– Я получаю донесения от десятка надежных людей, наблюдающих перемещения легионов вокруг города, – громко заговорил Авл Гирций. – Я уверен, вы можете подтвердить все это через своих клиентов и информаторов. Ситуация тревожная, несомненно, но ее еще можно выправить, если действовать быстро. – Он переждал гневную тираду одного из самых пожилых сенаторов, сверля того взглядом, пока старик, замолчав, не опустился на скамью.
– Благодарю за понимание, – сказал ему Гирций, и его голос переполнял сарказм. – Итак, факты достаточно простые. Марк Антоний увел четыре легиона на север. Я отправил человека, который был моим клиентом двенадцать лет, чтобы тот выяснил, каковы его цели. И теперь нам известно, что консул намерен атаковать верного члена Сената, Децима Юния.
Сенаторы принялись что-то кричать, но голос Гирция перекрыл всех.
– Да, Марк Антоний насмехается над нашей властью! Нет смысла вновь к этому возвращаться. Речь должна идти о нашем ответе, а не о преступлениях консула. У Децима Юния лишь три тысячи легионеров, поддерживающих порядок на территории вверенной ему провинции. Он потерпит поражение, и у нас появится еще один маленький царек, с презрением взирающий на все, что ты делаем. Однако этого можно избежать. Я обсудил ситуацию с сенатором Пансой, и мы нашли решение, которое, возможно, устроит всех.
Впервые за все утро люди, сидевшие на скамьях, замолчали, и Авл Гирций скупо улыбнулся. Его отличала жесткость характера, закаленного долгими годами службы трибуном и легатом.
– Прошу выслушать меня, прежде чем поднимется крик… снова. Крича и скаля зубы, ничего путного не добьешься.
Последовал ропот недовольства: сенаторам не нравилось, когда их отчитывали, как мальчишек, но Гирций и ухом не повел.
– Четыре свежих легиона находятся в Остии, переброшенные из Сицилии и Сардинии, – продолжил он. – Они подойдут сюда через два дня. Помимо них, есть еще одна армия, силой не уступающая войскам консула. Только она и может предотвратить нападение на Децима Юния. – Сенатор помолчал, ожидая протестов, поскольку его коллеги могли понять, куда он клонит, но, к его удивлению, их не последовало. Члены Сената действительно опасались за свою жизнь, а потому предпочли слушать. – Октавиан, или Цезарь, как мы теперь должны его называть, располагает четырьмя полными легионами. Четвертый Феррарский и Девятый Македонский последовали за ним на север. Мы не знаем, какие у него планы. Если прибавить к ним четыре легиона, идущие из Остии, то других в Италии нет. И вопрос в следующем: как использовать их все, чтобы наказать нашего отбившегося от рук консула.
Он вновь замолчал, встретился взглядом со стоявшим рядом с ним старым Видием Пансой. Тот кивнул.
– Я напоминаю вам, что этот новый Цезарь воздержался от насилия по отношению к Сенату, когда мог прибегнуть к нему. И мне представляется, что мы не исчерпали все возможности для переговоров с ним, – заявил Гирций. – К примеру, мы можем пойти ему навстречу с некоторыми его требованиями. – Он увидел поднимающихся Светония и Бибула и поспешил продолжить, прежде чем они раскрыли рот. – Я не забыл про его незаконный захват Рима, сенаторы, но он обошелся без кровопролития и бесчестия. И, разумеется, я бы не стал обращаться к нему, если бы он не располагал армией, способной остановить Марка Антония! Выбор у нас один, сенаторы. Наделите меня вашей властью. Назначьте нас с Пансой консулами раньше положенного срока. Мы отведем четыре легиона к Цезарю и возьмем на себя командование объединенной армией, способной разбить войска Марка Антония. Консул поднял мятеж, и его надо лишить этого высокого ранга. Кто еще, как не консулы, имеют право выйти на бой с ним… разумеется, облеченные властью Сената.
Бибул, уже собравшийся возразить, закрыл рот и сел, чтобы обдумать поступившее предложение. Ему не составило труда понять, что уход Гирция и Пансы из Сената существенно укрепит его позиции, поскольку достойных противников у него, можно сказать, и не останется. Тысячи солдат из легионов, высадившихся в Остии, вполне хватало, чтобы поддерживать в Риме относительный порядок. И толстяк начал склоняться к поддержке Авла Гирция.
Светоний почувствовал, что на месте плеча стоявшего рядом Бибула образовалась пустота, но не сел.
– Что ты предложишь Октавиану в обмен на его услуги? – спросил он, а затем повторил вопрос громче, когда сидящие вокруг сенаторы зашикали на него, призывая к тишине.
