– Я ничего не понял, – покачал головой Орсон.
И чрезвычайно обрадовался тому, что вновь может говорить.
– Если вам нужен выход, то он там, – Мастер Игры махнул рукой в ту сторону, откуда пришел. – Первый поворот налево. Пройдете мимо… Впрочем, вы и сами знаете, что в таком случае произойдет.
– Мы можем идти? – спросил Камохин.
– Если считаете нужным, – ответил Мастер Игры.
– Что, уже можно задавать вопросы? – удивленно вскинул брови Брейгель.
Мастер Игры издал под маской звук, похожий на смешок:
– Вы все свои реплики называете вопросами?
Манеру общения «серых» иначе как странной и не назовешь. Если хочешь получить более или менее вразумительный ответ, нужно постараться обойтись без вопроса.
Но Орсон уже начал к этому приспосабливаться.
– Ну что ж, сейчас самое время посчитать бонусы! – радостно возвестил он.
– Бонусов больше не будет, – обескуражил его Мастер Игры.
– Но прежде вы всегда начисляли нам бонусы.
– Теперь вы на другом уровне Игры. Здесь бонусы не имеют смысла.
– А что тогда имеет смысл? – спросил Брейгель.
– Смысл только в том, во что мы его вкладываем. Сам по себе, как сущность, смысл абсолютно бессмыслен.
Вот так, отметил про себя Орсон, хочешь получить ответ – не задавай вопрос.
– Ну что ж, – Камохин поправил лямку сумки на плече. – Полагаю, вы с нами?
– Нет, я туда. – Мастер Игры указал в ту сторону, откуда пришли квестеры.
– Там ловушка, – предупредил Брейгель. – Очень коварная.
– О, да! – согласился Мастер Игры. – Одна из моих любимых! Надо сказать, вы придумали весьма остроумный способ преодолеть ее.
– А что, есть другой? – не удержался от вопроса Осипов.
Мастер Игры подошел к плите, на которой при определенном освещении можно было увидеть петлю-удавку, и пальцем обвел рисунок. После чего совершенно спокойно переступил метку, поставленную Осиповым на полу.
– Он нас дурачит, – тихо шепнул Орсон. – Все дело в его скафандре.
Осипову было все равно, поэтому он ничего и не ответил.
Мастер Игры обернулся:
– Вы можете задать вопрос.
– Куда ведет этот туннель? – спросил Камохин.
– Это не вопрос.
– Вот же зануда, – досадливо цокнул языком Брейгель. – Что, ему трудно ответить?
– Где мы сейчас находимся? – спросил Осипов.
– Вы что, вообще не умеете задавать вопросы? – как будто в недоумении развел руками Мастер Игры.
– А о чем тогда спрашивать? – выкрикнул Орсон. – Ну, если у вас нет вопросов… – В чем смысл Игры?
Мастер досадливо махнул рукой:
– Смысл Игры в самой Игре.
– Игра как-то связана с Сезоном Катастроф?
– Все в мире взаимосвязано, – Мастер Игры снова взмахнул руками. – Почему мне приходится говорить очевидные вещи? Мне это не нравится. Я хочу услышать настоящий вопрос!
– На пути к выходу есть другие ловушки? – Нет.
Мастер Игры повернулся к квестерам спиной, сделал шаг и растворился в темноте.
Глава 18
– Думаешь, это был тот самый вопрос, который он хотел услышать?
– Откуда мне знать? – пожал плечами Брейгель.
– Выходит, ему просто надоело с нами болтать?
Орсон размахнулся и кинул вперед пакет с лапшой быстрого приготовления. Если кому не доводилось кидать пакеты с лапшой, так можете попробовать, для того, чтобы самолично убедиться в том, что радости в этом занятии мало. Шоколадные батончики куда лучше приспособлены для метания. Но поскольку ничего более подходящего найти не удалось, биолог, не ропща на судьбу, добросовестно выполнял обязанность, которую сам же на себя и взвалил.
– Зачем ты это делаешь? – спросил Осипов. – Мастер Игры сказал, что впереди нет ловушек.
– Я ему не доверяю, – проворчал в ответ Орсон.
– Он еще ни разу нас не обманул.
– Но и всей правды тоже не сказал.
– Может быть, все дело в том, что мы не научились задавать нужные вопросы?
– Н-да, – Орсон поднял с пола пакет с лапшой, взвесил его на ладони и снова кинул вперед. – Здорово он тебе мозги-то промыл. Ты даже говорить его словами начал.
– При чем тут мои мозги? – недовольно пожал плечами Осипов. – Мне кажется, все дело в том, что у «серых» несколько своеобразная манера общения.
– А по-моему, все дело в том, что этот Мастер играет в какую-то свою непонятную Игру, используя нас в ней, как пешки.
– И все же какой вопрос он хотел услышать? – поинтересовался Брейгель.
– Никакой, – буркнул Орсон и на ходу подхватил с пола пакет с лапшой. – Это тоже была игра. Игра в Игре, как он выражается.
Биолог в сердцах швырнул пакет вперед и лучом фонаря отследил траекторию его полета.
– Плохо полетел, – сказал Камохин.
– Попробуй сам, – беззлобно огрызнулся Орсон.
Настроение англичанина снова упало ниже нулевой отметки. Хотя, казалось бы, с чего? Если верить Мастеру Игры, до выхода оставалось рукой подать. Сам Орсон подозревал, что причиной всему был странный, почти бессмысленный разговор с «серым». Ничего конкретного, сплошные намеки и полунамеки, аллюзии и метафоры. Как в фильмах Годара, которые биолог терпеть не мог. А вот его пассия в студенческие годы была истой поклонницей этого самого Жана-Люка. Ну и, конечно же, таскала на его фильмы своего ухажера. А тот, естественно, не смел отказаться. По многим причинам, которые, скорее всего, нет смысла перечислять, поскольку они и без того всем ясны. В темном зале смотреть было не на что, кроме как на экран. Поэтому молодой Крис Орсон прикладывал все усилия к тому, чтобы понять, что же там происходит. И временами ему даже казалось, что он вот-вот поймает нить повествования. И пусть ему даже не удастся постичь логику действий героев, он тем не менее сможет понять, чем они вообще занимаются. Но всякий раз его ожидало дикое разочарование. Как только герои фильма начинали разговаривать, у Орсона возникало стойкое ощущение, будто мозг его превращается в засушенный финик. За словами, которые произносили люди с экрана, он не мог уловить ни грана здравого смысла! Но и это еще не все! После просмотра нудной французской бредятины ему приходилось с умным лицом производить тщательный разбор всех его неоспоримых достоинств. После такого Орсон чувствовал себя даже не как выжатый лимон, а как вывернутый наизнанку носок, который неделю не снимали с левой ноги. И вот сейчас, спустя много лет после периода увлечения юной студенткой, которая, в свою очередь, была увлечена престарелым французским, с позволения сказать, кинорежиссером, Крис Орсон испытывал примерно то же самое чувство. Мастер Игры в его представлении являлся Годаром Сезона Катастроф. И, собственно, он бы ничего против этого не имел, если бы не суровая необходимость разгребать всю ту чушь, что нес этот вселенский постмодернист.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
