— Хотите сказать, что он был жадным?
— Его даже и жадным-то не назовешь, — буркнул Стокмо. — Вот вы оглянитесь. — Он обвел комнату своей сильной рабочей рукой. — Ничего особенного, так, домишко, здесь еще мой папаша жил. Но все, что имело хоть какую-то ценность, Рейдар выманил у папаши и продал как антиквариат. Как-то я привез сюда старые козлы из плотницкой мастерской в Гране, потом нашел по соседству похожий табурет. Думал приспособить у себя в сарае, но не тут-то было! Рейдар загнал козлы под видом старинного обеденного стола. Выручил целых десять тысяч крон, из которых мне не досталось ни одного эре! Помню, Рейдар при мне впаривал какому-то дураку старый мотоциклетный шлем под видом чаши для риса из Конго! Вот каким был Рейдар. Больше всего на свете он любил деньги и себя.
Фрёлик окинул Стокмо оценивающим взглядом. Несколько секунд оба молчали.
— Так что, сами видите, Рейдара и жадным-то назвать нельзя, — повторил Стокмо.
— Но вам, — медленно сказал Фрёлик, отрываясь от своего блокнота, — он все-таки платил жалованье.
— Да.
— За то, что вы привозили ему старые вещи?
— Ну да, всякое барахло… Предметы старины. Я ведь уже говорил — ездил к покойникам, интересовался, не отдадут ли родственники какое старье, и так далее. Если я был нужен Рейдару, он мне звонил, я садился в свой пикап и ехал куда надо.
— Значит, вы не работали каждый день от сих до сих?
— Нет.
— Но потом вас уволили?
— Три недели назад. Выкинул меня под зад коленом.
— За что?
Стокмо ненадолго замялся, а потом ответил:
— Дело касается только нас двоих.
— Поскольку Рейдар Фольке-Есперсен умер, дело уже не может быть личным.
— Скажу только, что спор у нас вышел из-за денег. Можете не сомневаться, если речь заходит о семейке Фольке-Есперсен, все рано или поздно сводится к деньгам!
— Вам не удастся отделаться общими словами.
— Он не заплатил мне старый долг. Вот я и не выдержал…
— И вы ушли?
— Ушел? Да ничего подобного! Этот мешок с дерьмом все время вызывал меня на работу!
— Некоторые говорят, что все было наоборот. Что Рейдар вас уволил.
Стокмо ощерился:
— Вы что же, не слышали, что я вам рассказывал? Все Фольке-Есперсены — последние сволочи, все до единого!
— То есть Рейдар вас не увольнял?
Стокмо сдвинул брови и сжал кулаки.
— Вы что, глухой?
Фрёлик невозмутимо смотрел на своего собеседника, дожидаясь, пока тот остынет.
— Вы получали регулярное жалованье или же вам платили аккордно?
Стокмо немного успокоился и закинул ногу на ногу.
— Рейдар Фольке-Есперсен не любил транжирить деньги, — проворчал он. — Бывало, увидит на той стороне улицы монетку в пятьдесят эре и бежит поднимать… Думаете, такой человек согласится добровольно делать отчисления в страховой фонд? Как бы не так! Со мной не заключали никакого договора. Я посылал им счета.
— По вашим словам, Фольке-Есперсены ссорились из-за магазина, — продолжал Фрёлик, перелистнув страницу в блокноте.
— Ну да, верно. Грызлись они из-за своей жалкой лавчонки. Каждому хотелось иметь жирный кусок пирога. Они здорово нажились на старом хламе. А мне долг так и не вернули!
— Каким образом братья Рейдара зарабатывали на магазине?
— Они ведь всем владели, верно? Все втроем. Теперь их осталось двое. У них было товарищество с ограниченной ответственностью, поэтому Ингрид никакой прибыли не получала. Вот какие они ловкачи! Убив Рейдара, они одновременно избавились и от его женушки. Так что теперь остались Карстен, Арвид и Эммануэль. Вот погодите, прочитают завещание, и ваш убийца сразу покажет зубы. — Стокмо злобно ухмыльнулся, подошел к деревянному сундуку за дверью кухни, достал оттуда два березовых полена, приковылял к печке и опустился на колени.
Фрёлик наблюдал, как он раздвигает кочергой головешки, аккуратно кладет поленья в середину, закрывает дверцу и проверяет тягу. Одновременно Фрёлик пытался найти в доводах Стокмо хоть какую-то логику, но никак не получалось.
— Но если магазин ничего не стоил, как вы говорите, — сказал он, — ваша версия не выдерживает никакой критики.
Стокмо встал. Глаза у него сверкнули.
— Что еще за версия такая?
— Ведь вы считаете, что Рейдара мог убить один из наследников, чтобы заполучить его долю.
Стокмо снова сел в кресло-качалку, достал из кармана брюк кисет с табаком и скрутил себе самокрутку.
