Что за безумная планета! Но закончим уже с этим эпизодом. Полисмену нужно еще заполнить форму «Феникс».
Размер обуви: 42. А какой это номер в Англии? Неизвестно.
Рост: 179 сантиметров. Сколько это в футах и дюймах? Неизвестно.
Вес: 72 килограмма. А сколько это в фунтах и унциях? Ах, нам бы ваши проблемы.
Правша? Левша? Оберукий?
Камил перекладывает ручку из одной руки в другую и пишет другим почерком: «Я амбидекстер!». Затем повторяет операцию и пишет рядом то же самое.
Я объясняю констеблю, в чем дело, и он тоже перекладывает ручку из одной руки в другую и пишет: «Me as well!»
Вот это да! Три амбидекстера в одной комнате.
В машине – а я всегда отвожу освобожденных из-под ареста домой, если они из нашего города, хотя это несколько противоречит инструкции об обеспечении безопасности переводчиков – Камил пишет на голубой бумажке, которую констебль позволил ему оставить у себя:
– А что, в полиции здесь не бьют?
Я останавливаю машину. Выключаю мотор и вынимаю ключ зажигания. Ибо только тогда я имею право написать ответ, принять телефонный звонок, поковырять в носу или отхлебнуть глоток из двухлитровой бутылки кока-колы, которых уже больше не выпускают:
– Еще как бьют! Пересчитывают ребра и зубы, а иногда даже и рога. Но ведь амбидекстер амбидекстеру глаз не выклюет, правда?
Камил рокочет своим глухонемым булькающим смехом. Наконец-то все ясно. Все о’кей.
32
32. Господи – настигло. Ведь это первый День Правды после расставания с Любимым. Но нет, не сегодня… еще не сегодня. Спокойно, мой ангел, прячься от правды в этой густой, как жирное молоко, туманной субстанции любовного романтизма. Ты знаешь, что польское слово mgla по-русски означает туман? Не знаешь. А знаешь, что материя является более или менее плотным или редким скоплением элементарных частиц, всяких там протонов, нейтронов, электронов и разных бродячих элементов? Просто в дереве эти частицы расположены рядом, в молоке – подальше друг от друга, а о плазме даже говорить не будем. Ты – полный профан в этой области и многих соседних. Принимаешь различные образы, хвастаешься, что являешься интеллектуалом, и даже пробовал с моей помощью доказать это наглое заявление, но пролетел, так? Потому что я по образованию инженер, понимаешь? Инженер! А ты? Сам видишь. Недоучившийся мастер капиталистической военной пропаганды. Не лучше ли остановиться и не вдаваться, если настаиваешь, чтобы подтвердилась версия о том, что ты супержеребец, казанова, прямо-таки убийственный любовник? Прошу тебя, держись распаханного поля деятельности. Ведь когда миф о тебе как Великом Любовнике лопнет, что от тебя останется?.. Вот видишь. Всего наилучшего. Я буду защищать себя коконом своего романтизма аж до следующей инвентаризации, до очередного Дня Правды.
Ну хватит уже! Я сжимаюсь в пружину и – хоп! Лечу, описываю великолепную дугу и приземляюсь на обе ноги. Преодолеваю все препятствия. Каждый день у меня – День Правды. И я знаю, что сильна не любовью к Любимому, а злостью на него.
А знаешь, что польское слово tuman по-русски значит недалекий человек, тупак, тупило, тупь, болванчик-с?..
33
33. Вот это и случилось… Бемс!
Конец карьеры полицейской переводчицы…
Но почему? Ничто не предвещало. Ни сон о воскресшем из мертвых отце, ни дохлый воробушек на веранде, ни падающий вертолет… В общем, ничто меня не подталкивало к такой мысли. Никаких сигналов, предвидений или предчувствий. Все как обычно: тоска по близким, подтрунивание над повседневностью, слезы по любимому, дружеские отношения с приятелями, понимание Роберта, когти Федьки… И вдруг этот вопрос Бена (Попугая) Флинта: «А что ты тут делаешь?».
И вот сейчас, в суровом британском июле, в моей жизни происходят глобальные и необратимые перемены.
