- Господи боже ты мой! - пан Броучек даже всплеснул руками.- Покорно благодарю. Послушай, приятель, я думаю, будет лучше, если ты оставишь свое прекрасное платье себе, а я останусь при своем.
-. Если ты непременно так хочешь, пожалуйста. Но говорю тебе: в своих портах ты будешь посмешищем в глазах всего города. Особливо же наши помощники из окрестных селений, хулители всех необычных нарядов - ибо это суета сует - встретят тебя с враждою: ведь понадобился строгий приказ Жижки, дабы табориты на улицах Праги не обрезали встречным мужчинам бороды, а девицам косы, не срывали с женщин покрывала. Ну и, кроме того, как тебе уже ведомо, у нас берут под стражу всех подозрительных: если тебя увидят в этом мерзком наряде другие люди, ты вряд ли их убедишь, как меня, что ты не инородец какой из табора Зикмундова там, за рекой.
- Ну, что ж, - делайте со мной .что хотите, - пан Броучек во вздохом покорился своей участи.
- Еще я тебе окошко подниму, а то вроде бы душно здесь, - предложил услужливый хозяин л: толкнул верхнюю часть залепленного бумагой окна вверх. Поскольку дверь оставалась открытой, гость, успевший снять с себя сюртук, оказался на пути мощного потoка воздуха, который в этот рассветный час был, несмотря на летнюю пору, довольно свеж и даже резок.
Мы знаем, что пан Броучек последнее время очень бережет свое здоровье, и потому поймем то беспокойство, с которым он воскликнул: - Бога ради, что ты делаешь, дружище? На этом сквозняке я как раз подцеплю насморк.
- На сквазнике? Что это такое?
- Господи, он не знает, что такое сквозняк! Разве ты не чувствуешь, как тянет?
- Что тянет?
- Пожалуйста, не делай из меня дурака. Что тянет? Воздух тянет. И дует сегодня так сильно, что вполне можно захворать.
- Вот оно что, ты боишься воздуха?! - изумился и захохотал Домшик.Ей-ей, сколько лет живу, никогда не слышал, чтобы кто-нибудь боялся чистого божьего воздуха, тем более утреннего раннего ветерка, особливо летом приятного. Ну, не желаешь, так пусть будет по-твоему.
И, качая головой, опустил раму.
Пан Броучек между тем сокрушался про себя: "И куда тебя занесло, Матей! В этом непросвещенном столетии они даже не знают, что такое сквозняк! Если и в наши времена у меня сплошные столкновения из-за сквозняков, то что я буду делать здесь? Счастье еще, что вчера я не забыл заткнуть уши хлопчатой бумагой".
- Спи спокойно, Матей! - откланялся хозяин.
- Благодарю, Янек! - отрезал гость, делая особый упор на этом простецком "Янек".
- Каков привет, таков ответ,- заворчал он себе под нос, когда Домшик удалился.- Ну и манеры!
"Матей!" "Янек!" Чудное обращение к домовладельцу! "Янек!" У нас так даже к лошади не обращаются, не то что к владельцу четырехэтажного дома. Это мне в наказание за то, что я хвалил старые времена.
Что может быть лучше нашего просвещенного девятнадцатого века?
Он еще более утвердился в своем мнении, когда ему пришлось снимать штиблеты, сковыривая их друг об дружку.
- Даже "разувайки" для обуви нет,- ворчал он,а еще называют это комнатой для гостей!
Разуваясь, пан Броучек заметил, что один ботинок очень пострадал: каблук и часть подметки были наполовину оторваны oт верха. Без сомнения, результат столкновения с камнями в подземном коридоре и бега по распрекрасным гуситским мостовым. Придется отдать штиблету в ремонт, а самому ходить бог знает в каких древнечешских бахилах.
Он взглянул еще на часы: они показывали полвторого, Еще бы им показывать верно часы и минуты, когда само Время рехнулось и отстало на пять столетий. Поскольку солнце в июле встает около четырех, пан Броучек рассудил, что сейчас должно быть примерно половина пятого.
Полураздетый, он лег на постель и скоро уснул.
Последняя мысль, пробившаяся сквозь бурный рой недавних впечатлений, была страстной мольбой о том, чтобы пробудиться на своей удобной постели в своей уютной спальне и обнаружить, что все путешествие в средние века было лишь дурным сном!
VI
Почти четырехчасовой сон чудесно освежил пана Броучека.
Он живо вскочил с постели и посмотрел вокруг.
Увидев вместо приветливых стен своей спальни с изображениями одалиски и Неаполитанского залива унылые стены средневековой комнаты, он нахмурился, но тут же бодро вошел в свою новую роль, чувствуя себя теперь более готовым к борьбе.
"Вернулся же я с Луны,- закончил он цепочку рассуждений, которыми пытался себя приободрить, - выберусь и отсюда. Как-нибудь пробьюсь через эту гуситскую заваруху. В конце концов, что тут со мной может случиться? Ведь я-то знаю, что через несколько столетий я жил - то есть буду жить через несколько столетий - или, собственно, что я... Ох, да что я себе голову морочу!" В это время взгляд его упал на пеструю кучу одежды, лежащую на сундуке.
