Я задыхаюсь, хочу попросить прощения — у нее, у Борисовны. Она часто снится мне с Доминикой, стоит рядом почему-то в платке и тоже на меня смотрит. Я просыпаюсь — глаза мокрые, я сам весь мокрый от холодного пота, а руки и ноги ледяные.
Почему я живой, а их нет, зачем? Кому я нужен? Я всегда думал, что я один, но теперь понимаю, что они все были со мной — Борисовна, Доминика и…
Нельзя об этом думать. Если начну думать о Нике, боюсь, совсем сорвут тормоза. Никогда бы не поверил, что она может предать, кто угодно, только не она. Но если учитывать весь тот пздц, в который я попал, то я даже рад, что она сбежала. Пускай с моими деньгами, не она так менты бы забрали. Зато живая, не то, что…
В коридоре слышны шаги, распахиваются двери, вламываются два шкафа, на меня ноль внимания. Обходят по периметру палату, осматривают окна, под кровати заглядывают. Я даже не шевелюсь — пох…й. Один подходит к двери и кричит:
— Можно.
В палату входит мужчина, и раньше я бы охренел, что он сам пришел ко мне, а сейчас дальше смотрю в потолок. Вот правда пох…й. Даже на то, что это мои последние минуты пох…й, потому что пришел Шерхан, и пришел он по мою душу. Большая часть денег, пропавших из сейфа — его бабло.
— Здравствуй, Тимур, — он подходит ближе и нависает надо мной. По-прежнему не шевелюсь. Может, он оскорбится, и меня сразу грохнут? Но Шерхан сегодня на редкость необидчивый. — Тимур, здравствуй, говорю.
— Привет, — может, ему похамить, и он меня застрелит? В упор в голову, было бы круто, чтобы никакой умелец больше не откачал. У Шерхана всегда с собой ствол, он без него себя некомплектом чувствует, сам говорил.
— Как ты?
— Заеб…сь.
— Вот и хорошо. Значит, ты меня выслушаешь. Я правильно понимаю, что у тебя нет всей суммы налом?
У меня ее и безналом нет, так что правильно. Неопределенно киваю.
— Я слышал, что вечером собирается совет, будут решать, что с тобой делать. Вот я и решил сыграть на опережение.
Сходка, значит, будет. Будут решать, как бы мне побыстрее кишки выпустить и состояние мое раздербанить. Вот уж на что мне похер, так это на то, в какую опору моста меня закатают.
— Тим, — ему услужливо подставляют стул, и Шерхан царственно усаживается на него, как на трон. Умеет же, сука! — Я хочу получить назад свои деньги, поэтому предлагаю сделку. Ты переводишь все свои активы на меня, я отдаю твои долги, а ты начинаешь на меня работать. Как только отработаешь долг, я возвращаю активы обратно. Что скажешь?
— Заеб…сь.
А что я могу еще сказать? Что не верю ни единому его слову? Так и не верю, потому что нахер ему надо мои долги отдавать и во все это влезать?
— Тимур, — он хмурит брови, — не ерничай. Я серьезно.
— И я серьезно, — отвечаю и в глаза его смотрю. Жутковатый взгляд, если честно. Глаза у него цвета расплавленной стали, так себе ощущения. — На х…й оно вам надо?
Он несколько минут сверлит меня этим стальным взглядом, а потом вдруг выдает:
— Я знал Большакова, твоего отца, Тим, и это я скорее ради него делаю, а не ради тебя. Ты толковый парень, только завязывай с этими делами, иди под меня работать. Деньги из тени выводи, хватит баловаться, не пацан уже.
— Он мне не отец, — цежу сквозь зубы, и Шерхан неожиданно взрывается.
— Что ты можешь знать, сопляк? Не смей судить отца, он был хорошим человеком.
— Хороший пацан — не профессия, — снова цежу.
— Умник, — глаза Шерхана опасно суживаются, — а вот сам попробуешь бизнес отмыть, я посмотрю на тебя. Он молился на вас, на тебя и на жену, маму твою.
— Он не имел права подставлять семью. Не мог защитить, нечего было заводить, — продолжаю упрямо.
— Вот будут у тебя свои дети, я тогда на тебя посмотрю, — недовольно тянет Шерхан, — а он как мог, так и защищал. Просто не всем понравилось, что он выйти из тени хочет, ему бы поддержкой правильной заручиться.
