Это чудо, что Бхагаван проделал весь этот путь пешком, тем более что 26 августа он вывихнул или сильно потянул большой палец левой ноги, в результате чего нога у него все еще болела.
С тех пор как Бхагаван покинул Скандашрам (в 1922) и обустроился здесь, он ходил туда два или три раза в течение года или двух. Но после этого, то есть вот уже в течение почти двадцати двух лет, он никогда не ходил туда до самого этого дня».
Чхаганлал В. Йоги Личная встреча
Что значит для меня Шри Бхагаван? После многих лет жизни в его благодати я могу теперь ответить: «Он для меня – все. Он – мой Гуру и мой Бог». Я могу сказать это с уверенностью, потому что, если бы мне не посчастливилось встретиться и познакомиться с ним ближе, я бы все еще блуждал во тьме. Я бы все еще оставался «сомневающимся Фомой».
Как все это начиналось? Когда мне было восемнадцать лет, я прочитал много книг Свами Вивекананды и Свами Рамы Тиртхи. Это возбудило во мне желание стать санньясином, подобно авторам этих книг. Их работы также внушили мне идеал простой жизни, высоких принципов и жизни, посвященной духовности. Почему-то мое желание стать санньясином так и не осуществлялось, но идеал преданной жизни все более и более отпечатывался в моем уме. В возрасте двадцати лет мне посчастливилось повстречаться с Махатмой Ганди. Его идеалы покорили мое сердце, и в течение нескольких лет я искренне пытался провести их в жизнь.
Я исполнял свой долг в меру своих способностей и, насколько это было возможно для меня, жил чистой, преданной жизнью до возраста тридцати восьми лет. В это время меня начал осаждать скептицизм, и мой ум стал прибежищем для всевозможных сомнений. Я стал сомневаться в идеалах Гандиджи, в садху и санньясинах, в религии и даже в существовании Бога.
И вот в этот самый темный период моей жизни я впервые услышал о Шри Рамане Махарши. Тогда я стремительно катился к абсолютному скептицизму. Мир, как казалось мне, был полон несправедливости, жестокости, жадности, ненависти и прочих зол, и все это ввергло меня в сильные сомнения. Ведь, возражал я, если бы Он действительно существовал, разве могли бы процветать зло или мрак? Сомнение за сомнением осаждали меня как черные тени, следовавшие за мной по пятам. Как следствие, я потерял то небольшое почтение к садху и санньясинам, которое у меня еще оставалось, а вскоре обнаружил, что медленно, но верно теряю всяческий интерес к религии. Само это слово в итоге стало в моем уме синонимом хитрой уловки для того, чтобы вводить в заблуждение доверчивых людей этого мира. Короче говоря, в моей жизни стало не хватать оптимизма и веры. В своем неверии я не был счастлив, поскольку ум мой стал похож на бурные воды, и я чувствовал, будто вокруг меня бушует палящее пламя, сжигающее, как мне казалось, меня изнутри.
Однажды по пути в офис я встретил в поезде друга, который провел более десяти лет в Европе и Америке. Я долго не виделся с ним и порой задавался вопросом, куда он исчез. Он рассказал, что ездил в Шри Раманашрам и тут же принялся описывать мне, что там происходило. Пытаясь описать свой опыт даршана у Шри Бхагавана, он достал из кармана маленький пакетик и протянул мне. Я поинтересовался, что там внутри. Он объяснил, что это нечто чрезвычайно драгоценное – вибхути, священный пепел, принесенный из ашрама. Он настаивал на том, чтобы я принял его в подарок. Однако его сердечное приглашение ничуть меня не тронуло. Оно меня лишь повеселило.
Я сказал насмешливо: «Прости, но я думаю, что все это – лишь вздор и обман, так что, надеюсь, ты не поймешь меня неправильно, если я откажусь принять твой подарок». Он возразил, сказав, что, отказываясь от его подарка, я оскорблял не только его, но и вибхути.
Мне показалось это довольно смешным, но, чтобы успокоить его, я ответил: «Ну, раз так, чтобы ты остался доволен, я возьму щепотку этого пепла при условии, что ты позволишь мне сделать с ним все, что мне заблагорассудится».
Ничего не подозревая, он согласно кивнул головой и передал мне пакет. Улыбка появилась на его губах при виде того, как я беру щепотку. Эта улыбка явилась предисловием к его полном воодушевления рассказу о Шри Бхагаване и его удивительном величии. И пока он был в пыле миссионерского энтузиазма, я незаметно просыпал пепел на пол. Откровенно говоря, я испытал большое облегчение, когда мой друг закончил свою ребяческую и ненужную лекцию, как я тогда думал, в конце которой я ответил: «Я испытываю чрезвычайное презрение к этим так называемым святым».
