На четвертое утро после родов Янси пришел в спальню Рины за полчаса до того, как большой медный колокол на крыльце надсмотрщика должен был возвестить о начале нового рабочего дня. Даже сейчас в росистое утро день обещал быть жарким. «Идеальная погода для хлопка, — подумал он, — после проливных дождей в июле».
Хотя Дядя Док, как правило, спал плохо, но прохрапел все восемь часов. Он резко проснулся, вспомнив о задуманном, и пришел сюда, чтобы добиться осуществления своего плана. Застав мать, спящей глубоким сном, он не осмелился разбудить ее.
Матушка Джо, которая спала на раскладушке в гостиной с закрытыми ставнями, зашевелилась, услышав, что ее зовут. Повинуясь кивку его головы, она взяла ребенка из колыбели и понесла на утреннее купание. Дядя Док вздохнул, когда взглянул на спящую в постели женщину. Рина никогда не казалась такой молодой, такой беззащитной и такой довольной. Он знал, что она заслужила этот момент счастья. Она также заслужила покой, если это время можно было считать периодом отдыха. Он боялся проявить ненужную жестокость, и напомнить ей, что пора встать и заняться делом, но время поговорить наступило. Внизу надо было разобраться не с одним десятком дел: только хозяйка Селби могла справиться с этим.
Янси открыл двойные двери на балкон портика. Лучи раннего солнца затопили комнату, но Рина не просыпалась. Он пожал плечами и подошел к балконным перилам. Каждое утро после рождения его сына Дэн Кэролл приезжал из Четырех кедров узнать, как идут дела, и каждое утро Дядя Док был на месте и отвечал на его вопросы.
— Как она?
— Цветет, Дэн. Сегодня я разбужу ее.
Кэролл пересек лужайку и остановился в тени портика.
— А еще не рановато?
— Для Лорены в самый раз.
— А как ребенок?
— Растет быстрее, чем мальчикам положено.
— Мне хотелось бы взглянуть на него, — сказал Кэролл. — Наверно, это не совсем благоразумно.
— Да, надо подождать.
— Мне можно зайти позднее — как соседу?
«Тебе ведь известно, что он твой, — думал Янси. — Даже если ты не облек эту мысль в слова».
— Конечно, вы можете зайти, — ответил он. — Наши владения разделяет общая ограда, так вы продемонстрируете лишь хорошие манеры. И не сердитесь на Лорену. Она родила сына; она будет бороться за то, что принадлежит ему — и ей.
— Жаль, что я не могу помочь.
— Оставайтесь на своей земле, Дэн. Когда ей понадобится помощь, она вас позовет…
Янси повернулся к спальне и приложил палец к губам: Рина только что проснулась и звала, чтобы ей принесли ребенка. Стоявший внизу всадник понял этот знак, на прощание помахал рукой и уехал столь же тихо, как и приехал.
— Где ты, Дядя Док?
— Иду, девочка.
Когда он снова вошел в залитую солнцем комнату, Рина зевала, сбрасывая оковы сна. Сны еще витали над постелью. Угадав их направление, Дядя Док предусмотрительно молчал, пока поднимался по ступенькам, чтобы пощупать ее пульс.
— Ты говорил с кем-то? Кто стоял на лужайке?
— Никого не было. Я стоял один на балконе, — соврал он.
— Мне показалось, будто я слышала твой голос.
— Я бормотал про себя. Это привилегия старика. — Он говорил непринужденно, радуясь ее нормальному сердцебиению. Голос его и далее не дрогнул. — Я также проверял, какая будет погода. Похоже, она в самый раз для выращивания хлопка.
— И хлопка, и детей?
— И матерей. После завтрака тебе придется встать с постели.
— Так рано?
— Ты достаточно долго нежилась на слишком крепко набитом матрасе и гордилась своими достижениями. Давно пора снова приступить к делу, а то не заработаешь себе на прокорм.
В комнате наступило молчание, которое нарушало лишь пение Матушки Джо, заканчивавшей купание наследника Селби. Взгляд Рины устремился в сторону этих звуков. Янси отлично видел, о чем она думает.
— Я первым готов признаться, что поступаю бессердечно, — сказал он. — Но другого выхода нет. Я не позволю тебе больше ни одного дня предаваться размышлениям.
— Дядя Док, кто сказал, что я предаюсь размышлениям?
— На твоем месте я бы делал то же.
— Почему?
— Ты станешь отрицать, что родила ребенка от одного мужчины, будучи замужем за другим?
Рина ответила не сразу. Когда она заговорила, то показалось, будто ее слова падают в безмолвную пустоту.
