Бхагаван ответил: «Да, этого достаточно. Это приведет тебя на более высокие уровни».
Когда я перевел эти слова Шри Рою, они его так воодушевили, что он снова и снова прикасался к стопам Шри Бхагавана.
После того как он вышел из холла, Бхагаван обернулся ко мне и сказал: «Бхакти – мать джняны. Скажи это ему».
Я позвал Роя и перевел ему это замечание. Оно его настолько обрадовало, что он снова прикоснулся к стопам Бхагавана *.
* За несколько дней до этого случая Дилип Кумар Рой сам говорил с Шри Бхагаваном о различии между бхакти и джняной:
«[Дилип Кумар Рой] спросил у Бхагавана: «В „Маха Йоге“ вы говорите, что мудрецы не сказали ничего, что противоречило бы высказываниям других мудрецов. И все же мы видим, что один советует бхакти, другой джняну, и так далее, ведя, таким образом, к всевозможным раздорам».
Бхагаван [ответил]: «На самом деле нет ничего противоречивого в этих учениях. Когда, например, последователь бхакти марги заявляет, что бхакти – лучше всего, он на самом деле имеет в виду то, что человек джняна марги называет джняной. Нет никакой разницы в этом состоянии или его описании прилагательными, или преодолении прилагательных. Просто разные мыслители использовали разные слова. Все эти различные марги, или пути, или садханы ведут к одной и той же цели. Когда это происходит, дхьяна, бхакти или джняна, которые некогда были болезненным усилием, становятся нормальным и естественным состоянием, самопроизвольно и без усилий («День за днем с Бхагаваном», 29 октября 1945 г.).
Несколько дней спустя, утром 2-го ноября, Дилип Кумар Рой спел несколько песен и потом спросил Бхагавана, какому пути ему следовать: «Какой способ убить эго лучший?»
[Бхагаван ответил]: «Просить ум убить ум – то же самое, что делать вора полицейским. Он пойдет с тобой и притворится, что ловит вора, но ничего не произойдет. Поэтому ты должен обратиться внутрь и увидеть, откуда возникает ум, и тогда он перестанет существовать.
Для каждого человека лучший способ тот, который кажется ему самым легким или больше нравится. Все пути одинаково хороши, так как они ведут к одной цели, к слиянию эго с Атманом. То, что бхакта называет самоотречением, человек, осуществляющий вичару, называет джняной. Оба пытаются привести эго назад к источнику, из которого оно возникло, и заставить слиться с ним».
[Дилип Кумар Рой]: «Но какой способ лучше для меня? Бхагаван должен знать».
Бхагаван не ответил. [Девараджа Мудалиар комментирует]: «Это так обычно для Бхагавана. Он оставляет каждому преданному возможность самому обнаружить, какая садхана самая легкая для него» («День за днем с Бхагаваном», 2 и 11 ноября 1945 г.).
По-видимому, Бхагаван, в конце концов, позднее в тот день порекомендовал Дилип Кумар Рою следовать пути бхакти. Этот совет Бхагавана был передан лично Т. П. Рамачандре Айеру в холле, где-то в обеденное время. А Девараджа Мудалиар зафиксировал, как Бхагаван выражал этот совет публично в холле позднее в тот же день. Из этих рассказов можно прийти к выводу, что Бхагаван, следуя своей обычной практике, сначала рекомендовал самоисследование, но когда обнаружил, что Дилип Кумар Рой был более склонен к пути преданности Богу, дал ему разрешение следовать пути бхакти.
В случае с Каннаппой Шри Бхагаван предостерег нас от эмоций преданности, в то время как Рою он сказал, что бхакти достаточно. Бхагаван умел разглядеть, какой путь подойдет каждому. Он вдохновлял всех нас следовать тому пути, который, как он знал, был проще для нас, и иногда в процессе он предостерегал нас от уклонения к другим формам садханы.
Я помню еще один случай, когда Бхагаван сделал столь же необычное замечание, и адресовано оно было только одному преданному. Когда была открыто почтовое отделение ашрама, к нам прибыл высокий чиновник почтового ведомства с женой; их единственный сын умер. Он говорил с Бхагаваном о своей утрате.
«Мы очень любили мальчика. После его смерти мы не знаем ни счастья, ни покоя. С тех пор мы блуждаем бесцельно. У нас осталось единственное желание, и мы глубоко привязаны к нему. Сможем ли мы увидеть нашего сына в нашем следующем рождении?»
Все в холле засмеялись.
Услышав, что мы так отреагировали, чиновник сказал: «Я раньше не был ни в одном ашраме, и я не знаю, как разговаривать с махатмами. Если я сказал что-то не так, простите меня, пожалуйста».