— В том-то и трагедия, верно? Они грызутся напрасно. Прямо как мои соседи в здешних краях. Если умирает владелец какого-нибудь хутора, братья и сестры сразу начинают ссориться. Не разговаривают друг с другом, дерутся не на жизнь, а на смерть, а из-за чего? Из-за клочка земли, на котором так и так ничего не растет. Вот погодите, через пару лет мы вступим в ЕЭС, и всем мелким хозяйствам придет крышка. Но сейчас наследники все равно из-за них готовы рвать друг другу глотки. Помните то дело в Скедсмо, несколько лет назад, когда из-за дома прикончили целую семью — отца, мать и дочь? Вот так же и здесь. У Рейдара была жалкая лавчонка, меньше пятидесяти квадратных метров. Да им не хватало денег даже на то, чтобы выплатить старые долги! А теперь они снова начнут грызню. И на убийство они пошли из-за того же самого.
— Сколько он был вам должен?
— Сколько он был должен, касается только его и меня.
— Но вы считаете, у него было достаточно денег, чтобы расплатиться с вами?
— Без комментариев.
— Что?
— Я сказал: без комментариев.
Фрёлик выпрямился.
— Стокмо, не забывайтесь! Здесь допрос, а не пресс-конференция.
Стокмо не ответил. Фрёлик кивнул:
— Ну а все-таки, как вам кажется: у Рейдара было приличное состояние?
— Вряд ли.
— Но счета в банке у него, наверное, есть, — задумчиво предположил Фрёлик.
Стокмо пожал плечами.
— Вы приезжали к нему домой в тот день, когда его убили?
Стокмо кивнул.
— Зачем?
— Хотел поговорить с Рейдаром.
— О чем?
— Напомнить о долге.
— Ну и как, поговорили?
— Нет.
Фрёлик записал ответы, поднял голову и стал ждать. Стокмо не с первого раза прикурил свою самокрутку, глубоко затянулся и задержал дым в легких. Потом наклонился вперед, зажав сигарету между ладонями и глядя перед собой ничего не выражающим взглядом.
Интересно, подумал Фрёлик, сколько времени ему удастся хранить молчание. Стокмо откинулся на спинку кресла и принялся раскачиваться туда-сюда, словно забывшись в мыслях. Некоторое время только и было слышно, как скрипят по линолеуму полозья качалки и потрескивают березовые поленья в печке да гудит сама печка. Вдруг он выпрямился, вздрогнул, словно пробудившись ото сна, и спросил:
— У вас ко мне еще что-то?
— Мне надо знать, что произошло в тот вечер, когда вы увиделись с Рейдаром, — ответил Фрёлик.
— Он приехал на такси. Я подошел к нему и спросил, где мои деньги. Он велел мне убираться к черту и вошел в дом.
— Где вы его ждали, на улице?
— Сначала я поднялся в квартиру, но его дома не было, а женушка его сказала, что ждет его в любую минуту.
— Что вы сделали после того, как Есперсен вошел в дом?
— Уехал.
— Куда вы поехали?
— К одной знакомой.
— Что за знакомая?
— Ее зовут Карина. Живет на Терезегате.
— Сколько времени вы у нее пробыли?
— Не помню. Несколько часов мы были заняты. От нее я поехал к сыну. Когда я в городе, то обычно ночую у него. Вот и в тот день я переночевал у него, а на следующий день вернулся сюда.
— Когда вы приехали к сыну?
— Где-то около одиннадцати.
— Вы пробовали снова связаться с Рейдаром?
— Зависит от того, что вы имеете в виду. — Фрёлик удивленно поднял брови. — Ну да, пробовал… утром на следующий день.
— Во сколько?
— От сына я вышел в восемь и сразу поехал в Энсьё. У них там склад и контора. — Стокмо замолчал.
— Вы ждали его в Энсьё в пятницу, в восемь утра?
— Я ведь, кажется, так и сказал.
— В Энсьё он тоже не проявил к вам сочувствия?
— А он там и не объявлялся. Я прождал до одиннадцати. Сидел ждал его в машине три часа. А он даже не появился!
— Вы уверены?
— Думаете, я вру? Не было его. Вот почему вечером я поехал к нему домой, на улицу Томаса Хефтье.
— А где вы были в промежутке?
— У Карла Эрика, моего сына. Помогал ему часов до пяти. Потом мы перекусили, и я поехал к Рейдару.
— Ваш сын был дома, когда вы вернулись к нему — после того, как побывали на улице Томаса Хефтье?
— Да, наверное.
— Что значит «наверное»? Разве вы с ним не виделись, не разговаривали?
— Нет. У него в тот день ночевала его подружка. Карл Эрик живет над мастерской. Наверное, вы уже побывали в Турсхове. Раз нашли сюда дорогу с первого раза, значит, побывали… Когда подружка остается у него на ночь, я обычно укладываюсь в пристройке за мастерской. Я лег спать и продрых до утра.
