Гена, человек вялопьющий, сегодня резко изменил своим правилам. Прямо с порога он прошёл к бару, наполнил двухсотграммовый бокал водкой и влил её в себя, после чего потряс головой с выпученными глазами и занюхал рукавом рубашки. Подумал несколько секунд и отломил от плитки шоколода треть, чтобы закусить выпитые две сотни граммов зловонного зелья.
В эту минуту в гостиной появился Олег.
– У нас тут новости, – сообщил он.
– Подожди, я сейчас, – отмахнулся Гена и побежал по лестнице на второй этаж. Надо было срочно переодеться, а то мало ли что. Если на одежде его всё ещё имеются следы крови, то видеть их Олегу совсем не обязательно.
Спустя несколько минут Гена сошёл вниз, где его ожидал Олег, развалившись в кресле и дымя сигаретой.
– А вот Слава, между прочим, курит на улице, – воздев кверху указательный палец, заметил Гена.
– Извини, Гена, но я несколько взволнован. Тут, понимаешь ли…
– Что ещё тут приключилось? – нахмурился Гена, останавливаясь напротив Олега.
– Да этот жук-то, кстати, не так прост. Да ты садись, Гена, а то я сижу тут, как барин, а ты передо мной…
– И что этот жук натворил? – поторопил Гена.
– Да он, жучара такая, Джека задушил и пытался решётки выломать.
Гена был поражён услышанным. На лице Олега также отражалось чувство удивления, словно он не верил в полной мере собственным словам.
– Задушил? Джека? Да ты понимаешь, что ты говоришь?
– Вот именно. Я сам был в состоянии столбняка минут пять, как увидел.
– И где он?
– Джек?
– Да нет, этот зверь.
– Всё там же. Только я, – Олег довольно усмехнулся, – подверг его профилактической обработке и пристегнул наручниками к трубе.
– Как, каким образом ему удалось справиться с Джеком? – таращил глаза Гена, присаживаясь на диван.
– Да я сразу-то не спросил, а потом ему разглагольствовать уже было несподручно, – ответил Олег и весело рассмеялся. Заржал, точнее.
– Жить будет?
– Нас переживёт. Не дождёмся, как говорят в Одессе. Режим был щадящий. Режим профилактического воздействия, я имею в виду.
Гена покачал головой:
– Жена вернётся – убьёт меня за пса. Надо будет что-то придумать. Никаких там новых инфекций у собак не появилось? Какой-нибудь СПИД, к примеру, а?
– Я чумку знаю и энтерит, – пожал плечами Олег.
Гена поморщился:
– Это всё ерунда. Ставили ему прививки, как и положено. Хорошо, это потом решим. А сейчас пойдём-ка глянем на гладиатора. На тореадора. Только я сначала горлышко смочу. Ты, кстати, не желаешь?
– Да я, вроде как, на работе, – смущённо улыбнулся Олег.
– Мы по чуть-чуть, для проформы.
Гена и Олег выпили и спустились в подвал. Подлесный сидел ссутулившись, лицом в угол, на вошедших не обернулся.
– Что ж ты, зверь, делаешь? – с укором спросил Гена. Его уже заметно развезло, и говорил он чрезмерно растягивая слова. – Ты угробил мою лучшую собаку. Собака – лучший друг моей жены. Если сюда сейчас запустить мою жену, она порвёт на куски тебя на мелкие. Моя жена… Олег, ты ведь знаешь, как моя жена привязана к Джеку?
– Знаю. Его даже кастрировать пришлось, – со смешком ответил Олег.
Гена вытаращил глаза:
– Что?! Что ты сказал? Ты на что намекаешь, сучёныш?
– Гена, да я… – растерялся Олег.
Гена отвесил Олегу звонкую оплеуху, затем вторую.
– Ты… Ты… – Гена сжал кулаки.
Олег попятился, бормоча:
– Гена, ты меня неправильно понял. Я вовсе не то хотел сказать.
– Я тебя как раз понял. Сейчас ты всё поймёшь тоже, сучёныш.
– Гена!
Гена принялся избивать Олега, который не очень решительно уворачивался и ставил не слишком жёсткие блоки и при этом делал попытки объяснить, что он не хотел сказать ничего оскорбительного. Однако Гена свирепел, кажется, всё больше, приходя в ярость и от того, в частности, что далеко не все его удары достигали цели. Пропустив энное количество ощутимых ударов, и Олег стал наливаться злобой. Но Гена уже выдохся почти совершенно, он нанёс несколько не вполне удачных ударов ногами и опустился на бордюр бассейна.
– Пошёл вон! – приказал Олегу.
Олег ушёл очень быстро, и скоро воцарилась тишина, нарушаемая лишь звуками с шумом выдыхаемого Геной воздуха. Выдохи были короткими и резкими.
Подлесный, только что через плечо наблюдавший за мордобойным инцидентом, теперь опять сидел спиной к Гене.
– Ты видал таких хамов? – успокоившись, полюбопытствовал Гена.
– А я не понял: он хамил или, наоборот, ты кое-что болезненно воспринимаешь, – нагло ответил Дмитрий.
