— Ну как, Андрей? — громко спросил я, подойдя к нему.
— Расколотили в пух и прах, — поднял голову Алсуфьев. — Держались долго крестники, гвардейцы и офицеры. И как не бывало вековой распри между сухопутными и моряками. Побросали корабли доблестные офицеры царского флота, ушли к пехотинцам. Дрались отчаянно. Некоторые стрелялись. Сослуживец наш — ты помнишь — граф Нирод сдался живым. Не человек — слизняк. В ногах валялся. Пустили в расход матросы…
Весь город находился в руках восставшего народа. И только тяжелая Селивановская батарея держалась. Там засели офицеры из военного порта и штаба крепости. Туда же бежали остатки уцелевшей жандармерии. Батарея могла в любую минуту открыть смертоносный огонь по восставшему городу.
Атаковать Селивановскую батарею ревком поручил мне. Чувствуя близкий конец, офицеры и жандармы дрались бешено, с отчаянием.
В отряде, которым я командовал, были матросы, рабочие и солдаты. Мне не пришлось, лежа на каменистой земле, испытать горечь поражения. Идя в атаку, бойцы ложились где нужно, по команде, и вставали без лишнего окрика. Не поднимались те, кто не мог больше подняться. Да и меня уже не тяготили ни «долг», ни мундир, ни погоны офицера. А ноги, словно помня тяжесть железа, несли тело легко.
Контрреволюционеры засели в траншеях, за каменными брустверами. Сопротивлялись яростно. Устилая причалы телами убитых, отряд смял оборону.
Ко мне привели помощника командира военного порта. Я не сразу узнал в чернобородом молодом капитане первого ранга Константина Назимова, бывшего моего однокашника, сослуживца, друга.
— Вот как пришлось встретиться, — сказал я, рассматривая Назимова, — а ты далеко шагнул.
Он был по-прежнему строен и худ, выглядел молодо. С какой-то грустной тревогой смотрели на меня серьезные и словно потухшие глаза. Окладистая борода закрывала шрам.
— Право, не ожидал, — рассеянно проговорил он. — Десять лет прошло, как мы виделись в последний раз…
— Да, десять лет.
И больше я не нашел сказать ему ничего. Он не просил ни пощады, ни снисхождения. И я не простил его…
ЗАПОЗДАЛЫЙ КАРАВАН
«Отряду особого назначения в составе вспомогательного крейсера «Печенга», миноносцев «Лейтенант Сергеев», «Капитан Юрасовский», «Бесстрашный» и «Бесшумный» по прохождении мерной мили в заливе Петра Великого сего 19 января 1917 года выйти в море для следования к месту назначения на Мурмане.
Независимо от назначенных маршрутов якорных стоянок для погрузки угля, необходимо организовать таковую погрузку на миноносцы с союзнических транспортов на переходе, заблаговременно снабдив суда возможно большим числом парусиновых мешков.
На случай разлучения судов в открытом море при плохой видимости командиру отряда капитану первого ранга Остен-Сакену надлежит заранее установить для каждого рандеву опознавательные сигналы. Необходимо также командирам миноносцев дать дополнительные указания, как поступать в случае, если в точке рандеву они не разыщут флагманское судно.
Все секретные донесения при следовании до порта Коломбо отправлять через английские консульства в портах Тихого и Индийского океанов во Владивосток командующему Сибирской военной флотилией. По выходе из порта Коломбо наладить радиосвязь через французские колониальные учреждения с адмиралтейством в Петрограде.
На подходе к Суэцу установить контакт с британскими морскими силами и, имея с ними предварительную договоренность, следовать дальше под эскортом союзнических военных кораблей.
Основная задача плавания — скорейшее прибытие на Мурман в исправном виде для несения охранно-сторожевой службы в море Баренца…
Командующий Сибирской военной флотилией вице-адмирал Шульц
27 декабря 1916 года».
1
Вспомогательный крейсер «Печенга» и четыре миноносца стояли на якорях на закрытом рейде залива Славянка. Обозначенные отличительными огнями силуэты пяти кораблей мерно покачивались на черной в предрассветных сумерках поверхности моря. Их палубы, трубы и мачты осыпало снежной крупой, в вантах и вентиляционных раструбах тонко свистел ветер.
На флагманском корабле пробили склянки. До утренней побудки осталось полчаса.
По верхней палубе крейсера неторопливо шел в сторону кормы дублер вахтенного начальника прапорщик по адмиралтейству Сергей Яхонтов. Не закончив курса в Восточном институте, Яхонтов поступил в Гардемаринские классы, стал офицером. Любовь к отчизне привела его на корабль, уходящий в плавание к месту военных действий.
Во Владивостоке остался его отец, ученый-гидрограф. После смерти матери они жили вдвоем согласно и дружно, поддерживая один другого в трудный час. В этом городе Яхонтов родился, вырос, учился в гимназии. Теперь он покидал берега Золотого Рога надолго, может быть насовсем.
Прапорщик остановился у раскрытого люка. Внизу, освещая жилую палубу, слабо горела синяя электрическая лампочка в плетеном металлическом футляре. Яхонтов уперся рукой в крышку люка, поднял голову. За смутно черневшими в полумраке прибрежными сопками был город. Там остались друзья, родные, близкие. Ни один огонек не виден вдали, но в воображении прапорщика плескалось целое море огней, заливавшее знакомые улицы. Всего два дня прошло, как покинул он берег, но какими долгими показались ему эти двое суток на корабле, когда кругом только волны да голый, безлюдный берег.
Спустившись на жилую палубу, прапорщик остановился возле каюты отца Иннокентия. Нужно было разбудить его для водосвятия перед выходом в море.
На стук никто не откликнулся, хотя из каюты отчетливо доносился громкий прерывистый храп. Помедлив, прапорщик открыл дверь. Священник оторвал от подушки тяжелую от похмелья, лохматую голову и уставился на Яхонтова мутным взглядом.
— Чего тебе, прапор? — недовольным голосом произнес он.
— Старший офицер распорядился разбудить вас, ваше преподобие, для водосвятия после молебна, — пояснил прапорщик.
Покряхтывая, корабельный священник опустил на палубу волосатые ноги, потянулся к бутылке, стоявшей на столике.
— Прополосни-ка горло, юноша, — предложил отец Иннокентий. — Видать, собаку[3] стоял? Продрог поди?
— Не пью я утром, ваше преподобие. Да и на вахту мне опять, как только снимемся с якоря.
— По-божьи поступаешь, коли не трескаешь, как я, горькую, — похвалил священник. — Хотя человеку моряцкого звания, как мы с вами, трудно порой устоять против сего соблазну.
