Вараниев повеселел и попросил что-нибудь перекусить.
Запасы хозяина квартиры состояли из слегка подсохшего сыра, сливочного масла и пары яиц, сваренных накануне вкрутую. Имелся еще хлеб, и в морозилке нашлись пельмени. Шнейдерман сел за стол напротив товарища, чувствуя, что завтрак и ему не помешает.
Раздался звонок, и Вараниев побежал к телефону. Боб Иванович услышал, как нервно опустил трубку его товарищ.
– Что, не получилось?
– Звонили из похоронного бюро. Предлагали сейчас подумать о своем будущем – в рассрочку на пять лет выкупить место для урны в стене на каком-то престижном кладбище. Нашли время, сволочи!
Шнейдерман засмеялся:
– Может быть, Еврухерий опять инициативу проявил?
Председатель внимательно посмотрел на товарища. Боб Иванович улыбнулся:
– Шутка! А знаешь, Виктор, я уверен, все будет нормально и через положенное время Вождь появится на свет. Ты, кстати, с ученым расплатился?
– Нет. И не собираюсь. Он триста тысяч получил, и хватит с него. Свое дело Ганьский сделал.
– А если мстить начнет?
– Не начнет. Думаешь, пойдет трещать по подворотням о своей роли в возрождении Вождя? Но что ему это даст? Договор мы не заключали, никаких моих письменных доказательств у него нет. Уверен: его мы можем не бояться.
– Ну и слава богу! – удовлетворенно произнес Шнейдерман.
Долгожданный звонок от гинеколога раздался после обеда. Сергей Иванович сообщил, что все не просто хорошо – все великолепно: плацента начала развиваться, Хвостогривова чувствует себя прекрасно, токсикоза нет, и он практически уверен в благополучном исходе беременности.
Лицо Вараниева засветилось от радости.
– Поздравляю, Бибик! – кинулся он к Шнейдерману, обнял его и крепко пожал соратнику руку. – Отлично! Отлично! Так… Так…
Возбужденный хорошей новостью, председатель быстро ходил по комнате, потирая руки и приговаривая:
– Так… Та-ак… Так-та-ак… Отлично!
Глава тринадцатая
В один из летних понедельников, когда сильный дождь заладил с раннего утра, а гроза вносила уместное разнообразие в барабанную дробь капель по жести крыш, валявшийся на диване Виктор Валентинович Вараниев задремал. Обстановка к тому располагала: дочь, успешно закончившая первый курс института, уехала отдыхать на Эгейское море, супруга глаза не мозолила – лежала в спальне и смотрела телевизор.
Безмятежно свернувшись калачиком, председатель партии отдыхал. Это был тот редкий день, когда он мог распоряжаться своим временем, не думая о партийной работе. Но телефонный звонок нарушил его покой. Ему очень не хотелось вставать, однако он заставил себя подняться и подойти к аппарату. Голос на другом конце провода Вараниев узнал не сразу.
– Мое почтение, дорогой Виктор Валентинович! Как поживаете? Как здоровье драгоценной супруги? Ганьский беспокоит.
«Я тебе эту драгоценность за бесплатно отдал бы и с доставкой на дом», – зло подумал председатель. Но ответил, как и положено в таких случаях:
– Спасибо, все в порядке. Сами-то как?
– Грех жаловаться, уважаемый. Слава богу! Как сестра себя чувствует? Надеюсь, с ней все в порядке? Женщина, думаю, счастлива безмерно?
– Конечно, конечно! Как она благодарна вам – словами не передать. И я вместе с ней радуюсь.
– Как назвали мальчика? – поинтересовался Ганьский.
– Велимир, – ответил председатель.
Ученый немало удивился, но, будучи человеком тактичным, своего мнения по поводу имени не высказал. Апозвонил Аполлон Юрьевич для того, чтобы получить от Вараниева ответ на весьма щекотливый вопрос:
– Замечательно, Виктор Валентинович! Будем считать, что благодарность словами вы выразили в полной мере. Теперь мне хотелось бы узнать, как у нас обстоят дела с благодарностью материальной. Насколько мне помнится, вами была обещана выплата второй части гонорара сразу после появления ребенка на свет. С момента замечательного разрешения беременности прошло несколько недель, если не ошибаюсь, а потому я набрался смелости побеспокоить вас на сей счет.
– Вы не ошибаетесь, Аполлон Юрьевич. Что же касается денег, то тут ничего хорошего сообщить не могу: муж сестры изменил свое решение. Он считает, что выплаченных вам трехсот тысяч и так много за ту работу, что вы проделали. Повлиять на него не могу. Так что извините.
