Бояркина снова вспомнила о Подлесном. Что-то происходит с ним в последнее время. Дикий стал какой-то, полностью неуправляемый. А главное, тихушником заделался страшным, себе на уме всегда и – фокусы выкидывает. Напился и потерял деньги, а заодно и память. Или наврал? Однако трюк её с разъездом прошёл благополучно – удивился, но сожрал.
Одни семьи разрушаются, а другие создаются. И Бояркина, вернувшись в офис, стала буквально свидетелем рождения новой семьи. Если, конечно, позволительно будет в данном случае выразиться подобным образом. Времени было уже около девяти вечера, поэтому Бояркина, открыв своим ключом входную дверь, была удивлена тем, что в приёмной горит свет. Забыли выключить? Такого, кажется, ещё не случалось. Марина вошла в кабинет Мышенкова, откуда доносились какие-то неотчётливые звуки, и остолбенела: Мышенков в пиджаке, но в приспущенных до колен брюках стоял спиною (толстой голой задницей) к двери и был при этом не самодовольно-полусонным и медлительным, как всегда, а очень живым и подвижным. Голая задница и двигательная активность его в сочетании с босыми женскими ногами, растущими по обе стороны головы Мышенкова, в полной мере объясняли происходящее, однако ввиду фактора внезапности мыслительные процессы в черепе Марины значительно замедлились. Наконец Бояркина окончательно сориентировалась в обстановке и решительно развернулась на сто восемьдесят градусов. После появления любовников в приёмной Бояркина поднялась с дивана и произнесла:
– Лариса? А я уж думала: с Тверской к нам гостья пожаловала.
***
– Николай Юрьевич, вы опять не выполнили работу в установленный срок. Чем вы это можете объяснить?
Голос позвонившего показался Николаю Рожкову знакомым – он напрягся, стараясь как можно быстрее мысленно пробежаться по образному ряду своих знакомых. И кому и что он обещал? И какую такую работу он не выполнил? Звонивший обращался на «вы», однако не поздоровался и не представился.
– С кем, прошу прощения, я говорю? – недовольно спросил Николай. – Вы, между прочим, не представились.
– Восемь дней назад мы с вами встречались на вашем родном бульваре. Срок был продлён на неделю, которая истекла. Так в чём дело?
– Вы можете сколько угодно продлять эти ваши какие-то там сроки. Но я вам заявляю, что не знаю вас! И знать не желаю! – отрезал Николай. – И оставьте меня в покое!
– Вы отказываетесь от выполнения работы? – рассердился звонивший. – Почему вы об этом не заявили раньше? Почему вы ещё неделю тому назад не отказались? Вы говорите: не знаете нас. Но мы-то знаем вас. И детей ваших знаем. И ученика восьмого класса Юру знаем, и детсадовку Машу. Знакомы и с женой вашей, которая работает в мебельном магазине на Кутузовском. Рожкова Екатерина Егоровна. И не лучше ли вам одуматься?
– При чём тут дети мои и жена? – опешил Николай.
– Это надо объяснять? После травмы вы, очевидно, окончательно подвинулись?
– О какой травме вы говорите?
– Вы и про травму уже забыли?
– Я помню про все свои травмы! – крикнул Николай Рожков и бросил трубку. Он был взбешён и взволнован.
«Да ведь мне угрожают!» – подумал он с тревогой. Угрожают ему и его семье. А всё из-за тех ста рублей, на которые он позарился в тот день. Да нужны ему были эти гроши!
Раздался звонок.
– Я слушаю, – сказал Николай.
– Так вы отказываетесь? – Это был всё тот же голос.
– Я не знаю, что вам ещё надо от меня!
– Деньги. В двойном размере. Завтра.
– Да хоть сегодня! Куда их отправить?
– Давайте встретимся, – последовало предложение.
– Отлично. Когда и где?
– Через час устроит? На том же месте.
– Договорились, – ответил Николай.
Гена решил подстраховаться и способ выбрал предельно простой. Он решил пойти на контакт с Николаем Рожковым не в условленном месте, а дождаться того в подъезде и там же получить деньги, для чего за пятнадцать минут до выхода Николая пришёл к его дому, оставив машину возле Арбата.
Гена поднялся на площадку четвёртого этажа и стал дожидаться, когда Николай Рожков выйдет из своей квартиры, находящейся на третьем этаже. Ждать пришлось недолго: Николай появился за пять минут до оговорённого срока. Убедившись, что Рожков один, Гена быстро спустился на третий этаж и вошёл вслед за Николаем в лифт. Рожков нажал на кнопку с цифрой один и лишь после этого поднял глаза на вошедшего. На лице его отразилось удивление.
– Вы? – спросил он.
– Где деньги? – раздражённо произнёс Гена.
– Но мы договорились, что встретимся…
– Я прекрасно помню, о чём мы договаривались, и не надо мне напоминать, – оборвал его Гена. – Где деньги?
