бы его рассказы отправил. Но нет у него интереса к этому. На кружках он у нас поприсутствовал. Позевал. А вот споры ему наши нравились. В спор он обязательно вмешивался, особенно если по жизни что-нибудь. А тут сразу и в институт, да еще в юридический.
Диктор в телевизоре объявил итоги отборочного матча чемпионата мира по футболу Польша-Болгария. Матч только что кончился. Я смотрел на экран, на Колькины руки, роющиеся в жидкой стопке тетрадей, на эти рабочие руки, которые столько бы пользы могли принести на заводе, на затылок его поблескивающий бриолином, и думал: «Интересно, удастся ли ему переключиться с труда физического на труд умственный»? Не знаю.
Держи.
В мои руки упал справочник для поступающих в ВУЗы СССР на 1967-1968 годы. Открыл закладку. «Правила поступления в Саратовский юридический институт».
– И три экзамена всего сдавать?
– То-то и оно! – гордо отвечает Колька и в его линзах радостно блеснули три одинокие лампочки, гордо изображающие что-то похожее на люстру, – только иностранный еще.
– Итак, – подвожу я итог, – русский, литература (устно), русский, литература (письменно), история СССР и иностранный.
– Там профилирующий – то русский, литература, а иностранный так. Мне бы на тройку сдать, – донеслось из кухни.
– Мне б его на три, – задумчиво повторил я. – Коль, а Коль, – крикнул я ему на кухню. – А почему в юридический—то? И почему в Саратов?
Ответ Колькин был предсказуем и не нов вовсе. Мол, не люблю я математики, а здесь ее не надо сдавать, мол история – это ерунда, главное – это русский и литература на пять сдать. А там.
– А почему не в наши, кировские, не в политехнический, не в пед?
Тут он почесал затылок:
– Видишь ли, Санька, – и развел руками, причмокивая, так и не сумев сформировать мысль. Махнул рукой. Но я все понял и так. Подальше. Мол там полегче поступить.
– Несчастный Колька, наивный Колька, уж не думает ли он что туда поступить легче и учиться легче. Ведь везде одинаково. Зря, он так думает. И вообще, как следовало из его путаных разъяснений, он сам все смутно видит, но фантазии Этти несомненно тешат его душу.
– Мне не хотелось Кольку сразу приземлять с этих заоблачных вершин и не мог прямо сказать ему, что мол не его это. Зачем парня обижать. Мечта должна быть у каждого. Но чтобы сбыться, мечта должна жить в душе долго-долго, может много лет, чтобы исполниться, да к тому же надо вкалывать и вкалывать самому, чтобы хотя просто ее приблизить и сделать реально видимой.
Он еще что-то заикнулся, спросил меня о призвании. Выслушал мой многословно- мутный ответ. В очках его искорки интереса не зажглись, и я печально констатировал, что и сути этого высокого слова «призвание» он не знает.
Я не позволил себе прямо отрубить его мечтания, не позволил указать на его недостатки в самообразовании, не напомнил о том, как он проигнорировал мои страстные призывы к нему заняться литературой в моем литературном кружке, написать рассказ о своей рабочей жизни. Ничего я ему такого не сказал и не мог сказать. Зачем?
Я зашел издалека. Я просто спросил Кольку, а знает ли уважаемый абитуриент, когда была и по какому поводу Тегеранская конференция? А когда состоялся третий съезд комсомола? А апрельские тезисы Ленина?
Ничего. Ни намека на знание. Еще так что-то легкое из начальной школы по истории. Ни одного понятия не отразили три тусклые лампочки, изображающие люстру. Ничего. По русскому и литературе я уже не говорю. Здесь еще хуже. Заговорили об иностранном.
– Ты знаешь, Коля, я себе выработал программу по немецкому языку. Мало-мало сдвиги есть. Учу по пять слов в день. Похвастался.
– Мне бы немецкий на три, – повторил свою мантру Коля. И вздохнул, сняв вспотевшие вдруг очки, и посмотрев на меня своим классическим недоуменно- печальным взглядом поверх их. Л
– Коль, ты не расстраивайся. – успокаивая я его, когда мы вышли из дома и направились в клуб на танцы. У тебя весь год впереди. Если захочешь, я помогу.
Подошли Санька Носач, Баса, Выса. А Жека у клуба будет ждать. У них с Максом там какие – то дела. Прямо ко клубу подойдут.
Идем шумим, смеемся. Князь впереди. Довольный, модный энергичный.
А мне подумалось грустно. Вот идем на танцы. А ты, Князь, мечтаешь поступить в институт. Так ты выбери, танцы или подготовка к поступлению? Я бы тебя поднатаскал. Когда тебе еще готовится? 8 часов смена. После смены вечером вечерняя школа. Только выходные и остаются. Ведь если ты собираешься готовиться к поступлению в институт, то ведь не на танцы надо идти, а в библиотеку бы что ли.
Вот так мы и выбираем свой жизненный путь. Или мы идем туда, куда хочем, или жизнь и текучка тащат нас туда, куда катится неуправляемая нами судьба. Драться надо за себя, Колька, драться, а не на танцах шейк гнуть.
Но компания у нас уж очень веселая, друзья хорошие, да и на танцах так здорово!
***
Эстетика -орудие обобщения и анализа. Это я приму за непогрешимую истину. Так хочется, чтобы все познание мира состояло только из нескольких десятков непогрешимых истин. Но на самом деле это не так. Что печально. К тому же, у меня похоже имеются только зачатки эстетического мировоззрения. И то, больше самодеятельное, интуитивное и слабое.
Завтра возьму книгу А.Лефевра «Введение в эстетику». Ознакомлюсь с этой наукой. Надо взять также Гегель «Эстетика», том 2.
Человеку возвышенному и глубокообразованному не обязательно быть артистом, но артистичность ему необходима. Без нее он неполноценен, негармоничен».
Работа
***
Макаренко А. «О записной книжке писателя».
«Записывать нужно только то, что способно держаться в памяти очень короткий миг, а потом может исчезнуть. Что я записываю? Чье-нибудь интересное слово, чей-нибудь рассказ, детали пейзажа, детали портрета, характеристики, маленькие смешные мысли, соображения, кусочки темы, сюжетные ходы, обстановку жилища, фамилии, споры, диалоги, прочую разнообразную мелочь».
Записная книжка важна, как арена, на которой обостряется восприятие жизни. И в процессе самой записи родятся образы, они становятся яснее, усложнятся взаимоотношения между ними. Это совершенно интимная лаборатория, в которой ваше воображение имеет полный простор и в которой вы можете упражнять свои силы, как гимнастическом зале.»
***
Цейтлин:
«. Уже в самом процессе записывания писатель испытывает несомненное творческое напряжение. Именно тут (в записных книжках) он производит отбор реалий, из безбрежного моря действительности, именно здесь создаются первые зерна будущих произведений.
Работа писателя над записной книжкой в такой же мере полезна для него, как и работа живописца над первоначальным этюдом, эскизом.»
***
Рубакин Н. А. «Как заниматься самообразованием».
«А отсюда и задачи, стоящие перед каждым человеком, который путем самодеятельности стремится стать образованным.»
Рекомендации Рубакина Н.:
«Стараться присматриваться к окружающей жизни и вдумываться в нее.
Изучать ее. Знать ее. Понимать
