– Видите ли, Чарли, – пояснил Эдгар Гэйвин, – «синие волки» не имеют инструкций на проведение акции. Их задача – не дать объекту выйти на связь с кем-либо, блокировать его. Это они уже сделали.
– Спасибо, Гэйвин, – подал голос генерал Холл. Маккарти выругался.
Нет ли у вас кого, кто доделал бы остальное?- спросил он.
Есть, – ответил Уильям Годфри. – И нами уже отданы соответствующие распоряжения.
Выругавшись и облегчив тем душу, Маккарти посмотрел на портрет покойного сенатора Маккарти, висевший в кабинете его подземного бункера. Северо-западный босс не был родственником печально известного организатора расследований антиамериканской деятельности, но, когда его спрашивали об этом, он загадочно, с нарочитой скромностью отвечал:
– Мы с ним из одного клана…
Это можно было понимать как угодно, но культ Джозефа Маккарти его однофамилец поддерживал неукоснительно. Он любил рассказывать о подвигах Маккарти, о том, как на митинге в защиту генерала Макартура, от ставленного Трумэном за своеволие в Корее, сенатор объявил, что президент окружен прихвостнями, «опившимися виски и ликерами», развернул против них боевые действия, не пренебрегая и кулачной расправой. О том, что Джозеф Маккарти в 1950 году, перед тем как начать «крестовый поход» против «яйцеголовых профессоров, продавшихся коммунистам», по оценке опрошенных в Вашингтоне журналистов, занимал первое место как «самый плохой сенатор», о том, что он восторгался Гитлером и штудировал «Майн кампф», а «боевое ранение» получил, сломав ногу при падении с трапа во время попойки на военном транспорте, – обо всем этом Чарльз Маккарти предпочитал помалкивать.
Зато с удовольствием цитировал его знаменитое выступление в клубе домохозяек в Уилинге, заштатном городишке Западной Виргинии, речь, которая сделала сенатора самым популярным человеком в Америке: «Хотя у меня нет времени, чтобы перечислять всех сотрудников государственного департамента, известных как члены коммунистической партии и участники шпионской организации, у меня в руках список, в нем числятся 205 человек, известных государственному секретарю членов коммунистической партии, которые все еще работают и определяют политику государственного департамента».
Когда Чарльз Маккарти спросил Гэйвина и Годфри, есть ли у них кому доделать все остальное, ответа услышать ему не было суждено. Все шесть экранов, на которых Маккарти видел остальных членов комитета, разом вдруг погасли.
В чем дело, Эйб? – рявкнул босс.
Минутку терпения, сэр…
Личный секретарь и ближайший помощник Чарльза Маккарти поднялся из-за стола, установленного справа от экранов видеофона, и направился к панели управления, которая находилась за спиною шефа. Не доходя до панели, он развернулся лицом к Маккарти, отступил на два шага назад, неторопливо закладывая правую руку под левую полу пиджака.
– Долго я буду…
Босс Северо-Запада стал поворачиваться вместе с креслом, но договорить не успел. Секретарь выхватил пистолет с глушителем и мгновенно выстрелил Маккарти в голову…
Дирижабль «Дельфин» со скоростью пятьсот километров в час мчался в восточном направлении.
Генерал Михайлов посмотрел на часы. Тридцать минут назад те штабы, с которыми он отрабатывает сегодня комплексную тренировку, были приведены в установленную готовность. Начальник боевого расчета воздушного командного пункта – ВКП – уже доложил ему, что связь с участниками тренировки установлена.
«До появления «Скелета» еще пятнадцать минут, – прикинул Михайлов. – Надо обойти посты, и к Гусеву успею заглянуть…»
Он поднялся из кресла, кивнул своему заместителю полковнику Лопусову: гляди, дескать, тут, – и вышел из салона, который и был командным пунктом.
Сразу за переборкой располагался отсек операторов. Все видели, как генерал появился в отсеке, по никто, как говорится, и ухом не повел. По инструкции операторам разрешалось не реагировать на появление начальства поуставному: вставать, принимать положение «смирно», докладывать… Каждый из них занимался своим делом, они только боковым зрением следили за тем, как Виталий Дмитриевич прошел их отсек-зал и скрылся в противоположных дверях.
За ними был просторный холл с мягкими креслами, цветным телевизором, экраном для демонстрации кинофильмов, аквариумами с золотыми рыбками вдоль переборок. Отсюда можно было выйти на прогулочную веранду, она располагалась ниже, или подняться по винтовой лестнице на второй этаж, где имелись каюты для экипажа и офицеров, камбуз и кают-компания: на «Дельфине» была в обиходе морская терминология.
