Ну, по крайней мере, не все. Разве что Хлоя-которая-бросила-Стюарта.
— Эй, — сказал Тобин, показывая на меня пальцем, — я тебя знаю.
— Ага, — кивнула я.
— Но раньше твои волосы не были розовыми.
— Не-а.
— Так ты тут работаешь? Зашибись. — Он повернулся к девушке: — Она здесь работает. Сто лет, наверное, а я даже не знал.
— Жесть, — сказала девушка.
Она улыбнулась мне и наклонила голову, как бы говоря: «Привет! Прости, не знаю, как тебя зовут».
— Вам чего-нибудь налить? — предложила я.
Тобин пробежал глазами меню.
— Ох, у вас тут эти непонятные обозначения объема напитков, да? Ну, типа, grandé вместо «большой»?
Он по-дурацки растянул слово «гранде», изображая француза, и мы с Кристиной переглянулись.
— А нельзя сказать просто «большое латте»? — поинтересовался он.
— Можно, но только гранде — это среднее, — пояснила Кристина. — Большое — это venti.
— Venti. Да. Боже, почему у вас нельзя сделать заказ на нормальном английском?
— Можно, конечно, — ответила я ему. Несмотря на все сложности, мне требовалось соблюдать равновесие — выполнять желания клиентов и взбрыкивать иногда, чтоб они не позволяли себе чего лишнего. — Так легче запутаться, но я разберусь.
Энджи скривила губы. Это мне понравилось.
— Не-не-не, — проговорил Тобин, демонстрируя жестом, что он берет свои слова обратно. — Чужой монастырь и все такое… Мне… Дай подумать… Можно мне маффин venti с голубикой?
Я не смогла удержаться от смеха. У него был жутко усталый вид, взъерошенные волосы на голове топорщились, и да, он вел себя как идиот. Я была уверена, что он не знает, как меня зовут, хотя и Тобин, и я с первого класса учились в одной школе. Но он очень трогательно смотрел на Энджи, которая смеялась вместе со мной.
— Что? — обескураженно произнес он.
— Размеры — это только для напитков, — сказала она, положила руки ему на плечи и развернула к шкафчику с выпечкой, где выстроились ровной шеренгой шесть одинаковых пухлых маффинов. — Маффины все одинаковые.
— Ну да, они просто маффины, — согласилась Кристина.
Тобин замешкался, и я подумала: Притворяется несчастным парнем-контркультурщиком, которого против воли затащили в Гадкий Корпоративный «Старбакс». Но, заметив, как он покраснел, я кое-что поняла. Тобин и Энджи… они вместе совсем недавно. Настолько недавно, что он все еще краснел от ее прикосновений и удивлялся им.
Я вспомнила, как у меня самой в его ситуации бежали мурашки по коже, и меня снова накрыла волна одиночества.
— Я в первый раз в «Старбаксе», — решил оправдаться Тобин. — Серьезно. Первый раз в жизни, так что вы со мной долегче.
Он нащупал руку Энджи, и их пальцы сплелись. Она тоже покраснела.
— Так… тебе только маффин? — спросила я.
Потом открыла стеклянную дверцу шкафчика с выпечкой.
— Не нужен мне ваш дурацкий маффин.
Тобин притворно надул губы.
— Бедняжка, — подыграла ему Энджи.
Тобин посмотрел на нее. Лицо ее казалось нежнее обычного, потому что она была сонной. И почему-то еще.
— Давай самое большое латте, — сказал он мне. — Я с ней поделюсь.
— Конечно, — ответила я. — С сиропом?
Он снова обратил свое внимание на меня:
— Сиропом?
— С фундуком, с белым шоколадом, малиновый, ванильный, карамельный… — перечислила я виды сиропа.
— Картофельный?
Мне на секунду показалось, что он смеется надо мной, но когда Энджи тоже засмеялась — и это был беззлобный смех над шуткой, предназначенной только для них двоих, — я поняла, что не все в мире вертится вокруг меня.
— Прости, картофельного нет.
— Ладно. — Он почесал голову. — Тогда…
— Дольче-уайт мокко с корицей, — сказала мне Энджи.
— Отличный выбор.
Я выполнила заказ, и Тобин расплатился пятью долларами, сунув еще пять в кружку для чаевых. Похоже, он все же не был таким уж дураком.
Но когда они отошли, чтобы присесть, я не смогла удержаться от мысли: Только не в фиолетовые кресла! Это наши с Джебом кресла! Но конечно же они сели именно в фиолетовые кресла, самые мягкие и удобные. Энджи опустилась в то, что стояло ближе к стене, а Тобин занял другое. В правой руке он держал напиток, а пальцы левой были переплетены с пальцами руки Энджи.
