Подавшись к Ковентри, чтобы прошептать эти слова, Джин коснулась щекой его щеки, и он поцеловал ее страстно, невзирая на присутствие горничной, и шепнул в ответ:
– Моя малютка Джин! Ради вас я буду кем и чем угодно.
– Мисс Бьюфорт ждет. Передать ей, что вы придете, сэр? – сурово повторила бледная от негодования горничная.
– Да, да, я сейчас. Ждите меня в саду, Джин.
И Ковентри поспешил к Люсии, страшась объяснения с нею и в то же время желая сбросить его бремя.
Едва за ним закрылась дверь, как Дин прошествовала к мисс Мьюр. Ее трясло от ярости. Надавив мисс Мьюр на плечо своей тяжелой рукой, Дин процедила:
– Этого я и ожидала от такой интриганки. Я за вами давно слежу, да только вы меня всюду опережали, а уж как я старалась вам игру подпортить! Думаете, теперь он ваш? Как бы не так. Я этого не допущу, не будь я Эстер Дин. Да и сэр Джон не допустит.
– Уберите вашу руку и обращайтесь со мной с должным почтением – или получите расчет. Известно ли вам, кто я? – Джин расправила плечи и приняла надменный вид, который впечатлил горничную намного сильнее, чем слова. – Я – дочь леди Говард. А если пожелаю, стану женой мистера Ковентри.
Эстер Дин попятилась – обескураженная, но не убежденная. Вышколенная служанка и добродетельная женщина, она боялась переступить границы почтительности и зайти слишком далеко – это повредило бы ее госпоже в той же мере, в какой и ей самой. Не вполне веря Джин и ненавидя ее более, чем когда-либо, Эстер Дин, сделав книксен, скроила почтительную мину и смиренно молвила:
– Прошу прощения, мисс. Ежели бы я знала, я бы себя иначе вела, да только ведь известно, что гувернантки часто разлад в семейство вносят, откуда же доверию-то к ним взяться? Я не вмешиваюсь – упаси Господь; и грубить вам не хотела. Это все ради бесценной мисс Бьюфорт. Одно дозвольте сказать: мистер Ковентри не по-джентльменски поступает.
– Думайте, что вам угодно. Только примите совет: помалкивайте, если хотите и дальше служить в этом доме. Я пока не сказала «Да» мистеру Ковентри, но полагаю, что он имеет право не принимать выбор, навязываемый ему родными. Да и мисс Бьюфорт едва ли захочет выйти за человека, который женится на ней из жалости, из сострадания к ее несчастной любви.
И мисс Мьюр с безмятежной улыбкой покинула гостиную.
Глава VII
Последний шанс
«Теперь она расскажет все сэру Джону; значит, надо опередить ее и вообще ускорить события. Подстрахуюсь, прежде чем возникнет угроза. Бедная Дин, тебе со мной не тягаться. Однако и от тебя могут быть неприятности».
Такие мысли мелькали в голове мисс Мьюр, когда она шла по коридору. Хотя из-за двери в библиотеку доносились голоса, слов было не разобрать. Зато послышались тяжелые шаги горничной. Тогда Джин придвинула к двери стул, обернулась и, указывая на него Эстер Дин, произнесла с усмешкой:
– Садитесь сюда и стерегите, как преданная собака, а я иду к мисс Белле. Можете кивнуть, если согласны.
– Спасибо, мисс. И впрямь, лучше я сяду здесь. Молодой госпоже туго приходится, я наверняка ей понадоблюсь.
И Дин, полная решимости дождаться финала, уселась под дверью. Мисс Мьюр рассмеялась и пошла дальше, но ее глаза сверкнули, когда она обернулась, и внезапная злоба во взгляде не сулила верной горничной ничего хорошего.
– У меня письмо от Неда, и в нем записка лично для вас! – Таким радостным возгласом Белла встретила мисс Мьюр на пороге будуара. – Мне брат как-то странно пишет – будто второпях, и новостей никаких, кроме одной – что он виделся с Сиднеем. Надеюсь, ваше письмо приятнее, а то какой вообще был прок писать?
Едва услыхав имя «Сидней», Джин побледнела как полотно, и записка затрепетала в ее руке. Даже губы – и те стали совершенно белыми, однако Джин сказала ровным голосом:
– Спасибо. Вижу, вы заняты, поэтому прочту свое письмо на лужайке.
