— Да, Марк. Обещаю.
— Спасибо, — отозвался он с умиротворенным видом. — Я передам.
Другой милой чертой Марка, помимо его неумения врать, была его неспособность распознавать обман.
Они прошли в дом. Старший ребенок брата, Том, еще не спал.
— Тетя Элли! Тетя Элли! — он бросился к ней на руки и с сосредоточенным личиком осмотрел ее. — Ты упала?
— Ага, — улыбнулась Хоппер. — Глупо так получилось.
Мальчик заговорщически зашептал ей на ухо:
— А папа тоже упал в саду и сказал нехорошее слово, и я его слышал!
— Да что ты? Вот те на! Надеюсь, ты его не запомнил.
Том расплылся в довольной улыбке.
— Запомнил.
Вошла Лаура.
— Так, дружок, пора спать, — произнесла она и только потом увидела золовку. Кровь так и отхлынула от ее лица, и Хоппер даже вынуждена была сдержать смех. — Элли, господи! Как ты?
— Да в порядке. Не сомневаюсь, Марк все тебе расскажет, — она все же ощутила некоторую неловкость, что ужас невестки доставляет ей такое удовольствие.
— Не стоит так… Ладно, Марк позаботится о тебе. Еда на плите. Марк, можно тебя на секундочку? — Лаура поспешила удалиться с Томом. Брат последовал за ними.
Элен в одиночестве принялась за еду.
* * *
Когда она уже заканчивала ужин — какое-то овощное рагу; все-таки семья Марка не была достаточно состоятельной, чтобы есть мясо каждый день, — на кухню зашел брат. Он позволил себе немного потоптаться на месте — эдакий телесный аналог откашливания, чтобы привлечь внимание публики.
— Элли, если ты во что-то вляпалась, я могу помочь. Можно устроить тебе перевод или… подключить других людей, если нужно. У меня много связей. Я хочу, чтоб ты поняла: ты не одинока.
В голове у Хоппер машинально мелькнуло возражение: «Одинока, еще как одинока».
Вид у брата был такой мрачный и искренний, что она чуть было не призналась ему о желании Торна перед смертью что-то показать ей. Но затем так же стремительно дверь в ее сознании захлопнулась перед ним.
— Марк, у меня выдался тяжелый день. Я мечтаю только о том, что поскорее завалиться спать.
От нее не укрылось, как Марк подавил волну раздражения — просто поразительно, как он вообще добился успеха в службе безопасности, когда у него все читалось на лице.
— Хорошо-хорошо. Отоспись. Но утром я все равно хочу поговорить об этом. Мы можем вернуть тебя на платформу.
— Слишком поздно.
— Что ты имеешь в виду?
— Уорик. Она уволила меня.
— Ох, — на мгновение Марк явно приуныл. — Но, может, оно и к лучшему. Если именно из-за людей на платформе ты…
— Сбилась с пути истинного? Да там в основном военные и физики-ядерщики. Когда, по-твоему, военные свергали демократическое правительство ради собственных нужд? За исключением нынешних обстоятельств, конечно же.
Это было уже слишком.
— Вот из-за таких разговоров ты и влипла в историю, Элли. Тебе и вправду стоит отдохнуть. Мое мнение тебе известно, и ты обещала мне больше ни во что не ввязываться, — Марк словно обращался к невидимой аудитории. Хоппер пришло в голову, что его кухню могут прослушивать.
— Спокойной ночи, Марк.
Элен оставила брата и поднялась в свою комнату. Здесь было тихо. Самое время припрятать фотографию Торна с коллегами, решила она. Достав снимок из бюстгальтера, оглядела комнату. Однако ничего подходящего на глаза ей не попалось, и тогда она спустилась на площадку, где располагался заставленный всякой утварью приставной столик. Непосредственно за ним обнаружилась щель между двумя брусками, куда и получилось запихать фотографию. Оставлять ее здесь, конечно же, было рискованно, но прятать в комнате, а уж тем более носить с собой представлялось еще более опасным. Вернувшись в постель, Элен вдруг ощутила себя странно уязвимой без снимка.