Ганьский не заставил долго ждать ответ:
– Понимаю, Виктор Валентинович. Ну что же, премного благодарен вам за откровенные слова. Позвольте заверить вас в своей огромной признательности за помощь, ибо без вашего деятельного участия я никогда бы не смог провести столь уникальный эксперимент. Не смею вас больше отвлекать…
Едва Вараниев успел попрощаться, как Ганьский принес свои извинения и попросил еще минутку внимания:
– Чуть не забыл, ай-яй-яй! Нагрузки, видите ли, переутомление… Память страдает. Постараюсь изложить свою мысль кратко: полагаю, не будет для вас секретом тот факт, что подобных работ мировая наука еще не знала. Соответственно, наблюдений за подобными детьми быть не могло. Поэтому о том, как пойдет развитие ребенка, можно только строить предположения. Нельзя исключить вероятность проявления каких-либо заболеваний. Речь идет не об общеизвестных детских инфекциях или простудах. Я говорю о болезнях, связанных с генно-хромосомной патологией. Категорически не советую в случае проявления таковых обращаться за помощью в районные поликлиники – там не помогут.
– И что бы вы посоветовали? – с едва уловимой усмешкой надменно поинтересовался председатель.
Ученый ответил уверенно (конечно же он предвидел такой вопрос и заранее обдумал ответ на него):
– Названная выше патология рядовым врачам, даже очень хорошим, практически незнакома. Разве что в общих чертах, на стадии выраженной манифестации. Следовательно, распознать недуг на раннем этапе в большинстве случаев они не в состоянии, и тем более не в состоянии определить оптимальный план лечения. Поэтому настоятельно рекомендую вам, если вдруг какая-либо болезнь из группы генно-хромосомных случится, после установления диагноза узнать имена ведущих специалистов в каждом конкретном случае и обращаться к ним. И только к ним! Всего наилучшего. До свидания!
– Будьте здоровы, ученый, – равнодушно попрощался председатель.
* * *
Марина очень удивилась тому, что Ганьский, положив трубку, пребывал в хорошем настроении. Она не знала, что Аполлон сотворил, но ожидание им больших денег было ей известно. Поражаясь его хладнокровию в процессе разговора с Вараниевым, Марина спросила:
– С кем ты беседовал?
Вопрос явно не понравился Ганьскому:
– Секрета тут нет, но это не имеет никакого принципиального значения.
Словно не обратив внимания на явное нежелание любимого быть с ней откровенным, женщина удивленно спросила:
– Неужели ты совсем не расстроился? С тобой обошлись подло. Я поражаюсь твоей выдержке!
– Видишь ли, в одну из наших встреч я попросил этого человека кое-что написать. Потом, проанализировав почерк, сделал умозаключение о человеческой сути моего собеседника и не ошибся, что сегодня подтвердилось. То бишь я был готов к такому повороту событий. Касательно твоего мнения, спешу тебя успокоить: он не обошелся подло, а пытается обойтись. Уверяю тебя, у него ничего не получится. Поверь мне, скоро он мне позвонит и спросит, куда принести деньги. Ну да бог с ним, это тема вчерашнего дня, и я предпочел бы к ней не возвращаться. Поговорим о другом, а именно: мы уже достаточно долго вдвоем, и я был бы не прочь определиться со статусом наших отношений. Любой вариант меня устраивает абсолютно, и твое слово будет решающим.
Марина внимательно посмотрела на Аполлона.
– Знаешь, Ганьский, а ведь я не знаю ответа на этот вопрос. Гражданский ли брак или де-юре, что меняется? Пока мне хорошо с тобой – я с тобой. Думаю, твоя позиция аналогична. Если же возникнет ситуация, когда мы перестанем устраивать друг друга, штамп в паспорте не сможет сохранить наш союз, но создаст ряд неудобств. С другой стороны… Нет, я не знаю, что тебе ответить. Давай пока оставим все так, как есть.
– Хорошо.
– Ганьский, я давно хотела задать тебе один вопрос… Ганьский, твое трепетное отношение ко мне, уважительное и, не сомневаюсь, искреннее, говорит о глубоких чувствах, которые тобою владеют. Но с другой стороны, ты ни разу не сказал мне главных слов.
– И ты мне их не сказала.
– Но я – женщина.
– Очень тонко заметила. Факт. Не сомневаюсь.
– Так ты можешь мне ответить на этот вопрос?
– Думаю, что нет.
– Почему?
– Видишь ли, Марина… Есть понятия, четкие определения которых отсутствуют. Я не знаю правильного значения слова «любовь», не могу примерить к нему какие бы то ни было рамки. Говоря иначе, я не знаю, от чего оттолкнуться, – в своей манере объяснил ученый.
– Неужели совсем не знаешь? И даже не догадываешься?
– Да. Совсем. Избито-трафаретные «не могу жить без тебя», «испытываю глубокие чувства к тебе, восторженное состояние души рядом с тобой» и тому подобное – не более чем выражение эмоций, соответствующих конкретному состоянию человека. Сегодня их говорят, а завтра разводятся. А я не считаю правильным использовать слова, не видя их точного значения. Более того: уверен, что есть некоторые понятия, которые нельзя выражать словами в силу того, что их смысловое наполнение определяется другими характеристиками, не звуковыми. Касательно чувств к объекту вожделения – это блеск глаз, нежность рук, учащенное сердцебиение, усиленное дыхание.
