- С древками посеребренными, знаком их власти. Чтоб тебе было ведомо: у нас издавна действует закон: после того как под вечер пробьет колокол на ратуше, никто не смеет ходить по улицам без огня, если не хочет быть-взят под стражу и подвергнут наказанию рихтарем или его помощником, который в ночное время обходит со своими бирючами город. Ежели потребно, идут с ним также несколько коншелов или еще кто из магистрата. И ныне исправно ходят они ночным дозором, хотя, кроме них, несут службу двенадцать гейтманов: восемь выборных от нас, пражан, а четверо - от таборитов и окрестных жителей; гейтманы те заправляют делами воинскими и прежде всего пекутся об охране ворот и стен города. Просто чудо, как ты сумел попасть в город в таком подозрительном наряде, да еще целую ночь по улицам пробродил, не столкнувшись с ночной стражей.
Теперь пан Броучек понял, почему ночной прохожий нес фонарь и почему не замедлил извлечь оружие; наверняка он заподозрил в пане домовладельце, идущем без огня, преступные намерения.
"Да, веселенькая жизнь в этой старой Праге! - подумал наш герой.Только одним глазком заглянул я сюда, а уже начинаю сожалеть о каждом слове, сказанном против наших городских властей. О, золотая Прага девятнадцатого столетия! Как представлю, что мне приходилось бы веявши раз, идя к "Петуху" или на Градчаны, таскаться с фонарем и потом каждому объяснять, освещая свою фигуру, откуда я иду и когда ворочусь домой! А ежели б я его где-нибудь потерял, то проснулся бы в каталажке. И хороши были бы оживленные улицы по ночам, когда б в них роились и перемигивались эдакие светлячки и болотные огни!"
- А пошто ты не стал постоем в какой-нибудь корчме? Деньги есть у тебя? - спросил древнечешский мещанин.
Броучек не сразу нашелся, что ответить. Вопрос напомнил ему о новых трудностях. В его кошельке было немного денег, но употребить их здесь можно, пожалуй, с тем же успехом, как и на Луне. Нет сомнения, что гуситы не пожелают понимать ни по-немецки, ни по-венгерски. А тут он еще вспомнил о недавно обнаруженном кладе. Ах, боже ты мой, в безумном беге от ворот он совсем не примечал улиц, и кто знает, найдет ли он снова дверцу с птичками в безбожной путанице и пестроте старинных домов? И даже если найдет, кто знает, сумеет ли он в .другой раз пробиться к кладу, который, наверное, вовсе не оставлен и не забыт, а принадлежит или, может, еще живому королю Вацлаву, или другому средневековому богачу, укрывшему его там в эти бурные гуситские времена. И наконец, какой прок ему от богатства в осажденном городе, откуда он будет счастлив просто унести ноги? Ах, с радостью пожертвовал бы он всеми этими сокровищами, лишь бы из дикого средневековья попасть обратно в благоустроенную, культурную Прагу наших дней!
Клад короля Вацлава был только чудным сном, сверкнувшим ему на миг лишь для того, чтоб еще горестнее было пробужденье.
Подлинное страдание дрожало в голосе пана домовладельца, когда он наконец ответил: - Есть у меня кое-какая малость, но эти деньги тут никто не примет. Я нищий, совершенный нищий.
- Так вот причина твоего отчаяния, кое ты изливал перед моими окнами? - с состраданием молвил Домшик. - Утешься, друже. Все пойдет на лад. А пока будь моим гостем.
Но вдруг он остановился, словно вспомнил что-то важное, и голос его опять зазвучал строже: - Но послушай, Матей, ты подобой?
- Подобой? - повторил пан Броучек удивленно, не понимая смысла вопроса.
- Ты приобщаешься обоими видами? - пояснил Янек от Колокола.
- Обоими видами? - снова повторил пан домовладелец и потер себе лоб; он не понимал ничего.
- Ты, что, не разумеешь? - воскликнул Домшик уже нетерпеливо. - Я вопрошаю тебя, комкаешь ли ты такоже и вино?
- Ах, вот оно что! - с улыбкой облегчения вздохнул пан Броучек, полагая, что наконец-то понял и что вопрос Янека как-то связан с гостеприимством, им ранее предложенным. Про себя же подумал, что древний способ выражения донельзя витиеват: сколько потребовалось экивоков для того, чтобы просто узнать, пьет ли он вино. А вслух ответствовал весело: Само собой разумеется, что я подобой. Подобой- ха-ха!- отличная штука! Ну как не вкушать вина, приятель; но сказать по правде, хорошее пиво я ставлю еще выше.
Домшик попятился почти в испуге и предостерегающе вытянул руку: Остановись, кощунственный язык! Хочешь насмешки строить над святой верой нашей?