Минут через двадцать жажда выгнала ее из постели, и она прокралась вниз. Брат к себе в спальню до сих пор не поднялся. На первом этаже свет пробивался из-под тяжелой дубовой двери, за которой, насколько помнилось Хоппер, находилась вторая гостиная, поменьше. Она приложила ухо к двери и расслышала приглушенный голос Марка, однако разобрать слова оказалось невозможно. Тихонько вернувшись наверх, Элен попыталась заснуть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Прошло с полчаса, однако разум ее никак не мог успокоиться, и тогда она подняла жалюзи и выглянула в солнечную ночь. Где-то неподалеку тянула свою песню утомленная птица. А больше не доносилось ни звука.
О фотографии они ни за что не узнают. И у нее имелось еще кое-что: в доме Торна она обнаружила визитку адвоката. Стефани Клэйфорд, так ее зовут. Завтра утром она заглянет к ней, а потом отправится в книжный магазин Фишера. В общем-то, ей некуда больше идти.
В конце концов Хоппер заснула и во сне оказалась на носу рассекающего черный-пречерный океан баркаса — того самого, что их отряд обнаружил два дня назад. Впереди раздавался какой-то хруст. Вглядевшись, Хоппер поняла, что двигается судно вовсе не по воде. То был некий темный блестящий панцирь, размалываемый килем баркаса на тысячи искрящихся чешуек. Из-под закрытого люка у нее за спиной доносилась возня. В трюме находились сотни человек — мертвые, требующие ее внимания. И еще она знала, что где-то среди них была ее мать — уже влившаяся в их ряды, уже бесповоротно пропащая.
Она повернулась и направилась к люку, намереваясь прижать крышку, чтобы люди не вылезли из трюма наружу и не заполнили палубу. Бесполезно: против ее воли крышка вспучилась вязкой массой, и из люка отчаянно потянулись руки. Ногти на пальцах мертвецов трескались, кожа, как пергамент, рвалась о грубую палубу. Элен проснулась и с комом в горле уставилась сухими глазами в потолок. Но потом вновь задремала.
21
Окончательно проснулась она незадолго до семи часов от сигнала будильника, выдернувшего ее из очередного сна, который совершенно не запомнился. Болело все. Ссадина на щеке воспалилась и распухла. Плечом невозможно было пошевелить, так что при одевании пришлось изрядно помучиться. Собственное отражение в зеркале привело Элен в ужас. Сон с усталостью справиться не помог, что отразилось на цвете кожи, вдобавок покраснел один глаз. Она умылась и неумело, за долгим отсутствием практики, замаскировала следы побоев косметикой.
Вчера перед сном она заглянула в сумку. Хаос там царил не больше обычного, конверт с деньгами оказался на месте, как и документы. И даже маленький амулет, что она нашла в трюме баркаса с мертвецами, притаился между тюбиком солнцезащитного крема и нераспечатанной пудреницей. На нем все еще оставалась какая-то грязь, и Хоппер поспешно смахнула ее, прежде чем успела разобрать, не органического ли она происхождения.
Одевшись, она тихонько спустилась на первый этаж, держа обувь в руке. Дверь в спальню Марка и Лауры была закрыта. Прокравшись по вестибюлю, Элен отперла дверь и выскользнула из дома. Записки она не оставила.
Чтобы проверить, не следят ли за ней, она как бы невзначай прошлась в обе стороны от дома метров на сто, заглядывая в салоны припаркованных автомобилей, однако никого не заметила. Было жарко. Ночь, похоже, выдалась безоблачной, и утро тоже было ясным. Направляясь к автобусной остановке, Элен успела вспотеть.
Автобусы уже курсировали, и она села на направлявшийся в сторону Темпла. Очереди состояли из бедняков в основном европейского происхождения. Французы, немцы и испанцы собирались в кучки и тихонько переговаривались между собой. Их, жалких беженцев с погибшего материка, держали едва ли не за рабов и даже не обнадеживали насчет будущего.
Порой Хоппер задумывалась, как же скверно должно быть в Европе, если столько народу с тамошних территорий остается в Британии, предпочитая жизнь в тесноте да обиде и работу без всякой перспективы. Разрешение на проживание беженцам предоставлялось лишь из милости — принимающая страна делала им неимоверное одолжение, позволяя вкалывать по четырнадцать часов на полях или в хранилищах удобрений. Причем без всяких гарантий. Достаточно было какой-нибудь бюрократической уловки, чтобы все прежние обещания исчезли, подобно пене на пустынном берегу.
