Через две недели после окончания обучения Лагерфай впервые убил чудовище без посторонней помощи или присмотра. Постепенно то, что в юности казалось подвигом, стало привычкой.
– Так почему Белостенье? – повторил Штерн, не знавший о раздумьях собеседника. – Здесь люди хоть и вежливы, но чужакам не доверяют. Да и в других местах Севера – не особенно.
– Да все просто, – пожал плечами Лагерфай. – Они – люди. Против них – нежить. Выбор очевиден, правда?
– Нельзя поспорить, – отозвался каменщик. – Хотя люди же разные бывают. Где-то одних Возвышенных гоняют, а других привечают, где-то – наоборот.
– Мне просто плевать, кто как живет, вообще-то, – объяснил Лагерфай. – Черак под властью Царства. В Белостенье правят боги. Гетамейнцы зарылись под землю, хаслантийцы рвутся в небо… Все разные, молятся по-разному, цели и жизнь везде – иные. Только мне-то что? У этих земель есть общее – есть люди, есть чудовища, которые им угрожают. И есть такие, как я, которые чудовищ убивают.
– Звучит так, будто ваш мир двуцветен, – заметил Штерн. – Черное и белое, чудовища и люди.
Лагерфай рассмеялся.
– Ну как сказать. Я знаю, конечно, что среди людей встречаются такие сволочи, каким чудовища и в подметки не годятся. Но Возвышенные не всемогущи; с теми, у кого жуть в душе – пусть разбираются сами люди. Я могу с нелюдьми биться – что и делаю.
Он предпочел опустить фразу, которая напрашивалась – что и сам не полностью принадлежит к человеческому роду. Отличия Возвышенных и смертных были очевидны, но многие нередко говорили «Возвышенные» и «люди».
Штерн переложил в тележку не пригодившиеся кирпичи, и осмотрел работу. Тронул опоясывающую храм полосу из маленьких каменных хризантем – одной не хватало, была выломана чьей-то крепкой рукой.
– Отличная работа, – с уважением произнес он. – На солнце играет, но такой камень наверняка под луной прекрасно смотрится.
– Сегодня ночью и посмотрим, – согласился Лагерфай. – Надеюсь, сможем полюбоваться спокойно.
На ночь лагерь расположился «по-осадному», как подумал Лагерфай. Фургоны образовали круг, внутри которого расставили палатки ремесленников; йеддимов надежно привязали рядом. За этим кругом оказались палатки Стражей и наемников, а в десятках шагов дальше тауматурги каравана процарапали в еще твердой земле неглубокую бороздку и наполнили ее солью, обведя лагерь защитным кругом.
Сам Лагерфай поставил шатер ближе к кругу, в стороне от остальных и ушел к костру, где как раз готовился ужин для отряда Стражей.
К его удивлению, там оказался и Штерн… точнее, как раз он и готовил. И, судя по запаху, справлялся отменно, даже разогнал солдат, чтоб не мешали.
– Не боитесь сидеть как раз рядом с кругом? – поинтересовался Лагерфай, подходя ближе.
– Если что, добежать успею, – пожал плечами каменщик, – а если нежить мимо вас прорвется – так мне все равно будет, даже если в фургон залезу.
– Ваша правда, – согласился Лагерфай, садясь рядом.
Штерн бросил взгляд на шатер дракорожденного и заметил:
– Он отдельно.
– Что?
– Ваш шатер. Отдельно от других стоит. Даже наемники среди Стражей расположились.
– Ну так я не наемник и не Страж, – отозвался Лагерфай. – Я охотник.
– Кажется, будто вы не собираетесь вливаться в отряды.
– Я вряд ли в городе останусь, уйду после экспедиции, – заметил Лагерфай. – Зачем мне связи, которые все равно рвать?
– Может, чтобы было с кем жить в старости?
– Как будто я доживу до нее, – усмехнулся Лагерфай. – С моей-то профессией – скорее всего, погубит меня какая-то тварь. Буду еще рад, если редкая и опасная, а не просто везучая.
– А чего же тогда другим не займетесь? – поинтересовался Штерн.
– А если б занялся – кто б тогда с вашим караваном сейчас ходил? – ответил вопросом Лагерфай.
«Занятно, – подумал он. – Я бы понял, вздумай ремесленник расспрашивать меня о ремесле и диковинных чудищах – так ведь не это ему интересно. Явно не это».