(глава девятая)
К шести тридцати солнце официально начало вставать. Наверное, это было даже красиво, если нравится такое. Новое начало, обновление, теплые лучи надежды…
Ага. Для всех, кроме меня.
В семь часов случился настоящий утренний наплыв посетителей, и я, занявшись приготовлением капучино и эспрессо, заставила свой мозг заткнуться хотя бы на время.
Скотт забежал на привычный чай с молоком и специями и, как всегда, заказал стаканчик сметаны на вынос для Мэгги, своего черного лабрадора.
А Диана, воспитательница из детского сада по соседству, заскочила на стаканчик латте с обезжиренным молоком и, роясь в кошельке в поисках скидочной карточки «Старбакса», в стомиллионный раз сказала, что мне следует сменить фотографию на доске «Познакомьтесь с нашими баристами».
— Ты же знаешь, что меня бесит эта фотка, — сказала она. — Ты похожа на рыбу с такими губами.
— А мне нравится, — сказала я.
Джеб сфотографировал меня в прошлый Новый год, когда мы с Теган дурачились, изображая Анджелину Джоли.
— Вот уж не знаю почему, — продолжала Диана. — Ты же на самом деле такая красавица, даже с этой… — она взмахнула рукой, указывая на мою новую стрижку, — панковской прической.
Панковская прическа. Господи!
— Она не панковская, — возразила я. — Просто розовая.
Диана нашла карточку и протянула ее мне:
— Ага! Вот, держи.
Я засчитала скидку и вернула карточку Диане, и она помахала ею у меня перед лицом, прежде чем забрать заказ.
— Живо смени фотографию! — приказным тоном произнесла она.
Трое Джонов пришли в восемь часов и, как обычно, сели за столик в углу. Все как один уже пенсионеры, они любили по утрам пить чай и решать судоку.
Джон Номер Один сказал, что моя новая прическа делает меня «очень секси», и Джон Номер Два велел ему прекратить со мной флиртовать.
— Она тебе во внучки годится, — прибавил он.
— Не волнуйтесь, — заметила я. — Любой, кто произносит слово «секси», автоматически лишает себя шансов.
— Ты имеешь в виду, что раньше у меня шансы были? — поинтересовался Джон Номер Один.
Бейсболка на его голове походила на птичье гнездо.
— Нет, — ответила я, и Джон Номер Три громко засмеялся.
Он хлопнул ладонью по ладони поднявшего руку Джона Второго, и я покачала головой. Мальчишки.
В восемь сорок пять я развязала фартук и объявила, что ухожу на перерыв.
— Отлучусь по делам, — сказала я Кристине, — но скоро вернусь.
— Подожди, — сказала она.
Кристина удержала меня за предплечье, и, проследив за ее взглядом, я поняла почему. В кофейню вошел самый главный чудик Грейстауна, водитель тягача по имени Трэвис, одетый в костюм из фольги. Штаны из фольги, рубашка-куртка из фольги и даже остроконечная шапочка — из фольги.
— Но почему, почему он так одевается? — спросила я, и не в первый раз.
— Может, он рыцарь, — предположила Кристина.
— Или громоотвод.
— Или флюгер, предсказывающий ветер перемен.
— Вот это было бы здорово, — со вздохом сказала я. — Ветер перемен мне бы не помешал.
Подошел Трэвис. Глаза у него были такие светлые, что казались серебряными.
Он даже не улыбнулся мне.
— Эй, Трэвис, — обратилась к нему Кристина. — Чего тебе?
Обычно Трэвис просил воды, но иногда у него хватало мелочи на булочку с кленовым сиропом, это его любимая выпечка. Кстати, и моя тоже. Такие булочки только кажутся сухими, а глазурь из кленового сиропа — вкуснятина.
— Дайте стаканчик на пробу, — хрипло произнес он.
— Конечно, — сказала Кристина, потянувшись за стаканчиком. — Чего тебе?
— Ничего, — ответил он. — Только стаканчик.
Кристина посмотрела на меня, и я пристально вгляделась в Трэвиса, чтобы не смеяться: это было бы грубо. Присмотревшись, я разглядела на его куртке-рубашке из фольги множество себя. Или скорее кусочков себя, изломанной складками фольги.
— Есть вкусное латте с яичным коктейлем, — предложила Кристина. — Это наше фирменное рождественское угощение.
— Только стаканчик, — повторил Трэвис и нетерпеливо переступил с ноги на ногу.
— Ладно, ладно.
Кристина протянула ему стаканчик.