И прежде, чем Белла смогла возразить, Джин исчезла. В первом же укромном уголке сада она разорвала конверт и прочла небрежно и поспешно нацарапанные строки:
«Я встретился с Сиднеем, и он открыл мне правду. Поверить было трудно, однако пришлось, потому что Сидней представил неоспоримые доказательства. Я не упрекаю вас, не требую исповедей или искупления вины, ибо не могу забыть, что любил вас когда-то. Даю вам три дня; за этот срок вы должны найти себе другое пристанище. Через три дня я вернусь домой и расскажу семье, кто вы такая. Уезжайте немедленно и избавьте меня от боли, которую я испытаю при виде вашего бесчестья».
Медленно и внимательно Джин дважды прочла письмо, после чего некоторое время сидела без движения, только брови сошлись над переносицей, показывая умственное напряжение. Наконец она глубоко вдохнула, разорвала письмо, встала и направилась к Холлу, говоря себе: «Три дня! Только три дня! Справлюсь ли я за такой короткий срок? Должна справиться! Придется задействовать все способности и всю волю. Последний шанс. Если ничего не выйдет, то я не вернусь к прежней жизни – я разом с ней покончу».
Стиснув зубы и сжав кулаки, словно терзаемая горькими воспоминаниями, Джин вступила во владения сэра Джона, который вышел в сумеречный сад ей навстречу.
– Судя по вашему личику, вы утомлены, милая моя. На сегодня оставим чтение, лучше отдохните, – проговорил сэр Джон.
– Благодарю вас, сэр. Я действительно устала, но давайте читать, иначе не доберемся до конца. А я скоро уезжаю.
– Уезжаете? Куда же, дитя мое? – всполошился сэр Джон.
Мисс Мьюр села.
– Я расскажу позднее, сэр.
Она открыла книгу и прочла несколько страниц. Но очарование куда-то пропало; не было ни энтузиазма в интонациях чтицы, ни интереса в лице слушателя. Наконец сэр Джон не выдержал.
– Дитя мое, умоляю, довольно! Я не могу внимать вам, когда мой ум словно раздвоен. Что вас гнетет? Доверьтесь другу, позвольте вас утешить.
Словно ласковые слова возымели свой эффект, Джин уронила книгу, закрыла лицо руками и зарыдала столь горько, что сэр Джон всерьез встревожился – ибо в существе, которое до сих пор лучилось жизнерадостностью, подобная демонстрация чувств была трогательна вдвойне. По мере того, как сэр Джон пытался успокоить Джин, речи его становились все более нежными, тревога все менее походила на отеческую, а доброе сердце захлестнули жалость и сочувствие. Постепенно рыдания превратились во всхлипы, и сэр Джон принялся убеждать Джин Мьюр открыться, чтобы он мог оказать ей помощь делом и словом, невзирая на природу несчастья или, может быть, ошибки.
– Ах, вы слишком добры, слишком великодушны! Как я уеду, как расстанусь со своим единственным другом? – вздохнула Джин, утирая слезы и поднимая на сэра Джона благодарный взор.
– Значит, старик вам не совсем безразличен? – уточнил сэр Джон, невольно стиснув ладошку, которую держал в своей руке.
Джин отвернулась и отвечала едва слышно:
– Никто и никогда не проявлял ко мне подобного великодушия. Могу ли я оставаться безразличной к такому человеку? Мои чувства сильнее, чем я способна выразить.
С сэром Джоном случались короткие приступы глухоты, но эту фразу он расслышал, и она ему понравилась. В последнее время мужчина был задумчив, одевался с особой тщательностью, юным леди, что навещали его, выказывал галантность и очень оживлялся при них. Не раз и не два, случись Джин прервать чтение каким-нибудь вопросом к сэру Джону, он поневоле признавался, что не слушал, хотя Джин чувствовала на себе его пристальный взгляд. С того дня, как открылась тайна ее рождения, сэр Джон весьма привечал мисс Мьюр; по многочисленным эпизодам можно было сделать выводы о его интересе к гувернантке и о доброжелательности к ней. Теперь, после упоминания об отъезде, сэром Джоном овладела паника. Он уже видел, как осиротеет без мисс Мьюр огромный старинный особняк. Нечто в нехарактерном для нее волнении растрогало сэра Джона и вызвало его любопытство. Никогда еще Джин не казалась такой загадочной, как сегодня: с глазами, полными слез, она, бедная малютка, сидела перед сэром Джоном и не решалась поведать о своем пустячном затруднении.
