Естественно, что такой способ общения с потерпевшими кораблекрушение не намного превосходил по своей интеллектуальной насыщенности каменный топор, но что делать, если ничего другого так и не нашлось?
Но, как бы там ни было, а спасатели вступили в контакт с экипажем субмарины и узнали от спасаемых всё, что было нужно.
(О существовании же ещё четырёх человек в затопленном четвёртом отсеке пока ещё никто не догадывался, да и если бы и догадался кто-нибудь, то это бы ни к чему не привело — нельзя им было помочь! В такую уж страшную ловушку они попали.)
Из полученной информации одна весть особенно тревожила людей наверху: там, внизу, не хватает спасательных средств!
— Не беспокойтесь, ребята! Передадим! — пообещали через гидрофон.
Обещали передать — значит, надо передавать. Но откуда их взять?
Стали искать. И опять — всё куда-то подевалось.
И всё же недостающие спасательные средства медленно, но накапливались — их собирали с миру по нитке со всех кораблей. Когда кинулись, то выяснилось, что найти полностью годный водолазный комплект это целая проблема. Всё и везде пришло в состояние развала. И когда этот развал успел так незаметно подкрасться к флоту, прежде такому могучему, красивому и слаженному, — никто и не заметил! Только сейчас до некоторых стало доходить, как далеко зашёл процесс медленного гниения коммунистической военной машины.
Потерпевшим кораблекрушение начали наконец передавать через торпедный аппарат спасательное снаряжение.
Люди с надеждой и радостью брали это снаряжение, начинали проверять его годность и с ужасом выясняли, что оно — неисправно!
— Что вы нам передаёте?! — спрашивали из затонувшей подлодки. — Давайте нам годные вещи!
— А мы думали, что это годное! — кричали сверху и почёсывали затылки.
Неловко получалось…
Тогда под мудрым руководством адмирала Алкфеева решено было относиться к делу серьёзнее, и собранное спасательное снаряжение додумались-таки предварительно проверять следующим оригинальным образом:
а) на поверхности моря,
б) при свете дня,
в) спокойно,
г) тщательно.
Прежний вариант, когда снаряжение проверялось:
а) на дне морском,
б) во мраке и наощупь,
в) в кошмаре нервного напряжения,
г) при температуре плюс шесть градусов —
был признан ошибочным и отвергнут.
Тем не менее и после этого исторического решения потерпевшим кораблекрушение стало не намного легче. Многие дыхательные приборы, входящие в спасательный комплект, не выдерживали нагрузок, связанных с пропихиванием через торпедный аппарат и приходили в негодность. Людям внизу приходилось что-то собирать и разбирать, делая из пяти-шести негодных предметов один годный!
Начальство наверху, между тем, стало думать и о том, каким бы путём вывести людей из носовой части корабля.
Вообще-то, правилом хорошего тона у подводников является следующее: оставлять на каждой выходящей в плаванье подводной лодке один пустой торпедный аппарат. Мало ли что. А вдруг? Кинемся вылазить, а все трубы заняты. Но это правило было не обязательным для исполнения, а лишь желательным, да и то не для всех.
Эта же субмарина выходила в море с четырьмя торпедами в четырёх боевых торпедных аппаратах. И никакой пустой трубы ни на какой случай!
Четыре так четыре. Будем думать.
Решено было не трогать два нижних торпедных аппарата, где лежали торпеды с ядерною начинкой. Не хотелось лишней беды, которая, как известно, не приходит одна — ты их тронешь, а они возьмут да и взорвутся! И вот решили использовать только две верхних трубы и выпускать людей пусть и не в четыре потока, то хотя бы уж в два.
Из правого верхнего аппарата учебная торпеда была извлечена, ещё когда выпускали наружу двух самых первых смельчаков — мичманов Мерзлякова и Лесничего. Тогда это было сделать несложно, так как ещё не умерло Электричество, умеющее поднимать тяжести.
Теперь же нужно было безо всякого электричества вынуть левую торпеду — боевую, но не атомную.
Стали вынимать, но выяснили, что она НЕ ВЫНИМАЕТСЯ — заклинило заднюю крышку! А как же ты вынешь её, если крышка не открывается!
Тогда решили выстрелить торпедою.
Она бы взорвалась на пустынном скалистом берегу бухты и никому бы не причинила вреда (ну разве только природе, да ведь та не в счёт), а заднюю крышку тогда, глядишь, и как-нибудь бы и отковырнули.
