Неужели я не заслуживал нормальной жизни, спокойной работы и женщины, которая была бы мне верна? Женщины, которая была бы за меня в любом конфликте? Кого-то, кто не шлялся бы по клубам в надежде подцепить годный член при толстом бумажнике только потому, что я оказался недостаточно хорош?
Нет.
Ответ крылся в вопросе. Я получил бы все это, если бы оказался достоин. Вот только грязным уродам, не способным вписать себя в чистенький менеджерский костюмчик и заработать на приличную жизнь для любимой, никогда не достается принцесса. И тот, кто родился монстром, ничего хорошего не заслуживает.
Я уже получил всю ту справедливость, которая мне причиталась. То, что она мне не нравилась, еще не делало ее чем-то другим. Я сам был виноват во всем, что происходило в моей жизни. Только я — и никто больше.
В принципе так можно сказать о ком угодно. И это будет правдой. Только вот вряд ли кто угодно мог похвастаться таким набором поступков, которых следовало стыдиться, какой был у меня.
Мне было десять, когда я впервые поднял зомби. И почти одиннадцать, когда я сделал это снова, уже прекрасно понимая, чем чревато для человека затаскивание обратно в его мертвое тело. У меня не было особых причин поступать так. Я имею в виду, что эти люди не были плохими при жизни. Им просто не повезло подвернуться под руку неумному и обозленному на весь мир пацану, которому приспичило поэкспериментировать.
Я знаю, что этому нет оправдания.
Но теперь я мог поделиться ощущением собственной мерзости с другими монстрами. Может быть, даже более опасными, чем я.
Может быть.
Во всяком случае, меня здорово грело это предположение. Мне очень хотелось думать, что и от меня бывает серьезная польза.
Они просто остановились. Полтора десятка четха, старых и молодых, в рванине и относительно приличных, только очень грязных, шмотках — все они замерли там, где застала их волна, рожденная внутри меня. Как будто кто-то поднял небольшое кладбище и не стал отдавать мертвецам никакого приказа. Их глаза были наполнены густой сладкой тьмой. Ни зрачков, ни белков — антрацитовые озера такой глубины, что можно было годами погружаться в них и все же не достичь дна.
Они просто стояли и смотрели на меня, не зная, что им теперь делать.
— Умрите, — шепнул я.
И они умерли.
Кажется, я тоже, но это уже не имело никакого значения.
— Кир, очнись! — Лиза трясла меня, как погремушку.
Это было больно. Так больно, как бывает только живым: в костях и связках, в мышцах и коже, а не где-то там, в душе. Следовательно, я был жив.
Передать не могу, как меня это обрадовало.
У меня вся морда была в крови, и нижнюю губу саднило. Босс протянул мне квадратный кусок белой тряпки. Мне понадобилась целая минута, чтобы распознать в тряпке носовой платок. Кивать я не рискнул. Просто взял платок и прижал к лицу. Кровь паршиво отстирывается, особенно с хлопка, но платок — не та вещь, которую сложно заменить новой.
Голова гудела и кружилась. В проходе между складами и дальше, почти до самого забора снег превратился в вонючее болото. Можно было вызывать команду по откачке дерьма или мусорщиков, чтобы привести территорию в человеческий вид, но нас это больше не касалось.
— Все чисто, — сказала Лиза. — Я их больше не чувствую.
Макс покачал головой:
— Я буду в этом уверен только тогда, когда мы обойдем здесь все. Не хотелось бы мне сюда возвращаться еще через неделю, если окажется, что мы упустили кого-то.
— Хорошо, разделимся и прочешем территорию, — кивнула Лиза. — Если учуете тварь — орите сразу. Нам не за геройство платят, а за результат.
Босс даже не поморщился. У него вообще на лице написано было такое спокойствие, словно он только что вернулся с трехмесячных курсов бодхисатв какого-нибудь тибетского монастыря. Только бодхисатвы обычно улыбаются, и вообще при взгляде на них сразу понятно — эти чуваки любят весь мир.
А Босс просто был не здесь. Не знаю, куда его занесло там, внутри его головы, но он точно не слишком хорошо понимал, что вокруг него происходит.
Мы двинулись обследовать территорию, а Лиза осталась с ним. Потому что грех это — оставлять без присмотра человека, который не умеет себя защитить.
Я медленно пошел по самому южному из складских проходов, прислушиваясь к собственным ощущениям.
Пусто.
Пусто.
Пусто, и очень давно, даже собаки тыщу лет сюда не заглядывали.
Снег, цемент и тонкий листовой металл. Холодный, как старая могила.