Попугай был первым адвокатом, встретившимся на моем профессиональном пути – разве это не читаемый символ? Первым и последним…
Первым было дело о прибывшей в порт Веймута яхте под французским флагом. На ней были литовский капитан, три члена экипажа с румынскими паспортами и действительными визами, а на борту – двенадцать пассажиров-нелегалов из Польши-Литвы-Украины-Беларуси. Эту теплую компанию британская полиция выследила способом, от которого Шерлок бы плакал – получили факс от коллег-лягушатников, которые спокойно наблюдали, как стремящиеся в светлое будущее пассажиры садились на яхту и отплывали из порта Кале в сторону нашего островка. Как только находящаяся под наблюдением жандармов яхта покинула французские территориальные воды, циничные квакухи послали факс нашим джеймсам бондам: «В направлении ваших территориальных вод идет судно, на борту которого находятся… У нас есть основания подозревать, что речь идет о нелегальном перемещении лиц в вашу страну (обращаем внимание – не пишут ИЗ НАШЕЙ В ВАШУ!). Предположительные порты назначения: Саутгемптон, Борнмут, Пул, Веймут и т. д.».
Козе понятно, что эта бумажка была выслана только тогда, когда севшая ниже ватерлинии посудина под гордым названием «LIBERTE», а как же иначе, уже находилась в наших водах. Получи наша служба береговой охраны информацию от лягушатников чуть раньше, разве мы бы впустили в наше сказочное королевство эту банду уборщиц и мусорщиков с дипломами учителей и кандидатов наук? Естественно, мы бы вернули эту лохань в мутные воды Французской республики или бы просто держали в нейтральных. Заберите себе эти людские отбросы и сами платите им пособия. Что?..
Но в тот раз выиграли лягушатники. Как обычно. Потому что их Джеймс Бонд еще не проявил себя в мировой литературе и искусстве, играть по-честному ему не обязательно.
Когда наконец яхта вошла в гавань Веймута, у нас образовалось столпотворение, как на русском базаре в Варшаве в те дни, когда Миша Подрабьяк принимает авансы на заказы настоящих поддельных паспортов, водительских прав и дипломов любого уровня, которые «лучше настоящих».
В момент швартовки к левому причалу, наша городская полиция лоб в лоб столкнулась с сотрудниками отдела по борьбе с терроризмом из Лондона. Наши собирались пока ограничиться наблюдением, а столичные гости намеревались брать судно штурмом. Наши говорили: мы их возьмем тихо и по одному, когда сойдут с корабля и отправятся на железнодорожный вокзал или автостанцию. У столичных полицейских в голове вертелись килограммы взрывчатых веществ и эффектный вид Веймута, взлетающего на воздух вместе с экипажем яхты. Когда наконец обе стороны перестали строить из себя крутых парней и играть своими стереотипными бицепсами, им удалось согласовать смешанный план: без шума взять пару первых пассажиров, интенсивно допросить их и потом уже пойти на штурм. Не зря же стянули сюда такие силы из самого Лондона.
Первыми сошли на наш невинный берег капитан Юстас Ковалюнас и боцман Борис Крыленко. Вначале на трап, затем на тротуар. Оглянулись, улыбнулись и… изобразили Папу: упали на колени задницами кверху и давай целовать нашу святую землю! А мы сидим в укрытии и смотрим на все это через специальные окуляры с выключенными приборами ночного видения, потому что уже полпятого утра и достаточно светло. У антитеррористов, естественно, сдали нервы. Они так беспокоятся о своей виртуально-политической работе, так мало востребованы их услуги… Так же, как террорист всегда на волосок от почетной смерти – борец с террором всегда боится одного: потери пенсии, о которой мечтает с детства, и поэтому сильно нервничает. И вот лондонцы пришли к выводу, что вновь прибывшие прощаются с матерью-Землей, и сейчас все мы взлетим на воздух. Четыре года спустя в такой же нервной атмосфере семью выстрелами в голову в лондонском метро был убит ни в чем не повинный бразильский студент. Одна моя приятельница случайно стала свидетельницей этого преступления. До сих пор она избегает той станции метро, и ее все время мучает вопрос: почему? Почему они стреляли семь раз? Ведь когда стреляешь в голову, едва не касаясь ее дулом ствола, достаточно одного раза. Но, как известно, на каждое наивное «Почему?» можно ответить: «В интересах государства», особенно, если спрашивает штатский, а отвечает бравый военный с прицелом ночного видения и пушкой. На самом деле, однако, все просто: стреляли со страха. Стрелявший чувствовал себя в опасности.
Так вот, в деле с той яхтой интенсивный допрос в присутствии адвоката Бена (Попугая) Флинта и был моим первым опытом работы с полицией.
– Я католик, поэтому стараюсь следовать Папе, – объяснил свой жест капитан Юстас. Он остался с нами на обцелованном им острове на пять лет, с небом немного иным, нежели наше.
– Да какое там целование земли! – протестовал боцман Борис. – У меня морская болезнь, я думал, что меня вырвет, как часто бывает при первых шагах на суше. Я всегда в таких случаях культурно наклоняюсь.
И боцман получил три года неба в клеточку.
