Он сорвался только тогда, когда у меня уже почти получилось. Правда, я почти поверил в то, что смогу справиться с этой дурацкой струной. Она дрожала у меня под пальцами, скользила, но было еще кое-что, что я чувствовал. Инстинкт убийства, ощущение беспомощности и ненависть, сплетенные в одно целое, обвивались вокруг чего-то теплого, что пряталось глубоко внутри четха.
Вокруг чего-то живого.
Это было даже не как пытаться вынуть змею из клубка. У всякой змеи есть хвост, и голова, и собственная система пищеварения. Она не умрет, если ты насильно разлучишь ее с другими змеями. Здесь ощущение было другим. Оперируя пациента с пороком сердца, при котором в перегородке между желудочками из-за суженной легочной артерии остается отверстие, кардиохирурги нередко ставят ему заплатку. Это сложная операция, на время которой сердце выключается. И когда оно запускается вновь, внутри него прячется кусок губчатой пластмассы.
Сейчас я чувствовал это оперированное сердце. Оно медленно и глухо билось под моей ладонью. И оно было чертовски живым — для сердца выморочного монстра.
Только в нашем случае перикардиальная заплатка была сделана из инстинкта убийства. Я мог попробовать снять ее и заменить чем-нибудь другим.
Фокус чуть более простой, чем достать луну.
Он просил, чтобы я убил его. С вероятностью девять из десяти так и случится. Невозможно провести нормальную операцию на сердце без соответствующих инструментов и целой команды ассистентов. И даже если у тебя под рукой есть все ресурсы продвинутой клиники, никто не гарантирует успеха, всегда есть шанс, что пациент умрет.
Но я был бы не я, если бы не попытался. Не каждый день мне попадаются монстры, не желающие быть монстрами.
Когда я поддел заплатку, четха коротко взрыкнул — и кинулся на меня. Не знаю, откуда у него взялись силы на этот рывок. Может быть, не только у людей есть скрытые резервы. Слепой, глухой, утонувший в собственных ощущениях и обессилевший от напряжения, я даже не успевал уклониться, не говоря уже о том, чтобы дать отпор.
Все, что я мог, — это рухнуть на пол, чтобы уйти от первого удара.
Спасибо, я в курсе, что глупость наказуема.
Даже в лучшие свои дни Рашид не был похож на небесного ангела. Но когда он, как по волшебству, возник передо мной, я готов был молиться на него. Четха врезался башкой ему в подбородок и упал, чтобы через мгновение вскочить снова. Рашид покачнулся, но удержался на ногах. Он всегда был необязательным. Он дымил как паровоз и пил как сапожник. Не было ни одной встречи, на которую он не опоздал бы. Он был чокнутый медиум, и по большому счету ему было наплевать на всех, кроме себя.
Но сейчас, в эту минуту, я точно знал, что он мне друг.
Если кто-то, не задумываясь, встает на пути монстра, чтобы защитить вас, это что-то значит.
У него не было ни пистолета, ни самого завалящего ножа. Некоторым не требуется меч, чтобы сражаться с чудовищами.
В любом четха всегда слишком много от мертвеца. А мертвец не может ослушаться того, чья основная работа — укладывать зомби. Рашид не был некромантом, но у него были свои методы. И мне до него всегда было как до Китая раком.
Четха просто рассыпался в полушаге от меня, успев полоснуть когтями по плечу и харкнуть вонючей жижей прямо мне в лицо. Кранты куртке. Спасибо, хоть глаз не выбил. А ведь мог. Запросто.
В воздухе плавала мелкая черная пыль. Плечо саднило, и там, куда попала слюна, здорово жгло. Я поднял голову. Рашид вытер кровь с подбородка и протянул мне руку, чтобы помочь встать.
— Привет, — сказал он. — Извини, что опоздал. К зубному ходил.
— Ну это вполне годная причина для опоздания, — согласился я.
— Как ты?
— Твоими молитвами. — Я хмыкнул, ухватился за его руку и встал. В спине что-то хрустнуло, но без боли.
— Что за тварь? — спросил Рашид, кивнув на пентаграмму.
— Четха, — отозвался я.
— Лапшу мне на уши не вешай, да? — Он усмехнулся и подтолкнул меня вперед. — По-твоему, это похоже на четха?
На полу жилого вагончика, прямо на дурацкой полустертой пентаграмме лежал человек. Бритый налысо, одетый в какое-то странное серое тряпье и очень худой, он был похож на узника концлагеря. На вид ему можно было дать лет двадцать пять, но только пока вы не догадывались взглянуть ему в лицо, Такое выражение бывает только у маленьких детей и, может быть, еще у тех, кто умер в своей постели в глубокой старости.
Оно заставляло его выглядеть моложе.