Смерть обычно стоит совсем рядом с нами. Некоторые даже чувствуют время от времени ее дыхание, но стараются не придавать этому значения. Иногда достаточно повернуться в правильную сторону, чтобы наткнуться на нее. Я повернул налево, нырнув в узкую улочку, заставленную однотипными металлическими контейнерами.
Это не было похоже на лежку. Из-за приоткрытой двери этого жилого вагончика вообще ничем опасным не тянуло. Если бы здесь было зло, я знал бы. Я сейчас вообще все чувствовал, как будто в последней драке злые монстры содрали с меня кожу.
Чертовски неприятное ощущение.
Понятно, почему Рашид так много пьет.
Я бы спятил, если бы мне приходилось быть в таком состоянии всегда.
Там, внутри, было что-то особенное. Не знаю, как объяснить, что именно я ощутил. Не зло. Не смерть. И не что-то, что желало бы моей смерти. Это было как зуд, какой бывает, если надеть на голое тело шерстяной свитер.
Пахло мокрым бетоном и пылью.
Я знал, что кто-то использовал здесь силу. Темную силу, наполненную тихими жалобами и одиночеством. Бывают чудовища, которые выскакивают из-за угла и набрасываются на тебя, чтобы загрызть, но тут побывало не одно из них. Сейчас вагончик был пустым, как взломанная изнутри яичная скорлупа. Маленький крокодильчик, кем бы он ни был на самом деле, удрал. Но любой монстр оставляет следы. Нужно только уметь читать их.
Сила, которая прошлась здесь, была необычной. Как правило, у людей, забредающих в такие места, довольно быстро возникает желание убраться прочь. Некоторые чувствуют чужой недобрый взгляд, другие — страх, природу которого не могут объяснить, третьи начинают мерзнуть. Это не что-то настоящее. Следы волка не способны перекусить вам шею. Но инстинкт говорит, что там, где вы нашли волчий след, вас вполне может найти волк. Поэтому лучше убраться отсюда, пока не случилось ничего плохого.
Эта сила была другой. Она обволакивала, укачивала, успокаивала — и при этом вовсе не пыталась выглядеть хорошей. Она была сродни смерти, которая отбирает у тебя все, что ты знал, не гарантируя, что ты получишь что-либо взамен. Но вместе с тем она дразнила, заманивая тебя в темноту, где ты впервые можешь быть собой, со всеми своими недостатками, не боясь насмешек и осуждения.
Все, что ты можешь, — это просто быть в этой темноте.
И не бояться.
Это не так сложно, как кажется. Достаточно всего лишь помнить о том, что ты очень храбрый. Ни на секунду не забывать.
Тень этой силы ласкала ощеренный черный провал между дверным косяком и фанерным щитом, висевшим на одной петле. Ветра не было. Но он покачивался, словно его недавно задели.
Изнутри не доносилось ни звука, и я позволил себе войти. У меня был пистолет в руке и еще покрытый серебром нож в ножнах на запястье, так что я не так уж и рисковал.
Хотя, конечно, за любой дверью может внезапно обнаружиться чудовище, к встрече с которым ты не готов.
В вагончике было почти пусто. Железный шкаф у стены и старая автомобильная покрышка, валяющаяся в углу. Может быть, кто-то и жил здесь, но точно не в этом году.
На полу углем была нарисована пентаграмма. Самая настоящая, как в книжке Алистера Кроули. Вот уж не думал, что кто-то до сих пор пользуется этой допотопной методикой.
И еще тут воняло паленой шерстью.
Согласно двести сорок пятой статье УК РФ, жестокое обращение с животными, повлекшее за собой их гибель или увечье, если это деяние совершено с применением садистских методов и/или из корыстных побуждений, карается наложением штрафа или шестью месяцами тюрьмы.
Тут можно было уверенно ставить «и».
Я осмотрелся и почти сразу обнаружил то, что искал. Существует не так много способов выманить в наш мир сверхъестественную тварь. Каждый из них так или иначе включает в себя живую кровь. Я не знаю никого, кто мог бы без этого обойтись. Обычные профессионалы работают за деньги. Те, кто живет с той стороны границы, предпочитают иную валюту, но платить все равно надо.
Человек, который вызывал себе помощника с помощью пентаграммы, просто не мог принести другую жертву. Внутри покрышки, как в гробу, лежал обгорелый кошачий труп. Тот, кто убил кошку, не пытался скрывать следы. Он просто освобождал место на полу. В ране на ее груди запеклась кровь. Я надеялся, что животное прикончили до того, как бросили в огонь.
