— И кто этот рыцарь? — быстро спросил Бернар, опережая племянника. — Я всегда думал, что знаю всех рыцарей Европы, способных занять по достоинству место среди зачинщиков.
— Ваше Величество, монсеньор, господа, я прошу меня извинить, но рыцарь пожелал выступить в турнире инкогнито. У него, очевидно, есть для этого свои причины. Однако я и князь Бравлин готовы поручиться за его честь и высокие человеческие достоинства.
— Вы говорите, господин Аббио, что палатка нового участника расположена рядом с вашей? — спросил до этого молчавший Алкуин.
— Да, господин аббат. Рядом с моей.
— Новый рыцарь прибыл с большой свитой. Я видел его прибытие.
— С ним около десятка дружинников.
— Да-да… Такой очень высокий, мощный воин… — и аббат спокойно отодвинулся в тень так, чтобы никто не понял по его вопросам, зачем он спрашивал.
— Кстати, — всматриваясь в глубь палатки, наклонился вперед король, — ты выполнил мою просьбу? Относительно другого высокого мощного воина…
— Да, Ваше Величество, — из темноты ответил Алкуин. — Я наведался к князю Ратибору, но он не пожелал меня принять. Вернее, его оруженосец не пустил меня дальше первого помещения, заявив, что рыцарь отдыхает. Оруженосец у него, кстати, славянин.
— Ничего удивительного, — добавил Кнесслер. — У Ра-тибора мать славянка, и этот оруженосец рядом с ним, наверное, с детства.
— Странная личность… — сказал Карл задумчиво. — Он меня беспокоит. Посмотрим, каково он будет выглядеть завтра на ристалище. Да, кстати, мы чуть было не забыли, у вас есть, кажется, еще новость?
— Да, Ваше Величество, — подтвердил Аббио. — Новость не слишком приятная, и я боюсь, как бы она не сорвала проведение турнира, если сумеет вас сильно обеспокоить.
— Что, на завтра назначен конец света? — опять из темноты сухо спросил Алкуин. — Более веского аргумента для отмены турнира и срыва всех планов короля я не вижу.
— В Рароге произошло восстание бояр. Князь Годослав в отъезде. Бояре, объединившись с небольшим отрядом герцога Гуннара, убили князя-воеводу Дражко и захватили город. Следует ожидать скорого вступления войск Готфрида в земли бодричей. Их армия давно уже концентрировалась на северной границе княжества. Датский король опередил вас, Ваше Величество, — Аббио постарался придать своему голосу трагические нотки.
— А полки Годослава?
— Бояре надеются, что дружинники поддержат их. Они обещали вернуть в княжество вече, которое разогнали князья несколько поколений назад, чтобы править единолично. В этом вопросе бояр могут поддержать храмы, которые были больше всего недовольны разгоном вече, и до сих пор сдержанно относятся к княжеской власти. Готфрид же, с помощью своего дяди герцога Гуннара, ловко воспользовался ситуацией…
— Пусть так, — усмехнулся Карл. — Новость в самом деле не из приятных. Но не отменять же из-за этого турнир, в самом-то деле. Я с удовольствием помогу бедному Годос-лаву изгнать захватчиков с его земель. Тем более что это нисколько не противоречит моим собственным планам. И даже признаюсь, что имею большое желание повыщипать перья из хвоста «датского коршуна». Он, кажется, зять Годослава? И воспользовался этим, чтобы сделать своему королю подарок величиной с княжество…
— Я часа полтора назад разговаривал, Ваше Величество, с тем очень высоким волхвом-бодричем по имени Ставр, которого вы знаете и который давал сегодня советы эделингу Аббио, — по-прежнему оставаясь в тени, сказал Алкуин. — Волхв рассказал мне о событиях в Рароге не совсем так. Только часть бояр выставила вместе с данами свои дружины. Бояре же и наняли подлого убийцу, чтобы тот убрал с их пути известного воина и полководца ободритов князя-воеводу Дражко. В итоге убийца сумел только ранить Дражко. До этого герцог Гуннар пытался принудить дочь к тому, чтобы она отравила мужа. Княгиня рассказала все Годославу. Потом Годослав куда-то уехал по своим делам, и была предпринята попытка захвата власти и убийства князя-воеводы. Дело у бояр и у данов чуть было не получилось. Но пока князь-воевода был в бессознательном состоянии, командовать обороной дворца стала жена Годослава княгиня Рогнельда, причем с такой хитростью и коварством, как не смог бы сам Дражко. Она вышла на площадь и пригласила «в гости» старого герцога Гуннара, своего отца, который все это задумал и претворял в жизнь, командуя боярами. Тот пошел за дочерью смело, памятуя свое былое влияние и страх, который он вселял всегда в сердце дочери. Герцог не учел, Ваше Величество, что миром все-таки правит не страх, а любовь, вопреки мнению монсеньора Бернара. Когда они вошли в двери, Гуннара подняли на копья, а его отряд просто расстреляли с галереи стрельцы. Восстание бояр подавлено, княжеская власть у бодричей стала еще сильнее, а короля Готфрида они ждут, приготовив ему такую теплую встречу, что бедному датскому монарху может стать невыносимо жарко даже в его северных широтах.
— Так кто же прав? Чьи сведения вернее? — спросил король.
— Я не могу поручиться за точность своих сведений, Ваше Величество, потому что ко мне они пришли через вторые руки от купца, в страхе бежавшего из Рарога в самом начале восстания, — Аббио отступил на шаг, закусив губу. Ему не удалось стать первоисточником важных вестей и таким образом приблизиться к королю.
— Пусть будет так, — согласился Карл, — но где же сейчас находится Годослав? Вы сказали, что его нет в Рароге, и этим воспользовались подлые бояре… — король бросил непреднамеренный взгляд на стенку палатки, за которой стояли палатки франкской знати.
— Этого не знает никто, Ваше Величество.
— Я думаю, что Годослава можно поискать и в Хамма-бурге, — подсказал Алкуин.
— И, может статься, рн участвует в нашем турнире? — король встал, усиливая этим значение своих слов. — Тогда я хочу его видеть… Я непременно хочу видеть Годослава и говорить с ним! Он даже заочно вызывает у меня симпатию…
— Его можно поискать… — тихо сказал Алкуин, но при этом выдвинулся на свет и внимательно посмотрел на эделингов.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Берфруа шумели неистово, с восторгом, захлебываясь от радости, ощущая право высказать не чье-то мнение, а собственное. И это было скорее противомнение, если есть такое понятие. Мнение, как правило, высказал король.
— Вот и он… И, как всякий негодяй, он очень желает, чтобы его любили до поклонения, — сказал король с откровенным недовольством, вызванным поведением берфруа, и поднял стеклянный резной кубок с густым, зеленоватого оттенка греческим вином, рассматривая через вино солнце и будто обсуждая достоинства напитка с придворными. Карл умышленно не смотрел на ристалище, показывая, как мало его интересует происходящее именно в этот момент. — Никого из рыцарей, даже более достойных, так, к сожалению; не приветствовали. Ваши земляки, мессир Кнесслер и мес-сир Аббио, словно специально желают позлить меня. — Король сделал маленький глоток из бокала.
