Она покинула его на миг, чтобы стащить поношенную городскую футболку. Обнаженное тело Игуаны изогнулось над слингером в призрачном воздухе комнаты, озаряемое сполохами далеких молний. Цифры на бирке мерцали в их пурпурных отблесках. Стрелок потянулся и включил лампу — клак! Лопасти пришли в движение, и длинные тени снова закружили меж корней, раз за разом набирая обороты.
Бессмертная Игуана склонилась над ним — черный силуэт между трех изменчивых колонн пыльного света. В одной руке жрицы блестело тонкое лезвие. В другой — такое же тонкое острие.
— Так и знал. — сказал Пепел. — Зачем?
Горячие пальцы жрицы коснулись его шрамов и ссадин, тронули хитрый рождественский узор на плече.
— Прости меня, — сказала Игуана. — Я увидела эти… и вот эти… я подумала, тебе такое нравится.
— Что за беда с вами, ацтекские девочки, — пробормотал он.
Бессмертная Игуана тихо рассмеялась.
— Любой женщине нравится смотреть, как страдает красивый мужчина, — сказала она. — Спрашивай у своих подруг, если не веришь мне.
— У меня нет подруг, — ответил слингер. Палец Игуаны скользнул по его плечу, тронул яремную вену и проследовал по ней до подбородка.
— Могу тебя побрить, если хочешь. — Игуана снова рассмеялась.
Пепел откинулся назад. Ложе больно кусалось под их удвоенным весом, но в то же время казалось мягким, будто трясина. Слингера это полностью устраивало. Вытянув руку, он потянул за шнурок — клак! — и комната снова погрузилась во тьму.
— Брось лезвие, — сказал Пепел. — Иглу оставь.
Он всё-таки лишился рассудка, пусть ненадолго, и лишь потому, что Игуана приложила к этому все усилия. Она натерла его раны каким-то острым индейским бальзамом, потом сунула пальцы ему в рот. Смесь горела у Пепла на языке, и всё его тело пронизывали нити приятного жара. Вслед за каждым уколом булавки Игуана присасывалась к нему губами и превращала источник боли в очаг наслаждения. Сама она тоже пьянела всё больше, от вина, от бальзама и от крови.
Когда слингер взял ее, жрицей овладело настоящее безумие. Она то вырывалась и царапалась, то целовала Пепла взахлеб и требовала сделать ей больно, то кляла его по чем свет и запрещала прикасаться к ней. Когда слингер, доведенный до исступления, уже готов был сделать Игуане ее ребенка, она обвила Пепла ногами и замерла, не давая ему шевельнуться. Тогда он и потерял над собою власть. Стрелок ударил ее, повалил на спину и закончил дело в несколько резких движений, сгорая от постыдного наслаждения.
Спустя короткую вечность, лишенный сил, он повалился Бессмертной Игуане в объятия. Жрица мелко задрожала и прижалась к нему лицом, мокрым от пота.
Без вентиляции в комнате сделалось душно и жарко. Вокруг пахло землей и цветущей полынью. Запах Игуаны и Пепла тоже заполнил комнату: запах двух животных, пряный аромат перца и молочный дух сырого мяса.
За окном вовсю грохотала сухая гроза. В такую пору вдоль северного горизонта громоздились тучи, и молнии гуляли в них, превращая черные башни облаков в огромные рождественские елки. В прерии сейчас танцевала пыль, образуя самые причудливые завихрения. Так могло сверкать часами, и часами ревели раскаты грома, но на землю не падало ни капли дождя.
— Я до конца не знала, разрешать тебе делать это или нет, — ровно сказала Игуана. — Это позволяется только жрецу.
— Много ты так детей заведешь, — отозвался Пепел. На миг ему захотелось вырезать всё ее чертово племя до единого, сохранив лишь Игуану, для себя.
— Я даже не знаю, останешься ли ты со мной, — сказала она.
— Останусь.
Жрица помолчала.
— Ты возьмешь меня в жены? — спросила она.
«Ацтекские девочки», — подумал Пепел.
— Могу я просто остаться? — спросил он. — Так, чтоб без игры в дочки-матери?
Игуана взяла его руку и положила себе на живот.
— А если это сын? — спросила она. Потом добавила: — Они заберут ребенка, если у меня не будет мужа.
Пепел хотел закурить, но сигар рядом не нашлось — все они остались в плаще, на краю бассейна.
— Ты был с одной из нас, — продолжала Игуана. — Я знаю, она взяла из тебя сердце. Теперь ты мёртвый человек. Я снова сделаю тебя живым.
— Я останусь, — сказал Пепел, хмуро глядя в потолок. — И я не против, чтоб у тебя был сын. Или дочь. Неважно.
— Ты возьмешь меня в жены? — повторила она.
— Жениться я не могу. Мой гражданский номер сгорел в унитазе.
— В Лас-Вегасе не нужен номер, — сказала Игуана.
Слингер открыл было рот, но жрица притянула его лицо к себе и быстро заговорила:
— Мне нужна только бумага. Ты бросишь меня сразу, как только захочешь. Ты сможешь завести себе других женщин. Я сама их тебе приведу, столько, сколько тебе нужно.
Стрелок нахмурился.
— Не очень это по-жречески. Ты ведь жрица, — сказал он.
— Верховная жрица, — согласилась Игуана, гладя его щеку указательным пальцем. — Ты сможешь взять себе любую мою помощницу. Или чужую. По разумной цене.
— Сорок девственниц, — пробормотал слингер.
— Больше!
— А как отнесется ваш совет к этому? — спросил Пепел. — Верховная жрица — и такой… смешанный брак.
Бессмертная Игуана рассмеялась. Одним гибким движением она снова оказалась наверху. Ее пальцы заскользили по груди Пепла, и к нему сразу вернулось желание.
— Ваш совет, — пропела Игуана, чертя ногтями болезненные узоры у него на коже. — Знаешь, что я сделала, когда взяла у них лезвие? Когда вынула у себя глаз? Я сказала им… что сама знаю цену… своим делам.
За стеной ревел гром, и далекие сполохи молний расцвечивали темноту всеми оттенками лилового. Степной ветер с разгону врезался в окно, заставляя стёкла дребезжать. Ветер пробивался в щели и нес свежий запах прерии. Стрелок запрокинул голову, стараясь не думать о глазах и лезвиях. Жрица принялась ублажать его, сидя сверху и почти не двигаясь, как умели только южные индианки. Она продолжала:
— Потом я стала называть имена. Двадцать семь разных имен.
— Те люди, которых ты убила, — выдохнул Пепел.
— Те люди, которых мне называли в суде, — сказала она, — и не смогли доказать ничего.
— Ты… — Стрелок едва мог дышать.
— Я отрезала глаз, — сказала Игуана, тоже задыхаясь, — и бросила им под ноги. Всем этим жадным старикам, которые хотели видеть боль. Я не морщилась от боли. И крови не дала им… ни капли.
— Ты… угрожала им? — прохрипел слингер.
— Я! — крикнула Бессмертная Игуана, вскинув голову. — Я! Сказала им! Вот ваша цена! Если не нравится, прогоните меня! Но я вернусь… и возьму ее обратно… у вас… и у ваших… у ваших…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
