Валерия вскинула голову, волосы скользнули по плечам, и судьи подняли трезубцы. Когда трезубцы опустились...
Брызги образовали радугу, когда судьи взмахнули трезубцами. Радуга еще не потускнела, а весло Валерии уже прыгнуло в воду, и каноэ двинулось вперед.
Она гребла так, как научилась еще давно: подняв голову, чтобы к рукам можно было подключить силу корпуса. Аондо, она видела, сидел согнувшись, будто от этого каноэ пойдет быстрее. Гребки его были не такими ровными, как у Валерии, но могучие мускулы делали очень серьезным противником. Лодки не разделяла и длина копья, когда они пересекли первую отметку. Валерия уже чувствовала, как пот струится по лицу и телу и что повязка на лбу намокла. Она поблагодарила Митру за то, что на ней была лишь самая короткая набедренная повязка, если не считать обмоток от мозолей на руках.
Лодки должны были пересечь шесть отметок, расстояние около лиги или чуть больше, как подсчитала Валерия. У второй отметки она отстала больше, чем ей хотелось бы, и к этому времени волосы были такими же мокрыми, как налобная повязка.
У третьей отметки она не сократила отрыв, но и не отстала еще больше. С Аондо тоже лил пот, и каноэ его, казалось, глубже погрузилось в воду. Вода от мощных гребков попадает через борт?
Каноэ судей шли рядом, но Валерия многого от судей не ожидала. Многое в ней было чуждым для Ичирибу, и когда дело дойдет до решения ее судьбы, честь может быть перевешена невежеством. Она будет действовать так же, как и раньше, — все поставит на свое умение и силу, и остальное предоставит богам.
Гребок, поворот, гребок, поворот, гребок, поворот, гребок, поворот, еще гребок. Мышцы живота присоединились к кричащему протесту мышц рук и плеч. Гребок, поворот, гребок, поворот, гребок, поворот, на этот раз чуть сильнее, чтобы стряхнуть пот с глаз, которые начало резать, будто их залил горячий воск.
Каноэ Аондо уже некоторое время идет неопределенным курсом. Гребки Аондо стали, казалось, отчаянными, но не потеряли своей силы. Каноэ его больше не погружалось. Удалось ли ему как-нибудь вычерпать воду, пока Валерия не смотрела? Или это была лишь желанная фантазия, что его каноэ тонет?
Но не фантазия то, что направление его движения становится все более беспорядочным. Валерия внимательно посмотрела на воина Ичирибу. В одно мгновение, когда он думал, что за ним не следят, она поймала на себе его взгляд. От злобы, которая переполняла этот взгляд, у нее похолодела кровь и, казалось, пот на лбу превратился в лед. Если у него есть какой-то голос в решении ее судьбы, она будет молить о смерти задолго до того, как смерть возьмет ее.
Залитые потом глаза Валерии разглядели и еще кое-что. Аондо шел таким курсом, что постепенно пересекал ее нос. До того, как они достигнут следующей отметки, ей придется либо отстать, либо ударить его лодку, а если Валерия ударит его лодку, ей будет засчитано поражение.
Гнев не затуманил разума Валерии. Она должна застать противника врасплох. Аондо силен, как бык, но и мысль у него ворочается не быстрее, чем у быка. Ей было интересно, кто научил его этой хитрости, она сомневалась, что узнает это, но в одном была уверена: этого человека сейчас нет в каноэ Аондо.
Валерия слегка изменила силу и направление гребков, так что ее лодка тоже постепенно начала отклонимся вправо. Она ощутила прилив сил, когда увидела, что Аондо действительно замедлил скорость, и поняла, что хитрость ее действует. Он подумал, что у нее кончаются силы, и ей придется ответить согласно его замыслу.
Когда они приближались к четвертой отметке, каноэ разделяла длина меча. Аондо уже наполовину пересекал нос каноэ Валерии и греб лишь так, чтобы сохранить расстояние. Несколько его неверных гребков, и его лодка ляжет поперек пути Валерии, как бревно.
Но неверные гребки сделала Валерия — умышленно, но сделав вид, что это ошибка человека, почти потерявшего силы. Она отстала, но лишь на несколько гребков, затем весло зарылось в воду, и Валерия прошла за кормой Аондо.
Аондо что-то выкрикнул, что, как решила Валерия, вряд ли было похвалой, и бешено ударил веслом по воде. Весло вошло в воду не на той стороне, и он уже закончил гребок, прежде чем понял ошибку. Его каноэ резко развернулось, и Аондо оказался кормой вперед.
Валерия к этому времени прошла мимо и вышла на чистую воду. Ей не было до этого дела, если даже Аондо целый день будет выписывать круги или прыгнет через борт, чтобы его съели там рыбы-львы или крокодилы. Дело ей было лишь до того, что слева по борту виднелась четвертая отметка и настало время выложить все силы. Она не позволила себе ни на мгновение усомниться в том, что у нее эти силы остались.
Теперь весло ныряло, выпрыгивало и снова ныряло на другой стороне. Каждый гребок, казалось, поднимал лодку вверх, а не толкал ее вперед. За кормой бурлила вода, у носа брызги образовывали радугу, и Валерия увидела, что стоит на коленях на пядь в воде, которая плескалась на дне лодки.
Она также не позволила себе оглянуться на Аондо. Аквилонка отдала гонке почти всю себя. Аондо не мог уже иметь никакого значения. Мир сократился для нее до бесчисленного ритма гребков, воды, бурлящей позади, проходящей за корму пятой отметки шестой, последней, которая была уже видна...
Аондо снова был здесь, теперь справа по борту. У него, похоже, не осталось больше хитростей, но зато было слишком много сил, чтобы Валерия успокоилась. Спокойствие больше не имело значения. Мир Валерии сжался до одного гребка следом за другим, и ничто другое не имело значения, пока каждый удар весла вел ее к последней отметке.
То, что Аондо сделался больше, не значит ли, что он стал ближе? Валерия не потратит ни мгновения, даже чтобы посмотреть. Это не имеет значения. Ничуть. Он будет опускать весло, вынимать, поворачиваться... и стало казаться, что пояс и бедра сковывает раскаленное добела железо...
— А-а-а-а-а-а-а, Валерия!
В мире только один такой голос. Валерия не поняла поздравляет ли Конан ее с победой или пытается побудить ее к большим усилиям. Валерия думала, что у нее не осталось больше сил, но громоподобный голос киммерийца доказал ей, что она ошибалась.
Она неслась в облаке брызг, весло летало из стороны в сторону и вверх и вниз так быстро, что глаз почти и мог уследить. Валерия была лишь мышцы и связки, кости и дыхание, человеческих чувств в ней больше не осталось.
— Валерия!
Она снова услышала голос Конана, но на этот раз он тут же был поглощен ревом других голосов. Они кричали ее имя с берега, с озера, даже, казалось, с неба.
— Валерия! — Киммериец пробился сквозь рев. — Ты победила!
Валерии хотелось присоединиться к крику. Вместо этого рот ее, как ей показалось, будто наполнен ватой. Она разинула его, но смогла лишь проквакать. Валерия согнулась вперед осторожно, так как боялась, что глаза выскочат и покатятся по дну каноэ.
