Как-то я упомянул Шри Бхагавану, что съел на обед только канджи [84], поскольку у меня была дизентерия, и я не хотел слишком раздражать желудок. Шри Бхагаван высказал свое одобрение по поводу моего выбора лекарства и затем расхвалил эффективность канджи, приготовленного из рисовой воды, сухого имбиря, кориандра и каменной соли.
Из-за моего состояния я был приятно удивлен, когда Шри Бхагаван сообщил мне, что канджи как раз должна появиться в меню ашрама. Шри Бхагаван редко выражал свои предпочтения, когда ему подносили еду, но, поскольку все слышали, как он расхваливал достоинства канджи, повара решили приготовить ее. Сам Шри Бхагаван любил простую пищу, но повара и преданные, снабжавшие его едой, обычно настаивали на том, чтобы давать ему более замысловатые блюда, поскольку им казалось, что простые блюда не выказывают достаточную преданность.
После того как Шри Бхагаван рассказал мне рецепт канджи, он отметил: «Люди не понимают, как полезна канджи и как вкусна. Простые блюда – лучше всего. Когда я жил на горе, Кирайпатти собирала листья с горы и готовила из них блюда. И хотя она была полуслепой, она находила их на горе и делала из них вкусную еду. В те дни мы готовили канджи плюс одно овощное блюдо из того, что находилось. Никакие из изысканных блюд, что нынче здесь готовят, не сравнятся с простой пищей, которой мы наслаждались тогда. Люди здесь не понимают, сколько удовольствия в такой еде.
Люди, которые всегда едят изысканные блюда, не способны понять, как бедный человек наслаждается своей простой едой. Он приходит домой голодный после тяжелого дня в полях и уминает ее огромными пригоршнями, одну за другой, кажется, что он мог бы проглотить и саму тарелку. И наоборот, богатый человек садится за стол, уставленный всевозможными яствами в дорогой посуде, и лишь надкусывает и отпивает понемногу, ничего не смакуя. Он практически не получает удовольствия от дорогой еды, поставленной перед ним.
Даже после того, как мы спустились сюда, оставив Скандашрам, мы все еще готовили канджи, часто для рабочих, помогавших нам. В начале нашего пребывания здесь мы нанимали много людей, чтобы очистить территорию от кактусов и разровнять землю. Мы готовили для них обед в дополнение к ежедневной зарплате. Для всех нас мы обычно готовили только два блюда: огромный горшок канджи и блюдо из овощей, что были под рукой. Можете себе представить количество еды, если я скажу, что вместо черпака мы мешали ее большой палкой! В те дни перемалыванием продуктов для готовки занимался я. Однажды я приготовил нечто вроде упмы из листьев и равай (пшеничная крупа). Она состояла на семь частей из листьев, и одна часть приходилась на равай [85].
Еда всем понравилась, но когда я сказал им что это было и как это приготовлено, они не очень-то обрадовались. Людям нравится думать, будто они едят нечто сложно приготовленное и дорогое».
Все мы беспокоились о здоровье Шри Бхагавана, особенно в последние несколько лет его жизни, когда всем было ясно, что он все больше слабеет и истощается, но сам Бхагаван был почти безразличен к различным хворям и проблемам, посещавшим его тело. Если его что-то и беспокоило, так это то, что проблемы его тела могут доставлять неудобство преданным, приходившим увидеться с ним. И даже тогда он не хотел принимать лекарства. Однажды, например, Бхагавана вырвало в его лиственную тарелку в столовой. Он тут же поднялся и вышел. Именно в этот момент я, придя с железнодорожной станции, входил в холл.
Увидев меня, Бхагаван сказал безо всякого вступления: «Видишь, что случилось! Меня вырвало в тарелку в столовой. Я не мог контролировать себя. Как отвратительно! Какое неудобство я, наверное, доставил всем там». В его голосе ясно звучала печаль. «В таких случаях хорошо выпить лимонного или апельсинового сока», – предложил я.
«Но кто мне их принесет? – беспомощно спросил Бхагаван. – Кто принесет лимон или апельсин в это время?» «Как, разве у вас нет?» – спросил я Кришнасвами, его помощника, стоявшего рядом с ним.
Кришнасвами вспомнил, что кто-то принес дюжину апельсинов в тот день. «Они в кладовой. Я принесу».
И хотя Бхагаван испытывал физическое недомогание, он все равно проявил свою обычную бережливость и чувство равенства.
«Принеси только один апельсин, – сказал он. – Половину дай Бхагавану, четверть Кришнасвами и другую четверть Рамачандре Айеру».
Кришнасвами проигнорировал его указание и принес три апельсина, но Бхагаван не заметил. Один апельсин разрезали, и мне дали треть.
