— Но какое мужество! Уложила больше половины, прежде чем ее разорвали в клочья! — восхитились тренеры.
— Интересно, почему она не захотела драться с пятью волками, как решили поначалу? Хелидон, Турий, Гелиодор, теперь еще Ардуина. Можно закрывать школу, — вздохнул ланиста.
— Остается Геракл, сармат, — робко вступил в разговор раб, который неподалеку начищал мечи.
Ланиста обернулся, желая взглянуть на него. Этот голос, подобострастный и смиренный, почему-то показался ему знакомым… Ланиста вдруг узнал его и вспомнил, как громко и страшно звучал он еще совсем недавно, как дрожали от него, казалось, даже камни.
Раб приподнял голову, и тренеры от изумления пооткрывали рты: да, это был Ауфидий, хоть и каленный щипцами палача, тем не менее живой и невредимый. Он благодарил богов, что отделался всего лишь пожизненным рабством.
— Геракл, этот недоумок, тоже мертв, — ответил ему новый ланиста. — Поверг наземь самнита и не смог удержаться, чтобы не обернуться на приветствие публики. Всего на секунду, но противник в это время приподнялся и вонзил в него кинжал. Теперь у меня остались одни отбросы, ни на что не годные, вроде Квадрата… А, кстати, где он? Этот умеет выйти сухим из воды, даже когда погибают куда более опытные воины.
— Я здесь! — поднялся гладиатор в полном вооружении. — На этот раз не ударю в грязь лицом.
— Да уж позволь, наконец, убить себя раз и навсегда! — вспылил ланиста. — И моли богов о смерти, потому что, останешься жив — будешь иметь дело со мной, гнусный бездельник!
Квадрат опустил голову и хотел отойти.
— Минутку! Этот человек принадлежит мне, — заявил Аврелий, выходя из тени.
— Но Квадрат из императорской казармы… — возразил ланиста.
— Император уступил его мне. В обмен на мои услуги.
— Этого не может быть — он здесь по приговору суда.
— Несколько минут назад Цезарь лично подписал указ о помиловании, — заявил патриций, тряхнув перед носом тренера развернувшимся папирусом.
— Отличная покупка, благородный Стаций, — усмехнулся ланиста, — этот бездарь не доживет и до вечера.
— Не обращай на него внимания, хозяин. Я постараюсь, и ты заработаешь свои пятьсот сестерциев, — пообещал Квадрат, когда они вышли на улицу. — Вот увидишь, я тоже стану победителем.
— Жаль, — сокрушенно вздохнул Аврелий. — Мне как раз нужен хороший управляющий для имения на Альбанских холмах, совсем рядом с Римом. Я думал, что могу рассчитывать на тебя.
— Имение, в деревне? — переспросил Квадрат, не веря своим ушам.
— Ну, честно говоря, это побольше, чем просто имение. Можно назвать и латифундией, но если полагаешь, что не сумеешь… Я-то думал, с твоим опытом земледелия тебе нетрудно будет… Но теперь, когда ты решил стать великим гладиатором…
— Хозяин! — воскликнул Квадрат со слезами на глазах и бросился к ногам патриция, целуя ему руки.
— Встань, Квадрат. Это я, Публий Аврелий Стаций, римский сенатор, должен опуститься на колени перед тем, кто спас мне жизнь. А теперь покончим со всеми этими церемониями. Проводи-ка лучше меня домой. Думаю, пара ребер у меня наверняка сломаны!
— Крепкий, однако, удар у этой женщины! Но я остановил ее! — сказал Квадрат, выпрямляясь и с гордостью посмотрев на своего нового хозяина: если кто-то вздумает напасть на его господина, ему придется иметь дело с ним, верным Квадратом!
Когда заботливо поддерживаемый Квадратом Аврелий вошел наконец в атрий своего большого дома, его ожидали Сервилий и Помпония. Друзья встретили сенатора с восторгом:
— Ох, Аврелий, сколько волнений! Когда толпа стала чествовать спасителя Цезаря, я не могла удержаться от слез. А ты видел, как смотрела на тебя Мессалина? Буквально съедала глазами! — Счастливая матрона обняла его, отчего зашаталась ее высоченная, пылающая рыжим цветом прическа. Когда не стало опасной соперницы, Помпония опять вернулась к своим прежним вызывающим и ярким одеяниям. И поспешила покрасить волосы.
— Клавдий осыплет тебя милостями, — предвкушал Сервилий, равнодушно относившийся к разным формальным почестям и всегда смотревший в корень.