Бхагаван, который лежал на софе, сел и заговорил с ним.
«Сначала узнайте правильное значение и связь отца, сына и перерождения. Если вы узнаете это, тогда можете думать о следующем рождении».
Мужчина возразил:
«Бхагаван, я ничего не знаю об этих вещах, и они мне не нужны. Меня никогда не интересовали ни джняна, ни самоотречение. Просто скажите, мне от вас больше ничего не нужно, смогу я увидеть сына в моем следующем рождении?»
Бхагаван отклонился назад, поднял руки, как будто уверяя этого человека, и ответил: «Да, вы увидите его. В своем следующем рождении вы увидите вашего сына так ясно, как видели его в этом рождении». Это утверждение чрезвычайно осчастливило мужчину.
«Да, Бхагаван, – сказал он. – Это то, чего я хотел».
Он несколько раз дотронулся до стоп Бхагавана и ушел очень довольный.
После того как он ушел, я спросил Бхагавана: «Почему вы так сказали? Как это возможно?»
Бхагаван ответил: «А что я мог поделать? Если бы я так не сказал, его вера разрушилась бы до основания».
Я все еще был скептично настроен. Чтобы развеять мои сомнения, Бхагаван попросил меня принести экземпляр «Бхагавад-гиты». Он показал мне следующий стих и попросил прочитать его:
«Знание следует давать в соответствии со способностью человека понять его. Если мы учим философии тех, кто не готов принять ее, их вера будет полностью разрушена».
В таких случаях относительно легко понять, почему Бхагаван вел себя определенным образом. Но в холле происходили и такие загадочные события, которые никак не объяснишь. Например, один человек приехал аж из Америки, чтобы увидеть Бхагавана. Он сидел напротив него три часа, а потом уехал, без какого-либо намерения вернуться.
Я спросил Бхагавана: «Что это? Он приехал сюда из такого далекого места, и пробыл всего три часа. Что он узнал?»
Бхагаван ответил: «Он приехал с определенной целью. Он получил мой даршан, и я получил его даршан. Его миссия окончена. Зачем ему оставаться дольше?»
Сомневаюсь, что кто-нибудь когда-нибудь узнает, что случилось за эти три часа. Этот человек уехал, даже не оставив своего имени, а Бхагаван отказался как-то еще комментировать этот случай.
Некоторые стороны характера Бхагавана никогда не менялись, независимо от того, с кем он имел дело. Он не выносил расточительство любого рода; он был необычайно внимателен к животным, жившим рядом с ним; и всегда можно было быть уверенным, что он настоит на том, чтобы все пожертвованные продукты были поровну поделены между всеми находящимися в ашраме.
Это были глубоко укоренившиеся привычки, и на них никак не влияли колеблющиеся умы людей, окружавших его. Еще одна привычка, столь же постоянная, но менее известная, состояла в его упорном требовании, чтобы ашрам никогда не просил денег у посетителей или преданных. Он полагал, что ашрам должен существовать на добровольные пожертвования. Чиннасвами знал об отношении Бхагавана к деньгам, но не мог время от времени не просить денег, когда была необходимость. Где-то в 1940-х я стал свидетелем одного интересного случая, связанного с этим.
В ашраме шло строительство храма Матери, но была острая нехватка финансов. Деньги нужны были срочно. В один из тех дней в ашрам впервые приехал преданный по имени Чхаганлал Йоги из Бомбея.
Когда Чиннасвами увидел его, то сказал мне: «Нам нужно 50 тысяч рупий на храм. Почему бы нам троим не пойти к Джамналал Баджай и не попросить у него денег? Представь меня Чхаганлалу Йоги, и приступим».
Чхаганлалу Йоги это предложение показалось неприемлемым, но, поскольку он был новичком и к тому же стеснялся, он почувствовал, что ему ничего не остается, как согласиться. Чиннасвами позаботился о том, чтобы его багаж отправили, но, прежде чем отправиться нам самим, нужно было преодолеть одну преграду – мы должны были сообщить Бхагавану. Чиннасвами никогда не сообщал что-либо Бхагавану напрямую. Когда нужно было что-то сказать ему, он всегда посылал кого-нибудь передать его слова. В этот раз он позвал меня и попросил рассказать Бхагавану о нашей поездке.
«Как я могу рассказать Бхагавану о таком? – спросил я. – Ты должен пойти со мной».
Поскольку у него не хватило смелости передать эту информацию даже в моей компании, я собрал еще нескольких преданных, и мы явились к Бхагавану, когда тот отдыхал после обеда. Бхагаван, сидя один в холле, пристально глядел в пустое пространство. Мы некоторое время постояли перед ним, но он даже не взглянул на нас.
