— Как? — возмутился король. — Повесить эделинга? Это сумасшествие какое-то! Да кто же посмел?
— И они непременно сделали бы это, Ваше Величество, если бы на мое счастье не появился молодой славянин-бодрич, заплутавший в нашем лесу. Он вмешался вовремя. Более того, меня фактически повесили, горло мое до сих пор чувствует боль при глотании. Но этот юный бодрич камнем из пращи поразил первого из нападавших, перерубил шею второму, выманил оставшихся трех на расстояние, пользуясь преимуществом конника перед пешими, а потом развернулся и, подскакав .ко мне, перерубил веревку. Так я был спасен и увезен, как мешок с фуражом, перекинутый поперек седла.
— Возмутительно! — Карл сел в любимое кресло ударил кулаком по подлокотнику и нахмурил брови. — Это непременно надо расследовать.
Кто-кто, а король лучше других понимал, к каким последствиям могло привести происшествие, окажись оно удачным. А если состоялся прецедент, то следует ожидать и повторения, — подсказывала простейшая логика.
— Уже поздно, Ваше Величество, заниматься следствием… Но я, с вашего разрешения, продолжу свой рассказ, который непосредственно касается вас, хотя неприятность случилась со мной. Естественно, первой моей мыслью была та самая… Вы меня понимаете…
— Понимаю, — хмуро ответил король. — Вы подумали, что это по моему приказу на вас напали мои солдаты. И это в то время, когда я уехал из ставки с охраной из саксов…
— Да. Все выглядело настолько очевидным, что в первый момент не вызывало сомнений. Это потом появились детали, которые сложились в единую картину и прояснили ситуацию. Мою охрану оставили в живых намеренно, чтобы слуги имели возможность рассказать, как на них напали франки. А меня просто повесили бы, чтобы я не мешал.
— В первую очередь надо искать тех, кому это выгодно. А это выгодно только бодричам! — воскликнул Бернар. — И ваш спаситель был с ними заодно.
— Да, бодричам было выгодно получить новую войну между нами, — Карл поддержал дядю. — Тогда Годослав смог бы вздохнуть спокойно.
— Бодрич не убивал бы своих соотечественников, спасая эделинга Аббио, — покачал головой Кнесслер. — В этом отношении славяне щепетильны.
— Ради большого дела они могли и на убийство пойти, — не унимался Бернар, понимая, что спрос за беспорядок все равно будет с него. — А для них это было бы по-настоящему большим делом. Почти спасением, хотя и временным.
— Нет, Ваше Величество, нет, монсеньор, это не так. Никакого спасения это убийство не дало бы бодричам. И тогда вообще, какой смысл был молодому пращнику спасать эделинга Аббио? Бодричи получили бы что-то, если бы повешение совершилось! А вообще это уже их мало волнует. У них другие заботы. Но об этом эделинг Аббио расскажет чуть позже. Есть и еще новости, которые опровергают версию монсеньора Бернара. Продолжайте свой рассказ, мой друг, — обратился Кнесслер к молодому эделингу.
— Все это так, — согласился Аббио, — но я-то подумал, что напали франки! И только когда мой спаситель показал мне узел, которым была завязана петля, картина прояснилась. Такой узел, — сообщил он, — вяжут лишь моряки-викинги. И я потом навел справки. Это в самом деле датский морской узел. Иногда еще им пользуются норвеги и свей.
Все молча и с недоумением ждали продолжения.
— Да-да, Ваше Величество, это были даны. А единственные даны, присутствующие сейчас на турнире, хорошо известны, потому что их слишком мало и они слишком на виду у всех. Кроме того, волхв-бодрич Ставр сообщил мне, что пятеро данов покупали сегодня снаряжение солдат франкской армии. Ему поведал об этом местный купец-еврей, которого при необходимости всегда можно допросить. И потому я прошу Ваше Величество сказать, кто мог отдать приказ солдатам-данам расправиться со мной?
— Грязный пират Сигурд? — прямо и грозно спросил Карл.
Но в вопросе уже явственно звучали утвердительные нотки. Настолько явственно, что вопрос походил на обвинение.
— Правильно, Ваше Величество. Мои люди вместе со славянами, которых я прежде подозревал, начали следить за палаткой герцога Трафальбрасса. И видели возвращение четверых воинов. У одного голова была пробита, и он еле ноги переставлял. Это камень из пращи бодрича нанес ему увечье…
— Я прикажу их самих повесить, — мрачно, понизив голос, сказал Карл. — Я немедленно пошлю стражников…
— Поздно, Ваше Величество. Я понимаю, чинить суд в пределах близости королевской ставки — дело исключительно королевское. Но мои воины народ простой, и они меня любят, несмотря на мой излишне вспыльчивый порой характер. Они решили, что викинги оставили в лесу своего убитого товарища до вечера. У данов принято сжигать тела павших с мечом в руке. Итак, мои люди нашли тело и устроили засаду. И вот несколько минут назад мне доложили, что викингов поймали и повесили около дороги. Я считаю, что справедливость восторжествовала, и прошу простить моих солдат за самосуд. Ими двигало естественное чувство негодования и желание торжества справедливости.
— Я прощаю их, — сказал король. — Конечно, я мог бы повесить и Сигурда. Но тогда я сам уподоблюсь ему. Вешать людей высокого сословия — это в первую очередь проявление неуважения к самому себе. Однако допускать такого рыцаря до участия в турнире…
— Ваше Величество, — возразил Бернар. — У нас нет никаких доказательств, что Сигурд послал своих людей. Он просто скажет, что понятия не имеет, чем эти люди занимались в свободное от службы время. И будет прав. Не может же герцог уследить за всеми слугами… Мы никак не сможем наказать Трафальбрасса.
— Можем, Ваше Величество, можем… — сказал до этого молчавший граф Оливье. — Я прошу разрешения у вашего величества выступить пятым участником команды зачинщиков турнира. Я накажу Сигурда на ристалище, накажу сурово и поучительно.
— Мне кажется, — размышляя, произнес Карл, — еще пара доводов, и я соглашусь.
— Поздно, Ваше Величество, — сказал Аббио. — Я прошу прощения, что в третий раз произношу эту фразу. Мы пригласили пятого рыцаря. Он готов к участию в турнире, и его палатка уже стоит рядом с моей. Отказать ему сейчас, значило бы оскорбить рыцаря и воина. Утверждение полного состава — это еще одна из причин, которая заставила нас нанести вашему величеству столь поздний визит. Опять — поздний… Как беден мой лексикон… — Аббио позволил себе пошутить, и из этого можно было сделать вывод, что он уже отмяк душой после дневных нелегких и неприятных дел.
— И кто этот рыцарь? — быстро спросил Бернар, опережая племянника. — Я всегда думал, что знаю всех рыцарей Европы, способных занять по достоинству место среди зачинщиков.
— Ваше Величество, монсеньор, господа, я прошу меня извинить, но рыцарь пожелал выступить в турнире инкогнито. У него, очевидно, есть для этого свои причины. Однако я и князь Бравлин готовы поручиться за его честь и высокие человеческие достоинства.