– Я не собираюсь отменять амнистию, – сухо ответил Гирций. – Насчет этого можешь не тревожиться. – Многие сенаторы рассмеялись, Светоний побагровел, а Гирций продолжил: – Этот молодой Цезарь просил Lex Curiata, и мы можем принять этот закон. Это его право, так что нам этот жест доброй воли ничего не стоит. Более того, мы также заручимся благорасположением многих римлян, которым не терпится вступить во владение дарованной им собственностью. Я каждый день выслушиваю их жалобы. Наконец, я предлагаю возвести его в ранг пропретора, чтобы встроить в иерархию власти и в дальнейшем использовать для наших целей. Ныне никакого официального ранга он не имеет, и я не думаю, что изменение имени принесет ему еще какую-то пользу.
Светоний сел, удовлетворенный ответом, и Гирций облегченно выдохнул. Вроде бы все шло к тому, что его предложение получит необходимую поддержку. Тревоги за кампанию против Марка Антония он не испытывал: очень уж значительным выглядело его превосходство. Он оглядел скамьи, с одной из которых за ним пристально следил Бибул. Гирций улыбнулся, увидев удовлетворенность, которая читалась на лице полного сенатора. Такие, как Бибул, думали, что они правят Римом, хотя никогда не командовали легионом и не замечали ничего, кроме собственной важности. Вернувшись с Пансой после победоносной кампании и обладая полномочиями консулов, Гирций намеревался разобраться с Бибулом, как в свое время разобрался Цезарь. От этой мысли он широко улыбнулся, кивнул толстяку-сенатору как равному.
На этот раз никто не поднялся, чтобы возразить или продолжить дебаты. Гирций ждал, но, поскольку все сидели, откашлялся.
– Если возражений нет, я перейду к голосованию. Кто за то, чтобы сдвинуть наш консульский год на более ранний срок и взять наши легионы, чтобы убедить Цезаря выйти на поле боя? – спросил он.
– А если он откажется? – спросил Светоний, не поднимаясь со скамьи.
– Тогда я его убью, хотя не думаю, что до этого дойдет. При всех его недостатках, этот новый Цезарь – прагматик. Он поймет, что союз с нами ему выгоден.
Проголосовали быстро: против были лишь несколько сенаторов. Это решение предстояло утвердить народу Рима, но, если бы консулы вернулись с победой, утверждение превратилось бы в простую формальность. Гирций повернулся к Пансе и вскинул брови.
– Похоже, нам предстоит долгая прогулка, консул.
Пожилой Вибий Панса улыбнулся своему новому титулу. Его согревала даже сама мысль о том, что удастся избавиться от этих вечных сенатских перебранок. Такая перспектива прибавляла сил. Панса провел рукой по коротким седым волосам, думая о том, нужно ли будет заново отполировать панцирь, когда его достанут из кладовой.
Глава 15
Военный городок Арреций находился менее чем в сотне миль к северу от Рима. Какими бы причинами ни руководствовался Меценат, рекомендуя его, он располагался и достаточно близко от столицы, чтобы быстро вернуться в нее, и достаточно далеко, чтобы Сенат не чувствовал непосредственной угрозы.
Цильнию Меценату там принадлежало действительно уютное поместье: целый комплекс низких зданий и садов, расположенных на склоне холма, на разных уровнях, где фруктовые деревья чередовались со статуями из белого мрамора. В конце лета оно могло служить идеальным местом для отдыха: густая листва надежно уберегала от палящих лучей солнца. Двери обеденного зала выводили в сад, и Меценат согласился разместить в поместье легатов всех четырех легионов. Двадцать тысяч легионеров спустились в город и удвоили его население, так что цены за жилье тоже взлетели вдвое, и тем, кто не смог позволить себе платить за крышу над головой, пришлось квартироваться на полях.
Легаты Силва и Паулиний приняли Либурния и Буччо как давних друзей. Они встречались и раньше в различных кампаниях, но теперь их успокаивало другое: каждый видел, что рискнул вызвать на себя гнев Сената не в одиночку.
Октавиан, сев за стол, произнес короткую молитву Церере, поблагодарив богиню за пищу, которая стояла перед ними. Меценат выставил фалернское вино, и Октавиану пришлось признать, что оно не идет ни в какое сравнение с той кислятиной, которой Силва угощал их в Риме.
– Так что ты собирался нам сказать? – спросил хозяин дома, разрывая руками жареного гуся. Он увидел, что Гай Октавиан нахмурился. – Когда вокруг города квартирует двадцать тысяч солдат, Цезарь, шила в мешке не утаишь. Гонец из Рима – никакой не секрет. Нас заклеймили предателями? Потребовали наши головы?