Но мой друг не сдавался. Он настаивал на том, что Шри Рамана Махарши не «так называемый» святой, а подлинный мудрец, которого признают великие умы во всем мире. Он предложил для моего же блага почитать о нем что-либо из доступной литературы. Для начала он дал мне книгу под названием «Шри Махарши», автором которой был Шри Камат, редактор Sunday Times в Мадрасе.
Должен признаться, что, несмотря на мои предубеждения, книга пробудила во мне интерес к Шри Бхагавану. После прочтения этой брошюры мне стало так любопытно, что я позаимствовал еще одну книгу о нем у другого знакомого. Это было второе издание «Самореализации», самой ранней полной биографии Шри Бхагавана. С тех пор мой интерес продолжал расти, хотя я и не осознавал этого. Немного позже я ощутил побуждение написать в Шри Раманашрам, чтобы попросить всю имеющуюся литературу о Шри Бхагаване на английском языке. Жадно принявшись изучать ее, я обнаружил, что мой взгляд на жизнь начал незаметно меняться. Однако в подсознании все еще крылось тяжелое сомнение, подобно туче замутняя приближающееся озарение, – мой застарелый скептицизм не хотел так легко уступать место этой новой вере, которая, очевидно, вселилась в мой ум.
Мой скептицизм пытался бросать вызов новой вере, аргументируя: «Очень многие книги хорошо читать, но не столь замечательными оказываются их авторы. Люди способны учить других истинам, согласно которым сами жить не способны. Какая же тогда польза от этих книг, какими бы прекрасными они ни были?»
Дабы противостоять этим сомнениям, я решил напрямую списаться со Шри Бхагаваном. За последующие несколько месяцев я написал ему несколько писем, на которые ашрам отвечал с исключительной пунктуальностью. Однако, хотя они и дышали учением Учителя, едва ли давали мне представление о его повседневной жизни. В результате меня стало преследовать желание посетить ашрам, чтобы самому узнать, что там происходит.
Я нанес свой первый визит в Шри Раманашрам в рождественские каникулы 1939 года. Сначала я был ужасно разочарован, потому что, вопреки моим ожиданиям, ничто меня не потрясло. Я обнаружил Шри Бхагавана сидящим на кушетке тихо и неподвижно, как статуя. Не было похоже, чтобы его присутствие излучало нечто особенное. Особо меня разочаровало то, что он не проявил ко мне вообще никакого интереса. Я ожидал встретить там теплоту и внимание, но, к сожалению, я, как мне казалось, оказался рядом с тем, кому самому недоставало и того, и другого. С утра до вечера я сидел, ожидая хотя бы мельком уловить его милость, его интерес ко мне, незнакомцу, проделавшему долгий путь из Бомбея, но я не вызывал никакой реакции. Шри Бхагаван казался холодным, ничто его не трогало. После стольких надежд очевидное отсутствие у него интереса сокрушало мое сердце. В конечном счете я решил оставить ашрам, намереваясь впредь быть скептичнее и трезвее.
Каждый вечер в присутствии Шри Бхагавана преданные пели Веда Параяну. Она считалась одной из самых привлекательных в ежедневной программе ашрама, но в моем депрессивном состоянии пение не производило на меня ожидаемого эффекта.
В тот вечер я решил уехать. Солнце садилось, как символ печального прощания, темнота наползала и на гору, и в мое сердце. В моем уязвимом состоянии электрический свет, включенный в холле, вызвал сравнение с нанесенной на тело мрака живой раной. А мрак углублялся, пока окрестности не утонули в черноте ночи. Моему уму, испытывающему глубокие муки, казалось, что атмосфера в зале удушающая. Не в состоянии больше выносить этого, я вышел наружу, чтобы сделать глоток свежего воздуха.
Ко мне подошел молодой человек по имени Гопалан и спросил, откуда я приехал.
«Из Бомбея», – ответил я.
Он спросил, был ли я представлен Учителю, и когда я ответил отрицательно, он очень удивился. Он немедленно привел меня в офис, представил сарвадхикари (управляющему) и затем прошел со мной в холл, где и представил Шри Бхагавану. Когда Шри Бхагаван услышал мое имя, он повернулся ко мне и глаза его посмотрели прямо в мои, мерцая как звезды. С улыбкой, светящейся милостью, он спросил меня, не из Гуджарата ли я. Я сказал, что да. Он тут же послал за копией «Упадеша Сарам», переведенной на гуджарати Шри Кишорелалем Машрувалой, несколько копий которой только что прибыли. Он попросил меня спеть стихи из книги на гуджарати.