– Деньги у меня вот… – Рожков полез в задний карман брюк. – Но я только не пойму, зачем эти трюки. А угрозы?
«Такие деньги – в заднем кармане брюк?» – раздражённо подумал Гена и рявкнул:
– Давайте!
Рожков протянул ему конверт. Гена взял конверт и вышел из кабины лифта, дверь которого только что отворилась. Конверт показался подозрительно невесомым, и он торопливо сунул в него пальцы правой руки. И вынул деньги в сумме… двухсот рублей. Всего лишь две сотенные купюры! Гена, поражённый, обернулся к Рожкову.
– Что такое?! Я не понял! – вскричал он, потрясая сторублёвками.
– Мало, что ли? – усмехнулся Николай. – Ну давай пару рваных накину. – И он всё с той же усмешкой похлопал себя по карману.
Остолбеневший Гена не ответил, и Рожков нажал кнопку лифта.
– Стой! – завопил Гена, срываясь с места.
Створки лифта сомкнулись у его носа, кабина лифта поехала вверх. И Гена побежал по лестнице, на ходу стремясь совладать с замками кейса, а потом, когда это удалось, суматошно шаря в поисках ножа.
– Не уйдёшь, сволочь! Достану!
И Гена настиг Николая у двери его квартиры. Заслышав позади чьи-то поспешные шаги, Николай хотел обернуться, но не успел – лезвие охотничьего ножа с хрустом вонзилось под правую лопатку. Рожков вскрикнул и, цепляясь руками за дверь, опустился на колени. Изумлением и болью перекошенное лицо он обернул назад и увидел безумные глаза убийцы.
– Издеваться?! – прорычал Гена и снова ударил ножом свою жертву. – Где мои деньги?
– В стенке… Не убивай! – прохрипел раненый.
– В стенке? Давай ключи! – приказал Гена и тут увидел связку ключей повыше дверной ручки.
Гена поспешно открыл дверь и стал затаскивать постанывающего Николая Рожкова вовнутрь квартиры. Справившись с безвольным телом раненого, Гена выбросил на площадку коридорный половичок, чтобы прикрыть кровавые лужицы, и захлопнул дверь.
– Где? – встряхнул он Рожкова.
– Бельё… Постельное… Врач… – хрипел, делая безуспешные попытки приподняться с пола, умирающий.
Гена нашёл постельное бельё и – деньги. Триста долларов. Три светло-зелёных бумажки. Перерыл остальные отделения, но других денег не обнаружил. Он прибежал обратно в коридор, где застал уже не Николая Юрьевича Рожкова, а его агонизирующее тело. Задавать вопросы было некому. Гена хотел пнуть умирающего, но удержался, ибо брюки и туфли его и так были испачканы кровью. Как и правая рука: кисть и рукав с внутренней стороны предплечья. Гена замыл кровь на руке и брюках, а пиджак снял и сунул в кейс. Туда же запихнул и нож.
Он ещё несколько минут метался по квартире, но наконец осознал, что денег он больше не найдёт. Он забрал золотое кольцо с трельяжа и обнаруженную на кухне мелочь порядка ста рублей и, предварительно посмотрев в глазок, покинул квартиру. В подъезде, сбегая по лестнице с третьего этажа на первый, он никого не встретил, однако у входа в подъезд оказались две женщины и маленькая девочка, которые, на счастье, были заняты разговором да и вообще были ещё не в том возрасте, когда появляется повышенный интерес к тому, кто, когда и куда пришёл-ушёл.
Уже в машине Гена сообразил, что не стёр отпечатки пальцев, и принялся мучительно и сумбурно рыться в памяти, стараясь припомнить, где именно могли остаться отпечатки его рук. Была мысль возвратиться, однако, наткнувшись на пугающее непослушание ставших ватными ног, от этой затеи он отказался. Авось, пронесёт. Он не судим, и нигде нет его отпечатков. А идти сейчас обратно… Нет-нет! Наоборот, надо поскорее убираться подальше от этих мест. Ради каких-то трёхсот долларов и (Гена пересчитал рубли) восьмидесяти пяти деревянных он облапал чёрт знает сколько полированных поверхностей в квартире убитого лично им человека. Идиот! Надо же быть таким идиотом! Затаскивать труп в квартиру и шарить по шкафам! А если бы кто-то пришёл? Или кто-нибудь увидел бы кровь у двери? Тупица и идиотище! Сейчас вся надежда только на то, что и менты окажутся не меньшими тупарями.
А кто теперь будет исполнять заказ? И за чей счёт? Не может же он после случившегося звонить и заявлять: я, мол, человечка, которого мне подсунули, заколол ножичком – пришлите-ка мне другого. И какого чёрта он вообще сунулся к этому козлу? Пускай бы организаторы и несли ответственность. К ним надо было с претензиями обращаться. А теперь, пожалуй, поздно. Если сунуться сейчас, то вместо денег можно получить нечто иное.
