Она отложила морковь.
– Я не покорялась.
– Но вы должны. Ваша воля – моя, как и ваши желания. И только ваша гордость – препятствие на пути, но если вы меня вынудите, то я подавлю ее.
Удар был нанесен, невидимый, но сильный, будто камень упал ей на сердце.
– Я не принуждаю вас ни к чему. Если вы такой жестокий, то только потому, что предпочитаете быть таким. Или потому, что вы зверь по природе.
Молчание. И спустя некоторое время большая ласковая рука коснулась ее щеки.
– Не говорите так, Кэт. Я не такой человек.
Она взглянула ему в лицо, оно было в тени, и только в глазах мерцали отблески лунного света, падавшего в окно.
– Я знаю. Мне очень жаль. Это было… Я просто устала, вот и все.
Снова долгое молчание. Она изучала свои руки, жесткие и исцарапанные веревками. Она слышала треск огня, его тихое дыхание, насмешливые голоса, зовущие ее прочь от него. От жизни. От счастья. Они никогда не отпустят ее, она это уже знала. По крайней мере добровольно. А чтобы убежать от них, ей не хватит смелости.
– Спросите меня о чем-нибудь, – нарушил молчание он.
– Я… Что? О чем?
– О чем хотите. Что позволит вам доверять мне хоть немного. Всего несколько дней, Кэт. И ночей… ночей, которых вы боитесь. Но я не возьму у вас ничего, что вы не захотите дать мне добровольно.
– Вы так говорите. Но откуда вы знаете, чего я хочу? Как вы можете быть таким… самонадеянным, чтобы считать, будто читаете мои мысли? Мои секреты останутся при мне.
– Это мое единственное полезное умение, – сказал он. – Но мои ощущения ограничиваются только настоящим, тем, что вы чувствуете или как отреагируете в этот или следующий момент. Угадывать прошлое или будущее я не умею. Кстати, несмотря на мой хваленый дар, вы чаще всего меня удивляете. И к своему великому огорчению, я потерял способность доверять собственному инстинкту.
– Вздор. Вы манипулируете мною так же, как привыкли проделывать это с другими. Каррингтон. Фидкин. Даже мистер Гиллиам, который так восхищается вами.
– Боже милостивый! Я-то считал его умным, все эти разговоры о горах и геологических проблемах… – Блеснули белые зубы. – Кэт, я не могу доверять никому. Мы попали в зыбучие пески. Все не так, как кажется. Но если сейчас вы зададите мне вопрос, я отвечу на него без обмана.
Назвать сотни вещей, которые ей хотелось бы знать о нем, значило показать, насколько он интересует ее, а этого Кэт не хотела.
– Но какая польза в том, – проронила она с похвальным безразличием, – если нет ничего существенного, что меня интересовало бы?
– Считайте это экспериментом. Вам известно, что говорят обо мне. Разве вам не любопытно хоть немного? Вы не хотели бы услышать мои объяснения?
– Но я ничего о вас не знаю, кроме того, что в спешке вас наняли, потому что вы хорошо вписываетесь в компанию других гостей.
Некоторое время он внимательно смотрел на нее, не говоря ни слова. Потом, покачав головой, рассмеялся.
– Боже, – протянул он, все еще посмеиваясь. – Я в обществе единственного человека в Англии, которому неизвестна моя репутация.
– Ну, я знаю, что вы повеса, игрок и бездельник.
– Правильно по всем пунктам. Но «Рай» кишит такими. – Он опустил подбородок на сложенные руки. – Как унизительно. Я думал, что ваше непосредственное презрение ко мне коренится в общепринятых представлениях. Но оказывается, я не нравлюсь вам сам по себе.
Она тщетно искала ответ.
– Единственное, что меня интересовало, – это наше расследование и то, что вам не хватает для этого самоотверженности.
– Мы уже ощипали эту ворону до последнего перышка, – сказал он, вставая. – Думаю, мне нужно выпить вина.
– Я принесу, – поспешно сказала Кэт. Когда она вернулась, Деринг смотрел в окно. Прибывающий месяц бросал ленту света на темное озеро. Девушка наполнила для него бокал, налила немного себе и поставила графин так, чтобы он мог до него дотянуться.
– Хорошо, милорд. Что же это за обычные причины, по которым люди относятся к вам свысока?
Он повернулся к ней.
– С чего бы начать? Думаю, с конца истории, из-за которой я стал обедневшим виконтом, изгнанным из своего дома, отвергнутым семьей, лишенным наследства. Остался лишь титул да немного земли, которая номинально принадлежит мне, но распоряжается имением мой брат. Он сохранил его в довольно хорошем состоянии, учитывая обстоятельства, а я зарабатываю себе на жизнь за карточным столом.
Сделав глоток, он вернулся к окну.
– Это, конечно, звучит так, будто я виню всех, кроме себя самого. Но так думать – ошибка. Я сам виноват, что попал в неприятности, и если и был другой путь, гордость ослепила меня.
Наверное, он говорил о ней. Она взяла кусок хлеба и намазала его маслом, чтобы заняться чем-нибудь, а не только неотрывно смотреть на него. Казалось, он погрузился в собственный мир, и пока он сам не расскажет ей о нем, доступ туда ей закрыт.
– Мой отец был страстным собирателем земель, – продолжил Деринг. – Как только у него появлялись деньги, он немедленно покупал землю. Больше всего ему хотелось приобрести кусок пастбища, прилегающего к нашему имению, но сосед не продавал его. Он разводил лошадей, и по этой причине я проводил больше времени у него, чем у себя дома. Я… неравнодушен к лошадям, был таким всю жизнь, а его дочь – страстная наездница. Наши родители давно решили, что мы поженимся. Но для меня это оставалось отдаленной перспективой. Был Итон и Оксфорд, а после этого, когда моему большому путешествию[6] помешал Бонапарт, мне оставалось только присоединиться к моим друзьям в Лондоне. Домой я наведывался редко, и хотя мы с Белиндой по-прежнему ездили верхом вместе, внимание я уделял только лошадям.
Кэт могла бы поспорить на все свои сбережения – одиннадцать фунтов, – что Белинда уделяла все внимание только ему.
– Затем, месяца через четыре после моего приезда на Рождество, отец явился в Лондон с горящими глазами. И, как я потом понял, очень довольный. Как только будет получена лицензия и сделаны необходимые приготовления, мы с Белиндой должны пожениться. Брачный контракт уже составлен. Невеста закусила удила, и не без причины. Она, по ее словам, была беременна от меня на четвертом месяце.
Сердце у Кэт упало, и она потянулась за бокалом. В этот же момент Деринг захотел взять свой, и их руки соприкоснулись. Прикосновение отозвалось в ней звоном большого медного колокола. Его ребенок. Его ребенок. Его ребенок.
– Чтобы завершить эту скучную историю, – сказал он, – я отказался жениться на Белинде. Отец пришел в ярость, и прежде всего потому, что вожделенная земля стала бы его по условиям брачного контракта. Он пытался запугать меня и угрозу свою потом выполнил – отрекся от меня. Но я был непоколебим. Моя и ее семьи, все соседи и все их коровы стали моими противниками. Скандал охватил северный Дорсет и достиг, естественно, Лондона. Мне перестали присылать приглашения. Друзья от меня отвернулись. Содержание мне перестали посылать, репутация моя разлетелась в клочья, я не мог ни платить по счетам, ни занять денег.