Генерал Михайлов пересек холл и открыл дверь в отделение связистов, которые еще раз тщательно проверяли надежность связи со штабами, разбросанными по огромной территории.
Еще немного – и Виталий Дмитриевич в кабине экипажа.
Летим, Виктор Леонидович? – спросил генерал у полковника Гусева.
Летим, – в топ ответил командир дирижабля. – А что делать? Надо… Вот и летим.
Да уж, – сказал Михайлов. – Скоро начнем… Значит, как условлено: два часа идешь на восток, потом при вяжешься к Хуртамышу, сделаешь над ним кружочек. Этак примерно с час полетаем – и сразу на обратный курс. Улавливаешь?
– Уже уловил, товарищ генерал-майор, – улыбнулся Гусев. – Сделаю все по науке, как учили…
– Тогда ладненько, – удовлетворенно кивнул Виталий Дмитриевич. – Давай полный вперед, а я буду командовать землею.
Ровно в назначенное время к ракетчикам, участвующим в тренировке, пришел учебный сигнал «Скелет». Согласно замыслу тренировки он означал, что отрабатывается сложная ситуация начального периода войны.
Операторы, каждый из которых отвечал за отдельное подразделение, в спешном порядке – хоть и учебная, а война! – уточняли обстановку. При этом предполагалось, что основные наземные пункты управления могут быть выведены из строя. Для того и существовал их «Дельфин», чтоб взять командование на себя.
Когда сведения были собраны и обобщены на центральной бортовой вычислительной машине, Виталий Дмитриевич определил порядок дальнейших действий.
А обстановка все усложнялась. Операторы работали в напряженном ритме. Доклады следовали один за другим. И вот уже взлетают ракеты – тоже условно, в сознании операторов «Дельфина», офицеров штабов, которые докладывают сейчас генералу Михайлову о результатах пуска. И на бумаге, конечно, для последующего разбора военной игры.
«Молодцы, – подумал Виталий Дмитриевич о своих людях, – крепко держат связь».
Он принимал донесения операторов о состоянии боеспособности войск, а сам пил вкусный, крепко заваренный чай, куда, зная его слабость, полковник Лопусов добавил «золотого корня» – ведь Михайлов служил в тех краях, где растет эта целебная Радиола розовая. Самые лучшие годы службы Михайлов провел в Каменогорске. Он был заядлым охотником и рыболовом, а в тех божественных местах и дичи было еще много, и в реках водились таймени, ленки, хариусы, не говоря уже о фантастических размеров карасях, которые так хороши поджаренные в сметане.
«Обед, что ли, скоро? – подумал Михайлов. – Иначе чего б это я о карасях завспоминал…»
Генерал встал из-за пульта управления и подошел к голографическому изображению полушарий Земли, запе чатленных так, как если бы Михайлов смотрел на планету из иллюминатора космического корабля типа «Буран». Эти транспортные лайнеры теперь регулярно взлетали в космос и возвращались обратно с посадкой на воду больших озер или в степях Казахстана – разные были варианты.
Виталий Дмитриевич смотрел на Евразийский материк, размахнувшийся больше чем на все Восточное полушарие- Чукотка выползала за 180-й меридиан и лежала в западной долготе, – и думал о разнице во времени полета ракет, запущенных из точек с такими разными географическими координатами.
«Помешался я на этих взаимодействиях, – полушутливо-полусерьезно подумал о себе генерал. – Может быть, анахронизм уже все то, над чем сам ломаю голову и профессорам в академии мозги морочу?»
«Может, скоро ты вообще никому не будешь нужен, генерал-ракетчик, – подначил Михайлова внутренний голос. – Время такое… Ко всеобщему разоружению идем».
«Не пропаду, – возразил Виталий Дмитриевич. – Чай, больше четверти века честно служил Родине. Право на пенсию заработал…»
«И такой бугай будет «козла» во дворе забивать… Или малину на даче выращивать?..»
«Дачи у меня пет, – обиделся Михайлов. – Да и я ведь по натуре лесной человек… Вот выйду в отставку – тогда и поеду в Каменогорск, поступлю лесником на таежный кордон. Там, кстати, сейчас заповедник на реке Шамаре завели. Вот и буду охранять природу, зверье всякое от недобрых людей. Самое занятие для стратегического ракетчика».
– «Мария Степановна из Москвы за тобой не поедет», – не унимался голос.
