по пути добычу особого труда не составляло.
На излучине сотник придержал коня, обернулся, бросив прощальный взгляд на стены и башни Михайлова городка, на привольно раскинувшееся Ратное, утопавшее нынче в снегу. Нынче – снег, а когда вернутся – будет все в зелени… Яблоки уже нальются, груши…
– Господин сотник – впереди таится кто-то! – пролетел по цепочке доклад.
– Таится?
Стегнув коня плетью, Михаил обогнал всех, подъехав к Ермилу и Вельке.
– Вон… – кивком указал Ермил. – На мыске, за деревьями – птицы вьются… вороны, сороки… Кто-то спугнул! Посмотрим?
– Не надо, – Михайла расслабленно махнул рукой. – Свои…
– Свои? – дружно моргнув, ребята удивленно переглянулись.
Усмехнувшись, сотник сунул два пальца в рот и заливисто свистнул. В ответ тоже послышался свист. Спустился с мыса к реке одинокий всадник – поскакал навстречу рати.
– Здрав будь, господин сотник! И вам не хворати, парни!
– Добровоя!!! – ахнул Ермил. – Ты… ты как здесь? А! Сладили все-таки… То-то я и смотрю – ты последние дни таилась… От меня! Называется – друг…
Парнишка осуждающе посмотрел на девушку. Та явно сконфузилась, пришлось Михаилу выручать.
– Не имела права рассказывать, – нравоучительно молвил сотник. – Вот и таилась. Исполняла мой приказ. Все ясно?
Ермил выпятил грудь:
– Так точно, господине!
– Ну вот, молодец… А теперь еще один приказ, урядник. Принять на довольствие еще одного ратника – Добровою!
– Есть принять! Своим же пайком и поделюся сегодня…
– Сегодня рыбы наловим, пока зимник, пока лед…
– Господин сотник! – из арьергарда, размахивая на ходу руками, прискакал унот Глузд, худой и нескладный, но довольный и в чем-то даже радостный. – Разрешите доложить? Нас преследуют!
– Преследуют? – сотник с удивлением вскинул брови.
– Кто-то скачет с берега… Похоже, за нами…
– А ну-ка, поглядим! Отря-ад… Рассредоточиться… Всем быть начеку!
Показавшийся из-за излучины всадник быстро приближался. Уже можно было разглядеть низкорослого каурого конька с развевающейся гривой и всадника…
– Похоже, он без седла!
– И глядите-ка – голый!
– Скорей, голая…
Миша узнал всадника, вернее говоря – всадницу. Верхом на кауром коньке следом за отрядом неслась та самая половчанка, Лана… И – да, абсолютно голая, без седла… Лишь распущенные волосы юной девы развевались за плечами золотисто-каштановым покрывалом…
– Полушубок быстро! Плащ!
– Господин… – осадив коня перед Мишей, Лана тяжело сползла в снег.
Ее тут же подхватили, накинули полушубок, плащ…
– Живо костер… – распорядился сотник.
К берегу, к лесу тут же отправились трое – нарубили, наломали хвороста. Весело запылал костер…
Сотник велел устроить привал – раз уж такое дело. Выставив двоих в охранение, воины спешились, привязали коней. Кто-то отправился к реке – к видневшейся невдалеке проруби, а кто-то – в лес, за дичью. Разожгли еще один костер – чуть в отделении…
Половчанка согрелась, перестала стучать зубами, но худенькое тело ее все еще била дрожь.
– Мне бы, господин, платье…
– Порты найдем… да и рубашку сыщем. Не волнуйся, найдется, во что тебя одеть!
Миша обернулся:
– Унот Глузд! Сумы с одеждой сюда.
– Есть!
Девушка без стеснения переоделась, на спине ее виднелись свежие кровавые полосы – следы плети.
Узкие штаны оказались в самый раз, рубахи же – и нижняя, и шерстяная, верхняя – великоваты. Ничего, подтянули пояском, подобрали и полушубок, и шапку… Вот только с обувью вышло похуже, пара сапог в заначке нашлась, да только они велики гораздо. Пришлось обмотки придумывать да лапти плести, благо краснотал да лыко – рядом… А лапти быстро сплел Глузд – на загляденье!
– Носи, милая!
– Благодарствую…
– Назавтра еще одну пару сплету…
– А потом уж чего придумаем… Коня покормите! Лана, откуда у тебя конь-то? – спросил.
– Взяла… – несколько придя в себя и похлебав свежей ушицы, девушка наконец улыбнулась. – Я все расскажу, господин, только вот покушаю… Два дня не ела.
– А! Кушай, кушай… Сейчас добавки налью… Ага, – сказала Добровоя.
Ложку для беглянки сделал Глузд. Вырезал из коры, присобачил к палочке… Обещался со временем и настоящую ложку вырезать. Как у всех, красивую, резную, чтоб не стыдно было на поясе носить!
Насытившись, половчанка рассказала все. Как появился Кочубар да говорил с вдовой Брячиславой про какое-то серебришко, про куны-ногаты. По-хозяйски так говорил, словно приказывал. А вдова – слушала.
Правда, иногда недовольно кривилась да просила серебра побольше.
– А что, что он приказывал-то?
– Следить, – Лана повела плечом. – За всем, что делается в Ратном. Особенно – за всем новым, за тем, чего раньше не было, что появилось недавно. Я уж и не ведаю зачем. Но хозяйка поняла все прекрасно. Кивала… И снова просила серебра.
– Ясно… – Миша потер руки и улыбнулся: все так, как он и предполагал. Значит, правильно он все насоветовал! Правильно они с Кузнечиком решили.
– Еще отрока в горницу приводили. Зовут Кирьян, поварихин сын. Младой совсем, лет, верно, восемь… О чем говорили – не слышала, послали на кухню за яствами.
Чуть помолчав, половчанка задумчиво посмотрела вдаль и продолжила:
– А после того разговора Верунка пропала, незнамо куда. Вечером еще была, а утром – уже и нету. Ночью на дворе кони ржали и собаки лаяли… ну, это так всегда. А поутру хватились возка да саней.
– Значит, саней тоже уже не было?
– И саней не было, и Архипа – это возница наш, и Кочубара. Ну и Верунки, да… – девчонка вздохнула, прикрыв зеленовато-серые, чуть раскосые глаза. – К вечеру Архип вернулся. Сам-один, без саней. Хозяйка его лично встречала, про сани пропавшие не расспрашивала. Потом поднялись в горницу, а потом и меня – под белы ручки и на конюшню. Раздели, привязали – да в плети… Архип и бил, пребольно. Сам-один… Хотел до смерти забить, я ж ничего не говорила, господин. Притворялась, что речи русской не разумею. Только Архип в раж вошел… Вот я и разговорилась… Сказала, знает ли он, что женщины ромейские губками могут делать? Так что любому мужчине приятно… Противно только, тьфу…
Сотник закусил губу до крови – вот так-то! Тут все по-серьезному, да… Мрачно и мерзко!
– Откуда ж ты…
– Я же говорила, мой господин – была продана ромейским купцам. И делала у них все…
Эта хрупкая девочка…
Обняв беглянку, Миша ласково погладил ее по плечу:
– Ты это… если вдруг увидишь, узнаешь тех ромеев – скажи… И вообще запомни – все обиды твои нынче закончились!
– Я верю, мой господин.
– А коня ты – как? – сотник не отпускал девушку от себя, все гладил да спрашивал-уточнял тихо, ласково, и оттого она успокоилась.
– Там же конюшня! – улыбнулась Лана. – Я Архипа оглоблей – по голове, распахнула ворота – и на лошадь! Там, пока во дворе спохватились… Поди