Он пристально поглядел на Штерна, и на мгновение нахмурился. Тень в глазах каменщика… такая, будто он и сам странствовал ничуть не меньше Лагерфая, и тоже обрывал связи, которые еще и не успели родиться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Охотников на чудовищ немало, – задумчиво сказал Штерн. – Могли бы с ними ходить.
– Мог бы, и было бы легче, – согласился Лагерфай. – Но только если два охотника вместе – значит, где-то нет ни одного. А твари ждать не станут.
– Вы что, на всю жизнь через призму охотника смотрите? – нейтрально уточнил Штерн.
– Я этим ремеслом с четырнадцати лет занят. Через что мне еще смотреть? – Лагерфай усмехнулся. – Знаете, как Безупречные говорят – «в мире будет гармония только если каждый будет исполнять назначенную ему роль».
Штерн задумчиво поглядел вверх, на бледный диск луны.
– Многие бы сказали, что это порочный подход, убивающий человека.
– В моем случае это подход, который убивает тварей – и они не убивают людей, – поправил Лагерфай. – В конце концов, для чего мне вообще сила Возвышения?
– У нее много граней, думаю, – тихо отозвался Штерн, по-прежнему глядя на небо. – Очень.
Лагерфай нахмурился, помедлил, подбирая слова для вопроса…
И в эту самую секунду ночь разорвал крик часового:
– Мертвецы!
Стражи мгновенно оказались на ногах, подхватив обработанное солью и чарами оружие. Дежурные священники появились из палаток, торопливо бормоча молитвы.
– Не-воинов – в середину! – распорядился Лагерфай, вскакивая и подхватывая копье; ранее назначенные помогать Стражи мгновенно ринулись к ремесленникам, загоняя в круг фургонов всех, кто еще не оказался в укрытии. Краем глаза Лагерфай заметил Штерна: тот отступил в сторону, пропуская в круг нескольких художниц.
Остальные Стражи шагнули к соляному кольцу.
Враги приближались медленно, постепенно проступая из темноты. Пока что – только зомби, медлительное, но опасное войско. Именно войско – почти одинаковая одежда, приделанные вместо рук клинки, на многих – даже доспехи.
Лагерфай узнал знаки на одежде: символы Ахибы Трижды Ужасающего. Он слышал о военачальнике Топи Марамы, едва ли не единственном призраке, сумевшем сплотить вокруг себя мертвецов этой земли; да, именно его бойцов и стоило ожидать.
«Лучше бы я ошибался», – подумал Лагерфай, поднимая копье.
– Лучникам – стрелять по готовности, – скомандовал он. Да, соляная линия была надежной преградой – но охотники на чудовищ быстро учатся тому, что твари хитры.
Не научившиеся – осознают эту истину, когда жизнь из них вытекает вместе с кровью.
Заговоренные стрелы взвились в воздух, поражая зомби одного за другим. Лагерфай внимательно следил за приближающимися мертвецами, особенно за теми, в которых летели стрелы.
Один из зомби дернулся, отступив в сторону, уклонившись от стрелы – та вонзилась в мертвеца прямо за ним.
– Цельтесь по этому, в бронзовом шлеме! – мгновенно указал Лагерфай, и лучники тут же исполнили приказ.
Зомби лишены разума и неспособны осознать опасность. А вот немиссар, призрак в мертвом теле – может; гибель оболочки не убивала немиссара, но расставаться с телом раньше срока они обычно не хотели.
Не то чтобы Лагерфай собирался давать им выбор. Вот этот «зомби», скажем, тут же рухнул, получив несколько стрел в грудь и лицо.
Остальные же продолжали медленно приближаться.
«На что они надеются? – Лагерфай крепче сжал древко копья. – Обычные мертвецы не перейдут соляную линию, и если Ахиба не поставил командирами полных идиотов – то они это понимают. Чужая магия? Может, на них работает кто-то живой? Ну так его же зарубят, стоит ему подойти к кольцу…»
Лагерфай не успел зайти далеко в предположениях – на возникавшие в уме вопросы ответили самым неожиданным и впечатляющим образом.
Раздался скрежет – и темноту над головами зомби вспорол камень величиной почти с человека: Стражи едва успели отскочить, когда он ударился о землю, вспорол мерзлую почву, разнес несколько щитов и остановился, только пропахав несколько шагов.