Но он тут же опомнился и продолжал спокойнее: - Верно, ты говорил, что с малых лет пребывал в чужих краях; может, того ради не ведаешь о правде божьей, магистром Яном Гусом, Иеронимом, Якоубеком из Стршибра и другими учителями нам возвещенной. Но ты наверняка слышал, что оба святых мученика наших жестоко казнены в Констанце папой, епископами и прочими князьями антихриста.
- Об этом я и правда что-то слышал и читал. Но почему, собственно, сожгли Гуса, не знаю толком. Чтото они там не поделили с господами патерами. Вискочил как-то заметил, что Гус-де был вероотступник...
- Гус - вероотступник? - вскрикнул громовым голосом Домшик, дико засверкав глазами и ухватившись за рукоять своего меча. - Это Гус-то, который нам проповедал истинное слово бозкие, который хотел очистить церковь от греха и заблуждения, и от изобретений человеческого лукавства, и возвратить ей исконную чистоту первых апостолов, Гус, который клеймил гордыню, алчность и безнравственность дурных священников, пока их злобная мстительность не добилась его осуждения и казни на вечный позор земле нашей и имени нашему,- так это Гуса называешь ты вероотступником, богохульник презренный?
При этом он наступал на Броучека, скрипя зубами и дергая рукоять меча, так что тот, дрожа всем телом, боязливо отступал и бормотал, заикаясь: Так это же не я говорю, что Гус вероотступник, это как-то раз Вискочил за пивом сказал, ввязавшись в спор с Клапзубой, которого мы шутя иногда называем гуситом... А Вискочил- портной, он работает в семинарии, так что, само собой, должен быть клерикалом, если кормится от сутан. А я - я ничего не имею против Гуса; я "У петуха" всегда сижу под его портретом.
Хотя Домшик понял лишь отчасти это объяснение, все же его гнев был укрощен. Он снял руку с меча и быстро спросил: - Так ты желаешь отказаться от заблуждений папистов и стать приверженцем учения Гуса?
Это был щекотливый вопрос. Пан Броучек в растерянности молчал, почесывая за ухом.
"Хорошенькая история! - говорил он себе,- Отродясь я в религию не вдавался, вот и попал впросак. Стать гуситом - благодарю покорно. Таким гуситом, о котором как-то в шутку говорил в своей речи в ратуше доктор Ригер,- охотником до архиерейского носа, румяного и с сочной капустной, таким я согласен быть от всей души, хотя бы до дня святого Мартина. Но чтобы я, это самое... какие-то шутки с верой - против господ патеров - да еще, может, с железным цепом в гвоздиках - ни-ни, покорнейше благодарю. Я, собственно, даже не знаю, какая у этих людей была религия.. Слышал только, что с иноверцами они особенно не церемонились". И мороз пробежал у него по коже, когда он вспомнил кое-какие случаи, о которых ранее слышал или читал.
Тем временем Янек от Колокола бросал нетерпеливые взгляды на пребывающего в нерешительности Броучека и, не дождавшись ответа, продолжал голосом, опять ставшим неприветливым:
- Сдается мне, ты не спешишь склонить сердце свое к чистой вере нашей и предпочитаешь коснеть в заблуждениях. Коль так, то покинь скорее город, потому что католики нам в Праге не нужны. Я сам выведу тебя за ворота, ибо легко может случиться, что один живым ты отсюда не выберешься. Впрочем, и по ту сторону ворот радости тебе будет мало. Столкнешься с немецкими крестоносцами - жестоко поплатишься, ибо они без милосердия сжигают каждого чеха, попадающего к ним в руки, не спрашивая, гусит он или католик.
Такая перспектива произвела на Броучека должное впечатление.
- Но я же не говорю,- произнес пан домовладелец в смертной тоске, что я против вашей веры. Я также думаю, что Гуса нельзя было вот так, сразу сжигать, и вообще вся эта инквизиция - безобразие.
- И ты согласен стать подобоем? Ты согласен вкушать тело и кровь господа нашего в виде хлеба и вина, как это установил Христос на тайной вечере и как это делали апостолы и первые христиане?
- Почему бы мне не делать то, что делали апостолы? Греха в том быть не может.
Это софистическое оправдание не очень успокоило душу пана Броучека, но про себя он добавил: "До причастия еще далеко!" Янек от Колокола был вполне доволен таким ответом. Недоверие исчезло с его лица, взор приветливо засиял, и правая рука дружески протянулась к пану Броучеку.
- Ну, Матей, приветствую тебя как дорогого гостя! Ты наш человек и вместе с нами будешь защищать свободу нашей веры. Войди со мною в дом мой; позднее я изложу тебе подробно учение наших магистров.. Ты, наверное, хочешь спать, проблуждав целую ночь?
- Признаюсь, я действительно с удовольствием бы вадремнул часок-другой.