Выяснилось, однако, что заклинило и переднюю крышку тоже! Прежде не заклинивало НИКОГДА; теперь же — как будто кто нарочно всё подстроил! И тебе задняя крышка, и тебе передняя… Что за дьявольское наваждение?..
И тогда махнули рукой и сказали: будем выпускать людей через один-единственный правый верхний аппарат!
Так и стали делать.
* * *
А тут как раз из Москвы подоспели Ковшов с Конструктором и со свитою адмиралов, экспертов, советников и советчиков.
На подводной лодке началась эвакуация экипажа.
В первую очередь Рымницкий приказал выпускать моряков срочной службы. Матросов и старшин обряжали в водолазные доспехи; командир БЧ-5 — капитан второго ранга Берёзкин, — и его помощник — капитан третьего ранга Василенко — объясняли им все их дальнейшие действия. Матросы заучивали наизусть то, что они должны будут сейчас проделать, и как маленькие дети в классе у доски повторяли обучающим их офицерам выученное. К изумлению учителей, схватывалось всё так поразительно быстро и так легко, как никогда ещё не бывало при обычном объяснении этого же материала в обычных условиях — обстановка не позволяла людям расслабляться. Затем их выпускали через торпедный аппарат, но подробнее об этом — позже.
После этого очередная группа матросов проходила из второго отсека на верхнюю палубу первого. И проходила, между прочим, через пространство заполненное пусть и вонючим, но воздухом, а не водою! А ведь если бы в своё время выполнили преступный приказ героя Советского Союза Лебедева, то это была бы вода с дремлющими в ней трупами тех не сильных мира сего, кому не хватило индивидуальных спасательных средств!
Итак — верхняя палуба носового отсека. Тьма. Холод — шесть-семь градусов выше нуля. Инструктаж. Проверка выученного.
Ненадолго вспыхивал фонарик и открывалась крышка с красною звездою, неуклюжие фигуры подсаживались сильными руками в трубу и заползали в неё. Четыре человека. Самый первый человек — офицер или мичман — старший в данной группе; посередине — два матроса; последний — опять кто-то из тех, кто постарше. Старшинство имело значение, конечно же, не в трубе, а на выходе из неё, при всплытии на поверхность.
Условный стук по трубе: можно ли закрывать заднюю крышку? И условные стуки по очереди от четырёх человек:
— можно!
— можно!
— можно!
— можно!
Был эпизод, когда матрос ответил мелкою дробью, что означало: нельзя! Трубу осушили, все вылезли назад. Выяснилось, что у матроса перегнулся шланг подачи воздуха и парень стал задыхаться. Ему объяснили, в чём была его ошибка, поправили шланг. Все залезли назад, и в нужный момент каждый благополучно выполз наружу и столь же благополучно всплыл.
Было ещё три похожих случая, когда людям по разным причинам приходилось вылазить назад, но потом и они выходили благополучно из трубы в воду, а там и всплывали. Впрочем, это лишь краткий обзор того, что они делали:
— залезли с одного конца,
— вылезли из другого,
— всплыли,
— спаслись.
Вроде бы, всё просто. Но на самом-то деле всё было намного сложней и страшней.
* * *
Итак, выход людей происходил через носовой отсек, с его верхней палубы, на которой помещались торпедные аппараты. Процедура выхода человека в море через такое приспособление уже описывалась. Читатель, должно быть, обратил внимание на то, что человек должен выходить из трубы, в которой была вода. Ну, допустим, он вышел и благополучно всплыл. Но что потом? Куда девать воду?
По-нормальному всё должно делаться так: последний из трёх-четырёх человек вышел, передняя крышка за ним закрывается, и вода в трубе оказывается в полной изоляции от воды за бортом. И затем эту воду перекачивают в специальную цистерну.
В нашем случае таким гуманным способом выпустили лишь первые несколько человек. Далее выяснилось, что выполнять такие сложные процедуры стало по разным техническим и трагическим причинам невозможно. Лишнюю воду можно было теперь выливать только на верхнюю палубу.
Прямо на пол верхнего этажа, прямо себе под ноги.
Так и стали поступать.
Палуба же эта была истерзана взрывом, и вода безо всяких помех проливалась ниже — на среднюю палубу, развороченную взрывом ещё и сильнее, а оттуда — и на нижнюю. Естественно, что вода накапливалась, и уровень её в отсеке неумолимо поднимался всё выше и выше. Задача была в том, чтобы вовремя заметить, когда нижний этаж будет полностью затоплен и уровень воды сравняется с круглою дверью, ведущею во второй отсек.