— Я уже попросил вознаграждение, какое хотел, и получил его, — заявил патриций, указывая на бывшего гладиатора Квадрата, который радостно улыбался, делая вид, что не замечает, как разочарован Сервилий. — А теперь позовите лучше врача Гиппарха. У меня неприятность, думаю, сломано несколько ребер, — приказал Аврелий, держась за больную грудь. — А почему же Кастор и Парис не встречают меня?
— Вот и мы, хозяин! — в один голос ответили оба.
Усталые и мрачные, Кастор и Парис появились из глубины прихожей. Оба были в туниках из ярко-зеленого тапробанского шелка,[66] который изначально предназначался куртизанке Цинтии.
— Врач уже здесь, — доложил секретарь.
Молодец Кастор, порадовался Аврелий, всегда заботится о здоровье и благополучии своего хозяина…
— Он сейчас осмотрит тебя, — добавил управляющий.
И Парис молодец — честный и преданный, быстро выполняет любую просьбу хозяина, с удовлетворением подумал патриций.
— Как только закончит осматривать другого пациента, — хором заключили вольноотпущенники.
Тут открылась дверь из соседней комнаты, и появился Гиппарх, а следом за ним Ксения.
— Он выживет, доктор? — с тревогой спросила девушка.
— У него несколько ран, но не настолько тяжелых, чтобы привести к могиле, — успокоил ее врач. — Конечно, ему крепко повезло. Девять ударов мечом, и ни один не повредил жизненно важные органы! С твоей постоянной заботой он скоро сможет встать на ноги. Любовь женщины творит чудеса!
Аврелий с удивлением смотрел, как Ксения крепко поцеловала врача в щеку и, счастливая, поспешила к больному.
— С твоей стороны очень великодушно — принять у себя в доме раненого гладиатора и оплатить визит врача только потому, что это жених твоей рабыни… — сказал Гиппарх, обращаясь к сенатору и ощупывая тем временем его грудную клетку. — Вот увидишь, он возместит тебе расходы. После сражения он получил сказочные деньги. Новый ланиста предложил ему целое состояние, лишь бы он возобновил контракт, но Галлик отказался. Хочет заняться театром вместе со своей девушкой. Продаешь ему Ксению? Он еще не верит, что ему удалось выкарабкаться. Говорит, это благодаря кольцу, которое она подарила ему в знак любви — будто оно спасло его от смерти на арене…
— Спорю, что кольцо это с лазуритом и львом на задних лапах! — простонал Аврелий, начиная кое-что понимать. Так вот почему Галлик разгуливал по его дому!
— Да, очень хорошей работы вещь. И у Ксении неплохой вкус! — согласился врач, собираясь уходить.
— Нам так не кажется! — хором воскликнули Кастор и Парис, сердито глядя на него.
23.
Июльские иды
Большие празднества закончились накануне вечером сказочной трапезой и маскарадом, устроенными Помпонией, которая по этому поводу предстала в одеяниях Исиды, а Сервилий восседал рядом с нею в облачении фараона.
В доме Аврелия все еще переживали уход Ксении. Кастор нервничал и ходил по коридорам мрачный, как корова перед жертвенным алтарем.
— Да ладно же, не может быть, чтобы она была так дорога тебе, — пытался утешить его Аврелий.
— Ах, хозяин, знал бы ты, какие у нее руки — нежные, когда ласкает, и ловкие, когда запускает их в кошелек! Она ведь унесла все мои сбережения — все исчезло вместе с самыми дорогими воспоминаниями и со всеми пряжками, которые я позаимствовал у тебя за годы почетной службы!
— Ничего, возместишь потерянное благодаря подарку, который тебе сделал император, — ободрил его патриций, радовавшийся в глубине души, что воровка выбрала Галлика, а не хитрого секретаря или, что оказалось бы еще хуже, не честного управляющего. — И потом, на днях мы отправимся в Байи,[67] и уж там ты найдешь способ утешиться. В термах всегда много матрон, которые охотно позволяют ухаживать за собой.
— Не в силах ждать, пока приедем в Байи, у меня слишком плохое настроение. Мне необходимо как-то отвлечься, и оказалось бы очень мило с твоей стороны, если б ты придумал мне какое-нибудь развлечение…
— Что скажешь о походе в публичный дом, Кастор? Выберешь какую захочешь девушку.
Грек с возмущением посмотрел на него:
— Ты явно недооцениваешь меня, хозяин, если считаешь, что какая-то простая девка из лупанария может заменить в моем сердце неповторимую Ксению!
— Ну тогда, может, изысканная гетера, например…
Кастор словно вернулся к жизни:
— Я подумал о Цинтии, хозяин, может, вместе отправимся к ней?
— Но это же самая дорогая куртизанка в Риме! Среди ее клиентов только министры и сенаторы… — неуверенно возразил Аврелий, хотя уже понимал, что уступит просьбе секретаря.