— Ты прав, — сказала она. — Пора зарабатывать себе на пропитание, ведь надо растить ребенка, а муж в Мексике.
— Матушка Джо поможет тебе одеться.
— Я сама могу одеться. Ты извинишь меня за то, что я на мечтания потратила целых три дня?
— Девочка, можешь поделиться со мной своими мечтаниями?
— Никто не может поделиться мечтами, но я тебе расскажу самое главное. Три дня я делала вид, будто не отличаюсь от других женщин. Даже подумала, что мир обязан меня защищать, раз я обзавелась ребенком. Это была счастливая иллюзия, но она продолжалась недолго.
— Теперь ты поняла, что к чему?
— Да, Дядя Док.
— Извини, что я тебе напоминаю об этом.
— Я всегда знала, что к чему, — ответила она. — Сегодня я хочу спросить, не опасно ли мне вставать.
— Оказавшись на ногах, ты будешь рада, что встала.
— Я считаю это комплиментом, — сказала она. — Неужели так все и было задумано?
— Да, именно так.
Он еще раз взглянул на нее, раздумывая, сказать ли ей о тайных визитах Дэна Кэролла. В конце концов, он ушел, так и не решившись на это. Рине всегда хватало сил, чтобы в одиночку бороться со всем миром. Теперь она, подарив Селби наследника, уже больше никогда не останется в одиночестве.
КНИГА ТРЕТЬЯ
1
— Мистер Роули, Джорджия представляет собой вооруженный лагерь, — сказал Дэн Кэролл. — Вряд ли мне надо еще раз напоминать, почему это так.
— Особенно гостю из Чарлстона, — сказал Квент. — Естественно, наше недовольство имеет ту же причину.
— Значит, вы не упрекаете меня за то, что в Округе Крей патрулируется каждая дорога? Уверяю вас, иначе никак нельзя поддержать мир.
— Мой дорогой майор, после четырех лет войны и трех лет программы «Реконструкция Юга», я уже никого ни в чем не виню.
После деловой встречи в Четырех кедрах, которая оказалась как познавательной, так и полезной, оба мужчины к вечеру отправились в путь. Это была первая за два года поездка Квента к Лорене. Ехать к Селби Холлу они предпочли по дороге вдоль реки… Оказавшись на возвышенной местности, они остановили коней, чтобы осмотреться. Поля под паром, плачущие под осенним дождем и напоминавшие огромную шахматную доску, наглядно свидетельствовали о трагической теме их разговора.
Красно-коричневая река извивалась с запада на восток по невероятно пустынной местности. Она затопила свои берега на бескрайние мили. Вода с поднявшимся со дна илом теперь свидетельствовала о том, что вверх по течению находятся засоленные, простаивающие земли, верхний слой которых смывался во время дождя. Дэн мог бы назвать имена владельцев этих полей так точно, будто у него на седле была разложена карта. И снова майор из армии янки, который мог назвать себя усыновленным джорджийцем, глубоко вздохнул, думая об упрямстве побежденной земли, обитатели которой отказывались признавать свое поражение.
Гамильтон Хандред и Гринтри не были единственными владениями, хозяева которых отвернулись от настоящего. Спустя более трех лет после окончания вооруженного сопротивления, десяток плантаций в этом округе оставался необработанным. На них больше не было рабов, если не считать нескольких одряхлевших негров, не способных оставить своих прежних владельцев. Однако хозяева почти всех таких владений сумели избежать лишения права пользования, прибегнув к ловкому финансовому обману, не поддававшемуся анализу. Это был бессмысленный и наглый вызов. Будучи рабовладельцами до капитуляции, эти землевладельцы серьезно намеревались вернуться к рабству на прежних условиях. Пока эти владельцы продолжали плести интриги, они не нанимали на работу негров и отказывались признавать, что перед порогом их домов стоит оккупационная армия. Они не хотели также признавать, что последствия замышляемого ими насилия могут оказаться гораздо хуже бед, которые они пытались исправить.
Лагерь под командованием Кэролла стоял на близлежащем отвесном берегу — две роты конных пехотинцев, очень мобильные силы, которые за считанные часы могли достичь любой точки вверенного им округа. До сих пор Кэролл жестко готовил своих людей, но использовал их с крайней осторожностью, полагаясь на то, что само их присутствие предотвратит беду. Лагерь стоял на его земле, в углу Четырех кедров. Этот участок годился лишь для выращивания деревьев и пастбища. Остальная земля, за состоянием которой следило зоркое фермерское око, ждала лишь осени, чтобы принести щедрые дары. Свои обширные земли, он возрождал целых три года, проявляя любовь и показывая пример окружавшим его твердолобым сепаратистам.