Правильная поддержка — это Шерхан, ну а кто же еще? Конечно, он бы поимел при этом половину всего, если не больше, такая крыша дорого стоит. И я прекрасно понимаю, что если соглашусь, хорошо, если половину активов обратно получу, а так треть максимум.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Но у меня в самом деле нет выбора, и предложение Шерхана сейчас настоящее спасение. Однако я буду последним лохом, если дам это понять.
— У меня есть условия, — облизываю пересохшие губы, Шерхан оглядывается по сторонам и подает мне бутылку с водой. Заботливый, блять. Делаю глоток и киваю. — Ментов, которые мне крысу подослали и закрыть меня хотят, обнулить. Демьяна Морозова подключить к делу об убийстве Доминики Гордиевской. Ну и мое дело закрыть.
— Хорошо, — Шерхан даже не делает вид, что раздумывает. Встает и идет к выходу, оборачивается уже на пороге. — Я пришлю юристов, раньше сядем — раньше встанем. Собранию сообщу о своем решении сам. А ты выздоравливай, Тимур.
Он выходит, и шкафы вслед за ним покидают палату. Я обессиленно откидываюсь на подушки — вымотал он меня, такая энергетика бешеная, и правда, звериная. Но главного я добился — если Шерхан обезвредит тех, кто гонялся за моими деньгами, они не смогут достать Нику. Потому что я сам ее должен найти. Она меня предала, и только я буду решать, что с ней делать дальше.
* * *
— Что тебе там не нравится, Демьян?
— Не знаю, Тим. Все не нравится, — Морозов сплевывает, я жду. Мы уже не прячемся, Шерхан слово сдержал. Меня больше не пасут силовики, а сам Шерхан стал богаче еще на несколько миллионов. Долларов, естественно, мы с ним не мелочимся.
Я теперь нищий, как церковная мышь, любой пенсионер в стране даст фору Тимуру Талерову, потому что все свое имущество, движимое и недвижимое, я передал Шерхану. В дар. Аукцион, блять, щедрости. Даже юристы, через которых мы сделки проводили, в шок впали — бумажки подмахивали молча, а сами в лице менялись. От кипенно-белого до багряного и обратно.
Их Шерхан ко мне прямо в палату привел, я от такой заботы чуть не прослезился. А может, бабла стало жаль, кто нас, с дырками в голове, разберет.
Зато Демьян был допущен к материалам дела, и я его совсем потерял. С охраны его сняли после того, как за нас — точнее, за меня, за него уже паровозом — вписался Шерхан. Я начинаю подниматься и ходить — уже дохожу до толчка, сам себя уважать начинаю.
Сегодня пришел Морозов, весь в мыле, и мы с ним вышли на прогулку. Но я на своих двоих, а не в коляске, и это тоже неслабое достижение, как на меня.
— Дело закрыли так быстро, что по-хорошему, его бы на доследование отправить, — Демьян падает рядом со мной на скамейку и достает сигарету. Бросает один… — Ее опознала только твоя Татьяна Борисовна, а что там можно было опознать кроме шмоток? Я видел фото трупа, это жесть… Немудрено, что ее с обширным инфарктом увезли, как вообще можно было пожилую женщину, сердечницу на опознание везти? Разве больше не было кому опознать?
Я слушаю, а у самого нутро будто заледенело. Не могу представить Доминику мертвой, вот хоть снова в меня стреляйте, не могу.
— А вот с девушкой этой, с Никой, не все так просто, Тим, — Демьян задумчиво смотрит куда-то вдаль, и это явный признак того, что он подбирает слова.
— Давай уже, говори, — морщусь я, — сил нет никаких.
— Чистая она, Тимур, как слеза.
— Это что значит? — туплю. — Значит, не она взяла деньги?
Туплю не то слово, мне Демьян уже показал запись из облака, как Ника по всему дому камеры жевательной резинкой залепляет. Но просчиталась моя девочка, в подвале две камеры, она одну увидела, а вторая во всей красе запечатлела, как она мешок из хранилища тащит. Пыхтит, надрывается и тащит. Я планшет, с которого смотрел, об стену херакнул, но разве это решило проблему? Нет, не решило.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Значит, что они с Сотниковым вместе тебя сливали. Возможно, Ника твоя была к Самураю приставлена как смотрящая, а может, у нее была чисто отвлекающая функция. Но биография у нее слеплена идеально, такую не каждому агенту рисуют. В школе, где она училась, архив недавно сгорел, родители погибли, куда ни кинься, везде все подчищено. Очень ладная картинка, а сколько там правды, никто не знает кроме нее. Ты же повелся как малолетка.