Получив свою долю, я сказал: «Бхагаван, я должен получить три четверти апельсина, но мне дали только треть».
Я подумал, что это был лучший способ показать Бхагавану, что было три апельсина, и мы ждали, что половину этого он съест сам.
«Что!» – воскликнул он.
«Кришнасвами принес три апельсина» – сказал я, показывая на них.
Оставшиеся два апельсина тоже поделили. После того как Бхагаван съел свою долю, он почувствовал себя лучше и отклонился назад, прикрыв глаза. В тот раз никто не удосужился посмотреть, что случилось с Бхагаваном после того, как его вырвало. Никто даже не попытался спросить, нужна ли ему помощь. Но Бхагаван, проявляя свою обычную заботу, волновался, не причинил ли он неудобство другим *.
* По-видимому, Рангасвами пытался уговорить Бхагавана съесть в полдень апельсин. Он сказал Бхагавану: «Эти апельсины и другие фрукты принесли преданные лишь для того, чтобы Бхагаван мог использовать их. Так почему бы Бхагавану не использовать их?»
Бхагаван, кажется, ответил: «Почему ты думаешь, что я ем только тогда, когда ем этим ртом? Я ем тысячью ртов». Это мне рассказал Рангасвами.
Сегодня г-н Т. П. Рамачандра Айер приехал из Мадраса. Увидев его, Бхагаван сказал: «Ты очень ослаб. Выглядишь другим человеком».
Т. П. Р. сказал: «У меня опухла ступня. Врачи не могли поставить точный диагноз. Да к тому же, у меня было очень напряженное время».
Некоторые критикуют Бхагавана, будто бы он настолько бесстрастный и абстрагированный, что не способен обращаться к большинству людей. Я описываю этот случай, чтобы опровергнуть подобную критику. Это замечание само по себе, должно быть, очень много значило для Т. П. Р. Многие другие, включая и меня, получали подобные доказательства любви и внимания Бхагавана.
Кто знает, что на самом деле происходит между Бхагаваном и его преданными? Мы должны с большой осторожностью относиться к попыткам интерпретировать подобные события, поскольку Бхагаван обычно действовал в соответствии с состояниями умов преданных, окружавших его. Поскольку мы не знаем, что проходит через умы преданных, когда они находятся в присутствии Бхагавана, мы не можем быть уверены, что понимаем, почему Бхагаван отвечает им именно так, а не иначе.
Его отношение к передаче учения очень хорошо иллюстрирует это. Многие люди полагают, будто Бхагаван все время говорил о философии адвайты и предписывал самоисследование каждому, кто спрашивал его совета. Это вовсе не так: Бхагаван давал разные советы разным людям. Он разговаривал в соответствии с уровнем развития и темпераментом человека. Один преданный мог получить некий ответ на свой вопрос, но через несколько минут другой преданный на тот же самый вопрос мог получить другой ответ, даже противоречащий первому. Если преданный следовал совету, данному именно ему Бхагаваном, с полной верой в его действенность, он обнаруживал, что благодать Бхагавана изливается на него.
Я могу привести хорошую иллюстрацию того, как Бхагаван давал противоречивые советы, описав два случая. Однажды к Бхагавану пришел слепой преданный по имени Каннаппа.
Говоря об этом Каннаппе, Шри Бхагаван отметил: «Те, кто услышит его пение, забудут различие между ночью и днем».
«Тогда почему он не поет?» – спросил я.
Тогда Каннаппа спел несколько песен из «Тируппугаж» Арунагиринатхи. Пение было столь сладостным, а преданность певца растрогала нас до слез. Мы полностью забыли себя. Вскоре после этого прозвенел колокольчик на обед. Шри Бхагаван поднялся и потер колени. Прежде чем он смог уйти, я поделился с ним впечатлением от пения.
«Как прекрасно он пел! Какая мелодия и какая преданность!» – сказал я.
«И не только это. Он может подражать кому угодно», – сказал Шри Бхагаван, пересекая холл.
Перед тем как выйти, он повернулся ко мне и добавил: «Да, он прекрасно пел. Но что нам в том? Если мы погрузимся в эту бхакти, нас унесет прочь. Тогда нам будет сложно выбраться оттуда».
В другой раз знаменитый певец Шри Дилип Кумар Рой приехал из Пондичерри и чудесно пел для Шри Бхагавана.
Когда прозвенел звонок на обед, Шри Рой положил свой инструмент, сложил ладони вместе в жесте уважения и сказал Бхагавану: «Я не практикую йогу и не знаю философии. Все, что я знаю, – это пение. Мое сердце и мои чувства слились в этой музыке. Я хочу достичь стоп Господа, следуя по этому пути. Есть ли у меня хоть какая-то надежда? Все, что у меня есть, – это немного преданности, и ее я тоже получаю только через пение».