- А вот и наш святочный наряд! - горько пошутил он.- Однако что делать - надо влезать. Янек драв. По одежке протягивай ножки. Ну-ка поглядим, что нам бог послал?
Запустив руку в пеструю смесь, он извлек из нее штаны.
- И правда, ей-ей! - воскликнул он с кислым смехом.- В самом деле, одна "колоша" как кровь, а другая - как барвинок. Ай-яй-яй! Вот красота, чтоб им пусто было! А потом будут говорить, что в старину чехи были мудрые и рассудительные. Вот нам и рассудительность! Половина красная, половина зеленая! И это должен напяливать на себя серьезный человек и пражский мещанин. И это...
Он яростно швырнул штаны на пол.
Потом из пестрой кучи на сундуке был извлечен желтый кафтанчик, а за ним что-то большое, лиловое, и он никак не мог сообразить, что с этим делать. Повертев загадочный предмет в руках и так, и эдак, и все безрезультатно, пан Броучек в сердцах бросил его на сундук и снова взялся за штаны.
С отчаянной решимостью начал он их на себя натягивать. Дело шло туго в полном смысле слова, и он не раз послал к черту их неудобный покрой, ибо книзу штанины превращались в сущие дудочки. Наконец его труды увенчались успехом; только штаны оказались ему до того в обтяжку - как трико,- что при каждом движении он опасался, как бы они не лоцнули. Но, по-видимому, они были изготовлены из ткани весьма прочной и, несмотря на почтенный возраст, отлично сохранившейся. Пан Броучек с судорожным смехом оглядел свой красно-зеленый постамент и зло сплюнул.
Теперь он пустился на поиски туалетных принадлежностей. Попутно он вновь подверг иронической критике гигантское ложе с лесенкой, громоздкий сундук и лавку, окна, заклеенные пленкой, равно как и глиняные ендовы на полке, воздав честь их более чем смелым формам многократно повторенными "ай-яй-яй" и "черт-те что".
В неглубокой нише он обнаружил простой железный подсвечник с огарком сальной свечи ("В комнате для гостей!" - сердито проворчал он), громадные щипцы для снимания нагара, а затем и предмет, в котором он сначала признал песочницу, но вскоре понял свою ошибку, припомнив песочные часы на изображениях Духа Времени.
- И как попадает сюда подобная чепуха, бог знает,- ворчал он.- Лучше бы вспомнили о настоящих часах!
Длинный кусок белой ткани с вышитыми на ней яркими цветами и птицами, что висел у дверей на рогулине, украшенной с двух сторон смешными фигурками, завершил перечень предметов, находившихся в горнице.
Никаких следов туалетного столика. И даже зеркала нет.
"Вот образцовый гостиничный номер!" - подытожил Броучек еще раз свои впечатления и вышел из комнаты, чтобы раздобыть хоть воды для умывания.
С галереи он заметил внизу, на дворике, среди домашней птицы сгорбленную морщинистую старуху, так диковинно закутанную в пестрые средневековые одежки, что ему невольно припомнилась баба-яга из сказки.
Пан Броучек даже струхнул, на нее глядя, и сказал лебе: "Такая колдунья с утра - не к добру!" Но вслух крикнул вниз: - Эй, бабуся, дайте какой-нибудь умывальник, или рукомойник, или как там это на вашем древнем языке называется!
Старуха вытаращила на него глаза и с минуту стояла в оцепенении, глядя вверх, потом всплеснула над головой сухими руками и торопливо заковыляла в дом.
Вскоре на галерее появился Домшик.
Протягивая Броучеку руку, он сказал сердечно: - Хорошо поспал? Наша старая служанка Кедрута, не знавшая о твоем прибытии, прибежала в дом вне себя от страха: мол, какой-то варвар выкрикивал ей с галереи странные слова. Что тебе угодно?
- Я хотел бы умыться.
- Я тотчас пришлю тебе коноб с водой; а рукотерть висит на верее в коморке. Если желаешь, пришлю тебе и гребень или чесало...
- Че-са-ло? Для чего?
- Для головы.
- Чесало для головы!
Пан Броучек молитвенно сложил руки в возвел очи горе.
Ему страстно хотелось еще что-нибудь крикнуть, но он сдержался и только сказал сухо: - Благодарю. Кроме воды, я ни в чем не нуждаюсь.
Хозяин вышел, а гость, возвращаясь в свою спальню, несколько раз повторил: - Чесало для головы!
Из карманчика своего жилета, лежавшего на лавке, он извлек элегантную щеточку для волос с расчесочкой и зеркальцем и, глядя на них почти с нежностью, прошептал: - Золотое мое девятнадцатое столетье! Не будь со мной этих вещиц, мне пришлось бы причесываться помелом! Правда, он сказал, что есть и гребень. Представляю себе - наверное, не гребень, а скребница для коня, и скребется ею небось весь дом.
