировал профессор.
– Может быть, я схожу с ума, поэтому ничего понять не могу?
– Вы удивлены? Объясняю: я сказал, что лечения нет, но не говорил, что не делается попыток его найти.
– Профессор, вы думаете, что это возможно? – с еле слышимыми нотками надежды в голосе спросил Вараниев. И получив отрицательный ответ, уточнил: – Получается, вы сами не верите в проводимое лечение?
– Не совсем так: лечения я не провожу – только наблюдаю.
– Потому, что наблюдения помогут найти лечение? – допытывался председатель.
– Нет. Потому, что родители пациентов платят деньги, – без тени смущения объяснил профессор.
– За что же они их платят? – чуть ли не вскрикнул Виктор Валентинович.
– Хотя бы за то, что дети находятся под присмотром крупнейшего в мире специалиста по «синдрому попугая».
У Вараниева тут же затеплилась надежда, что «крупнейший специалист» как-то сможет помочь, а потому он задал закономерный вопрос:
