— "Дельта", как я знаю, это умеет, — заметил Фай. Сев метнул на него холодный взгляд, который лишь провоцировал на большее. — Вот почему они работают, спланировав дело как дети.
Скирата запустил в него комок бумаги и тот треснул коммандо в ухо.
— Так, Ордо собирается вскоре добыть правдоподобную взрывчатку — нам она пригодится, если мы захотим проникнуть в ячейки. И мы начнем расследование по точке встречи сейчас — у нас может не хватить времени, когда они соберутся забрать взрывчатку. Четыре смены — красная у Фая и Сева, синяя — у Дара и Босса, зеленая — у Найнера и Скорча.
Фай заметил, как напрягся Атин; казалось, его кинули в холодную воду. Фай подозревал, что ему хотелось оказаться в паре с Севом, и совсем не из добрых побуждений.
— И вы с Фиксером оказываетесь в белой вахте, так что оставайтесь собранными, — закончил Скирата, дружески толкнув Атина в грудь. Да, он тоже это заметил. Скирата вообще все замечал. — Одна смена на наблюдении, одна — на сборе сведений, еще две — в резерве.
— А что с остальными?
— Ордо поработает внедренным агентом, чтобы отыскать «крота», а Бардан и Этейн добавятся к обычному списку смен, пока мы не начнем новую фазу. Если понадобится, Вэу и Энакка нам тоже подсобят.
Джусик (выглядевший удивительно безвкусно в обычной одежде и без косички) проверил шикарный бластер S-5. Да, Зей с ума сойдет, когда получит счет за операцию.
— Можем мы применять Силу, Кэл?
— Конечно, Бард'ика. Когда никто не видит. Или если не оставите свидетелей. То же самое со световыми мечами. Никаких свидетелей — они слишком заметны.
— Когда начнем? — спросил Босс.
Скирата глянул на хроно.
— Через три часа. Думаю, время пообедать.
Сев толкнул локтем Фая — слишком сильно для дружеского касания, но недостаточно сильно для драки.
— Так мы с тобой. Мозги и рот. Не подведи меня под выстрел.
— Что ж, интересно будет узнать изнанку жизни. Обычно работаю с капитанами-ЭРКами.
"Наблюдать за обычной жизнью обычных людей? Да лучше кинуться на шеренгу дроидов. Что стало с моей уверенностью? С остальными то же самое? Но идет война… и она требует жертв".
— Ты можешь работать как тупой пехотинец?
— То есть — ты сейчас этим не занимаешься?
— Надеюсь, ты в бою так же хорош, как в болтовне, нер вод.
— Рассчитывай на это, — отозвался Фай, и заметил, что Дарман вышел в том же направлении, что и Этейн. — Иногда я совсем не смешной.
* * *
Этейн подумала что учитывая все обстоятельства она держалась достаточно хорошо.
Только когда за ней закрылась дверь душа, она позволила себе вывернуться наизнанку, до тех пор пока слезы не начали течь из глаз. Она включила воду, чтобы заглушить звуки, и задохнулась от рыданий.
Она была так уверена, что сможет справиться с делом. И не смогла.
Вторжение в душу Орджула было даже более трудным, чем откровенное физическое насилие. Она украла у него убеждения… конечно, она знала, что это невеликий грех… если не учитывать то, что он должен был скоро умереть, лишенный даже утешения своей веры, сломанный, покинутый и одинокий.
"Почему я это делаю? Потому что люди погибают.
А когда цель перестает оправдывать средства?"
Ее снова вырвало, пока тело не стали сотрясать уже просто судороги. Тогда она наполнила ванну холодной водой и сунула туда голову. Когда Этейн выпрямилась и зрение прояснилось, то она взглянула в знакомое лицо. Но не в свое: это было жесткое, длинное лицо Вэлона Вэу.
"Все, чему меня учили — неверно".
Вэу был воплощением жестокости и практичности, лучший пример Темной стороны для джедая, какой она могла вообразить. И все же в нем полностью отсутствовало сознательное зло. Этейн бы почувствовала гнев и желание убивать, но в Вэу просто… ничего не было. Нет, не «ничего»: он был спокоен и мягок. Он считал, что делает хорошую работу. И она видела в нем то, что казалось ей идеалом джедая — действия, продиктованные не страхом или гневом, но тем, что, по ее мнению, было верным. И теперь Этейн ставила под сомнение все, чему ее учили.
Свет и Тьма зависят всего лишь от точки зрения. Как это может быть?
Как бесстрастная практичность Вэу может быть морально выше гнева и любви Скираты?
Годами Этейн боролась с собственными гневом и обидой. Выбор был прост — быть хорошим джедаем или не стать джедаем, с подтекстом (иногда невысказанным, иногда — нет), что "не стать" означало Темную сторону.