– Что я болезненно воспринимаю? – вскинулся Гена. – Ты на что намекаешь?
– Да на то же, что и этот ублюдок.
– А если я с тобой сделаю то, что и с ним? Или того похлеще? Да ты понимаешь хоть, что жизнёшка твоя и без того висит на волоске, болезный? Ты уже сколько раз смертушку-то выслужил, знаешь? Выслуга уже полная, кстати!
– Да пошёл ты вместе со своей выслугой, бабой своей и псом кастрированным! – с презрением ответил Дмитрий. – Ты зачем собаку кастрировал?
– Твоё какое дело? Ты скажи, зачем угробил пса. И как тебе это удалось, не понимаю? Да Джек же не меньше центнера весит, так твою разэдак.
– Кастрация боевой собаки недопустима! – назидательно сказал Дмитрий и бросил на Гену двухсекундный взгляд, выражающий презрение.
– Почему? Почему недопустима кастрация? – спросил Гена не без заинтересованности в голосе.
– Так пишут в книжках те, кто понимает. Ты сам-то, часом, не импотент?
– При чём тут я?
– Да оба вы вялые какие-то в драке. Что ты, что твой кастрат. – Дмитрий сплюнул в сторону.
– Ты не харкайся тут! – прикрикнул Гена. – А то будешь рожей сейчас стенки вытирать.
– Не дождёшься. Я лучше очередную порцию олегятины получу, но унижаться не буду.
Гена некоторое время молча рассматривал по-прежнему сидевшего к нему спиной Подлесного, перебегая взглядом с коротко стриженого светлого затылка на сутулящуюся спину и обратно, затем откашлялся и задумчиво произнёс:
– Ты и в самом деле не так прост.
– Когда вы меня отпустите? – Дмитрий сменил позу, чтобы была возможность смотреть прямо в лицо собеседнику.
– Возможно, никогда, – вздохнул Гена.
– На каком основании?
– Да не желаю я с тобой разговаривать на эту тему! – махнул рукой Гена. – Вот если бы ты, убив Джека, ещё и решётку выломал… Если бы ты по правде сбежал, а потом…
Дмитрий перебил его:
– А потом бы заявился сюда вместе с прокурором, то разговор был бы иной. Так?
– С прокурором? Не знаю. – Гена помолчал. – Я тебя на секунду в другом совсем ракурсе представил.
– Это в каком?
– В другом, собачачий киллер.
– В каком другом? – попробовал настаивать Дмитрий, но ответа не получил.
После нескольких минут молчания они расстались, так же молча. Гена просто поднялся на ноги и удалился.
«Дверь осталась открытой», – отметил про себя Дмитрий, однако скоро послышались чьи-то шаги, и ключ дважды с шумом провернулся в замке.
19
В двенадцатом часу появился Гена, с опухшим лицом и пасмурным взглядом. Он был в том же халате бледно-розового цвета, что и накануне, в тех же тапочках с кисточками. Следом за ним вошёл Олег, неся плетёное кресло.
– Поставь вон туда, – вяло махнул рукой Гена и направился вдоль ямы бассейна к левому дальнему углу, где сидел (жил, правильнее сказать) Дмитрий Подлесный.
– Как поставить? – спросил Олег, замерев с креслом наизготовку.
– Я сам, – дёрнул щекой Гена и вдруг обратился к Дмитрию: – Выпить не желаешь?
Дмитрий сделал удивлённое лицо:
– Я? Ты мне предлагаешь? Да вроде как не с похмелья я.
– По-твоему, пьют только с похмелья? Кстати, тебя кормили?
– Когда?
– Сегодня.
– Что-то я не припомню, чтобы меня вообще здесь хоть раз кормили, – раздражённо ответил Дмитрий и с ненавистью посмотрел на Олега.
– Да? – удивился Гена и тоже посмотрел на Олега. – Олег, клиент не доволен.
Олег пожал плечами.
– Ладно, Олежек, неси водочки и закуски. Искупать надо свою вину перед нашим гостем.
– Мне два дня на рёбрах ваших туловищ танцевать надо, чтобы ваша вина хоть на треть искупилась, – заявил Дмитрий.
– Вот этого, извини, обещать не могу. А водочки мы с тобой выпьем, а то… – Гена подождал, пока дверь за Олегом закроется. – А то, понимаешь, выпить не с кем. С этими, скажешь? Извини, не во всякой компании мой организм её принимает. В медицине есть такой термин – «отторжение». Вот как раз это. Отторжение благословенного напитка происходит. Помимо воли и непроизвольно.
– А со мной отторжения этого не произойдёт? – насмешливо поинтересовался Дмитрий. – А то случится у тебя отторжение, и обрыгаешь меня с высоты своего положения. Вытряхнешь на меня всю свою гниль.
– Слушай, Дима, у тебя предвзятое ко мне отношение. Ты вот хамишь мне, а зачем? Зачем, для чего, спрашивается? Давай искать консенсус, искать и находить его. А? Неплохой ты парень, Дима. Ведь я же вижу, что ты парень хоть куда. Мировой ты парень, Дмитрий, скажу тебе прямо!
