и эмоционально сформировавшийся внутри России. Но этот очевидный недостаток, который не позволил бы Сталину в иное время, в годы господства прозападной элиты, даже приблизиться к вершине власти, оказался его величайшим внутриполитическим козырем в борьбе за власть на протяжении десятилетия – с 1918 г. по 1928 г.
Сталин и его окружение могли воображать о себе все, что угодно, но для истории они были не более чем культурные колонизаторы, создающие «нового человека», способного соревноваться с западным человеком в энергии, предприимчивости, прогнозируемости своих действий, плановом характере построения своей жизни, методичности освоения природы, целенаправленности всех своих жизненных усилий. Целью всех мук и страданий, жесточайшей коллективизации и просто героической индустриализации должно было быть осуществление мечты: создание на востоке Европы народа, не менее энергичного и целеустремленного, чем его западные соседи.
Народы России вольно и невольно заплатили за эти усилия колоссальную цену. Неразумнее всего было только одно: высмеять все эти усилия и попытаться начать все с начала – с первозданного хаоса, джунглей предкапитализма…
В средине жесточайшей войны с крестьянством, представлявшей собой, в сущности, вторую Гражданскую войну – в жестоком октябре 1931 года Сталин произнес слова, для многих в СССР ставшие символом веры. «Тех, кто отстает, бьют. Мы не хотим быть битыми. Нет, мы не хотим быть битыми. Старую Россию били из-за ее отсталости. Ее били монгольские ханы, ее били турецкие беи, ее били шведские феодалы, ее били польско-литовские паны, ее били англо-французские капиталисты, ее били японские бароны, ее били все – из-за ее отсталости. Из-за военной отсталости, из-за культурной отсталости, из-за сельскохозяйственной отсталости. Ее били, потому что это было выгодно и проходило безнаказанно. Вы помните слова дореволюционной песни: «Ты и могучая, ты и бессильная, матушка Русь». Мы отстали от развитых стран на срок от пятидесяти до ста лет. Мы должны преодолеть отставание в течение десяти лет. Либо мы совершим это, либо нас сокрушат».
Сталин произнес эти слова тихим голосом со страшным грузинским акцентом. Но они прозвучали страстным набатом, неукротимым призывом к русскому патриотизму. Их знали наизусть даже те, кто был жертвой коммунизма и кто ненавидел советскую систему.
* * *
Новые вожди большевиков, такие, как Сталин, Молотов, Микоян, Хрущев, получили образование у местных священников, а отнюдь не в западных университетах. Их героями в русской истории были такие русские революционеры, как Чернышевский, и такие вожди допетровской Руси, как Иван Грозный, а вовсе не фигуры романовского периода. Почвенник Некрасов, а не западник Пушкин, стал главным поэтом новой эпохи. Музыканты «Могучей кучки» возобладали в национальном престиже над менее «почвенными» музыкальными гениями, художники-передвижники – над отвлеченно-космополитическими талантами.
Поэт М. Волошин в своей поэме «Россия» (1924) называет Петра Первого «первым большевиком». Тот же дух истории, который направлял мысли и топор царя Петра, который помог мужицкой России за три столетия разрастись от Балтики до Аляски, теперь вел большевиков «по вековому русскому пути».
Наиболее громко – впервые – национальное сталинское видение смысла русской истории прозвучало на расширенном пленуме Центрального комитета ВКП(б) в ноябре 1928 г.: «Когда Петр Великий, имея дело с более развитыми странами на Западе, лихорадочно строил заводы и фабрики для снабжения армии и усиления обороны страны, то это была своеобразная попытка выскочить из рамок отсталости». При прежних правящих классах подобная попытка не могла завершиться успехом. Только большевики могут наконец решить проблему ликвидации вековой отсталости России. В этом был весь Сталин, стремящийся идти петровским курсом на быстрое преобразование страны сверху.
Но Сталин, осуществляя национальную рекультуризацию и модернизацию, проводил осторожную внешнюю политику, полагая, что время, дарованное ему разделенным враждой Западом, ограничено и им нужно воспользоваться максимально. В 1925 г. окончательно разрешается спор автохтона Сталина и интернационалиста Троцкого. Ныне видно, что исход их борьбы не мог быть иным. 170 млн. человек не могли быть принесены в жертву «социальному поджогу» Запада, на алтарь восстания европейских пролетариев. Поставив задачу собственного общественного устройства, построения социализма в одной стране, Сталин выиграл бой.
Пафос жертвенности
Нэп позволил сельскому хозяйству России в 1926 г. достичь предвоенного уровня, в 1928 г. того же добилась и промышленность. Но далее в лучшем случае следовала медленная эволюция без всяких надежд на массовые инвестиции. Нужно было либо сдавать власть, либо устремляться к обещанному чуду. В то же время поражение в мировой войне учило трезвой оценке, способствовало рациональному самосознанию. Россия убедилась, сколь несовершенен ее экономический и социальный механизм, прогнувшийся (в отличие от западного) перед германской мощью. Разбитые армии хорошо учатся.
Своей слабости большевики не забывали никогда. На XV съезде ВКП(б) в 1927 г. было принято решение о необходимости «широчайшего использования западноевропейского и американского научного и научно-технического опыта». Сталин провозгласил в качестве цели «догнать и перегнать технологию развитых капиталистических стран». Строительство полутора тысяч новых заводов, предусмотренное первым пятилетним планом требовало огромных расходов на западное оборудование и на обучение специалистов. Это финансирование потребовало резкого увеличения экспорта сырья (леса, нефти, мехов – но прежде всего зерна). До Первой мировой войны Россия экспортировала 10 млн. т зерна, а в 1927 г. – только 2 млн. т. 9 июля 1928 г. Сталин говорит на закрытом пленуме ЦК ВКП(б): «Нам абсолютно необходим резерв для экспорта хлеба. Нам нужно ввозить оборудование для индустрии. Нам нужно ввозить сельскохозяйственные машины, тракторы, запасные части к ним. Но сделать это нет возможности без вывоза хлеба, без того, чтобы накопить известные валютные резервы за счет экспорта хлеба».
* * *
Двумя важнейшими процессами в утверждении национального начала и выработки собственного пути России в XX в. были коллективизация крестьянства и индустриализация. Предполагались два этапа. На первом, в ходе выполнения первого пятилетнего плана, ценою продажи даже хлеба голодающей страны, была осуществлена массовая закупка огромного объема западной техники и оборудования. Средства для ускоренного промышленного роста Сталин добыл там же, где Вышнеградский и Витте до него, – у огромной массы российского крестьянства. Битва с крестьянством была самым суровым периодом для русского большевизма. Не считаясь ни с какими жертвами, Сталин использовал историческую склонность российского крестьянства к общинному землепользованию для создания индустриального сельскохозяйственного производства. Целью этой войны против собственного народа (1929–1933 гг.) было внедрение массовых промышленных методов в традиционную сферу национальной жизни, утверждение пути, абсолютно отличного