Но был и третий путь: уйти из Ордена.
Этейн вытерла лицо полотенцем и взглянула в лицо осознанию. Она осталась джедаем, потому что не знала другой жизни. Она жалела Орджула не потому, что пытала его, но потому, что у него отняли единственное, что его держало — убеждения, без которых у него не было пути. И на деле она жалела себя — свое отсутствие пути — и отрицанием перенесла его на свою жертву.
"Единственное неэгоистичное, что я сделала — то, что я не сосредоточилась на попытках стать хорошим, бесстрастным, беспристрастным джедаем, а заботилась о клонах и спрашивал, что мы с ними сделаем".
И таков был ее путь.
Он был очень ясным, но внутри она все равно содрогалась от боли. Откровение — не значит исцеление.
Этейн опустилась на край ванны, склонив голову.
— Мэм, что-то случилось? — голос Дармана. Он должен был звучать так же, как и у всех клонов, но звучал иначе. У них у всех были различия — акцент, высота звука, тон. И он был Даром.
Теперь она могла почувствовать его в другой звездной системе. Этейн множество раз хотела потянуться к нему через Силу, но боялась, что это отвлечет его от обязанностей и поставит под угрозу, или (если он поймет, что это она и не приветствует) рассердить его.
В конце концов, он мог остаться на Квиилуре с ней. И выбрал уход с отрядом. Что бы она к нему не чувствовала… и что только усилилось после разлуки… это может не быть взаимным.
Коммандо вновь позвал:
— Все в порядке?
Этейн открыла дверь и Дарман заглянул внутрь.
— Не надо меня называть сейчас «мэм», Дар.
— Я не хотел мешать…
— Не продолжай.
Он сделал пару шагов в комнату — осторожно, будто она была заминирована. Она это уже видела; приходилось полагаться на его военное мастерство, когда на кону была жизнь. Коммандо всегда был таким сосредоточенным и умелым. Когда она сомневалась, он был уверен.
— Так тебе по-прежнему нелегко, — сказал Дарман.
— Что?
— Поддаваться гневу. Знаешь… насилие.
— О, любой мастер-джедай мною бы гордился. Я все сделала без гнева. Гнев ведет к Темной стороне. Спокойствие — и все в порядке.
— Знаю, это могло быть тяжело. Помню, как сержант Кэл реагировал, когда ему приходилось…
— Нет. Я нанесла вред незнакомцу. Никакой личной проблемы.
— Это не делает тебя скверной. Это надо было сделать. Тебя это беспокоит?
— Может быть. И еще сомнения.
Этейн не хотелось оставаться наедине со своими мыслями. Можно было медитировать; у нее была сила воли и старые навыки, которые помогли бы пройти эту сумятицу и сделать то, что джедаи делали тысячелетиями — отрешиться от этого момента. Но она не хотела.
Этейн хотела рискнуть и жить с этими ужасными чувствами. Опасность вдруг промелькнула в том, чтобы их отрицать… как она неудачно пыталась отринуть чувства к Дарману.
— Дар, у тебя когда-нибудь были сомнения? Ты всегда говорил, что был уверен в своей роли. Я чувствовала, что так и есть.
— Тебе действительно хочется знать?
— Да.
— Я все время сомневаюсь.
— В чем?
— Прежде чем мы покинули Камино, я был так уверен в том, что надо делать. Теперь… ну, чем больше я смотрю на Галактику… чем больше смотрю на других людей… тем чаще я думаю — почему я? Почему я живу так, а не как люди, которых я видел на Корусканте? Когда мы победим в войне — что станет со мной и моими братьями?
Они не были глупы. Они были весьма умны; их так воспитывали, вообще-то. И если вы воспитываете людей, чтобы они были умными, изобретательными, неунывающими и агрессивными, то рано или поздно они заметят, что их мир не слишком-то честен. И начнут негодовать.
— Я задаю себе тот же вопрос, — сказала Этейн.
— Такое чувство, что я утрачиваю верность.
— Задавать вопросы — не значит не быть верным.
— Но это опасно, — заметил Дарман.
— Для статус-кво?
— Иногда нельзя спорить со всем. Это как с приказами. Ты не видишь всю битву, и может оказаться, что приказ, который проигнорируешь, мог быть именно тем, что спасло бы твою жизнь.
— Я рад, что ты сомневаешься. И рад, что и я сомневаюсь, — Дарман прислонился к стене, воплощая собой уверенность. — Хочешь поесть? Мы собираемся рискнуть и отведать у Квиббу нерфа в глоковом соусе. Скорч считает, что это панцирная крыса.
— Не думаю, что могу сейчас выйти на люди.