Парень спал и улыбался во сне. Как младенец, у которою все наконец-то хорошо. Я был почти уверен — он считал, что уже умер. Легко перепутать сон со смертью, если вы не знаете, что такое смерть.
— Как ты меня отыскал? — спросил я.
— Ты воняешь на весь район, — ответил Рашид. — Это твой эксперимент? Хреново вышло. Парень чуть не сдох. Если бы не я, вас бы тут обоих порвало в говно.
— Спасибо, — сказал я.
А что еще я мог сказать, если он был прав? Разве что…
— Вообще-то я не ставлю опытов на людях, — добавил я, чувствуя себя ужасно глупо. — Я не знал, что там, внутри, человек. Это был четха.
— Внутри монстра есть только монстр, да? — Рашид рассмеялся. — Ты должен был убить его и не морочиться. Так было бы лучше для всех.
— Знаю, — сказал я. — Но тогда почему ты не убил его?
— Я думал, ты знаешь, что делаешь. — Он пожал плечами и отвернулся. — Я просто закончил то, что ты начал. Это очевидно.
Есть вещь, которую я больше всего не люблю в Рашиде. Это его любовь к очевидным вещам, абсолютно неочевидным для всех, кроме него самого.
Сюрприз — мое второе имя.
Лиза ахнула.
Марька молча достала и аккуратно запаковала в старый ватный спальник спящего парня. Он так и не проснулся. Сопел носом и улыбался, подпихнув под щеку кулак. Просто умничка и заичка, иначе не скажешь. И не подумаешь, что еще пару дней назад этот парнишка охотился на людей.
Макс только посмотрел на нашу сегодняшнюю добычу и ушел подгонять машину. Не бросать же, в самом деле, почти голого непонятно кого в промзоне на Выхино. Босс сам предложил это сделать — пнуть охранника, открыть тяжелые воротa и заехать на территорию под его ответственность.
Не то чтобы он так уж заботился о нашем удобстве, но если бы нам пришлось тащить через проходную спящего человека а спальнике, это было бы слишком похоже на то, что мы выносим отсюда труп.
Незачем лишний раз нервировать посторонних людей.
Было бы хорошо, если бы парень поспал подольше. И я не хотел бы быть тем человеком, которому пришлось бы сообщить ему, что он еще не умер. Когда он проснется, его прошлое все еще будет рядом с ним, как болезнь, которую нельзя вылечить. И ему придется как-то жить с этим.
Не спрашивайте меня, откуда я это знал. Просто знал, и все.
Если бы он потерял память, это было бы милосердно. Проблема в том, что милосердия не существует. Когда ты делаешь что-то ужасное, пусть даже и не по своей воле, это останется с тобой до смерти и, может быть, даже немного дольше. Не думаю, что это наказание или что-нибудь подобное. Просто так все устроено.
Наверное, у меня все-таки было что-то странное с лицом, когда я смотрел на него. Наверняка дело было именно в этом, потому что ни в чем другом оно просто не могло быть. Когда мы сгрузили спальник на заднее сиденье, Лиза оттерла меня в сторонку и внимательно оглядела.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.
Паршиво я себя чувствовал. Так паршиво, что словами не передать. Некоторые уверены, что обмануть монстра — это не нарушение обещания, а военная хитрость. Нам всем еще в школе выдают примеры того, как можно врать, — и при этом быть героем, а не подонком.
Одиссей, царь Итаки.
Иван Сусанин.
Одноглазый Один из Асгарда.
Все они лучше знали, как надо и в какой стороне от них лежит правда, добро и народное счастье. Я бы дорого заплатил за такую уверенность. Я очень хотел, чтобы парень выжил, пока думал, что это невозможно. Но теперь, когда это произошло, мне уже не казалось, что это лучший вариант.
— Эй, не отключайся, я все еще здесь! — Лиза помахала рукой у меня перед глазами. — Так как ты?
— Бывало и хуже, — сказал я. Почти честно. — Пожрать, помыться, выспаться — и оклемаюсь. Немножко перенапрягся. Но в целом все в порядке.
— Точно? — недоверчиво переспросила Лиза.
— Ну, может, еще в телек потупить, — добавил я. — Рашид очень вовремя появился.
— Рашид никогда не появляется не вовремя, — хмыкнула она.
Но продолжать не стала. И так было понятно, что он спас мне жизнь, а за это можно простить наличие чертовой прорвы мелких недостатков.
Я шел домой.
Было близко к полудню, все вокруг сверкало, и у метро наверняка уже собрались орды торговцев шаурмой и дешевым шмотьем. Я чувствовал себя дохлым, как выпотрошенная рыба. Я даже жрать не хотел, настолько вымотался. Но я был жив.
