того, чтобы зацикливаться на вещах, которые я не могла контролировать, я сосредоточилась на своих основных целях: «Ромео и Джульетте» и Лэндоне Харрисоне.
С каждой репетицией талант Лэндона становился все более и более очевидным. Меня поразило то, как легко и естественно он выглядел на сцене. Поначалу я думала, что он бросит театральную студию, как только поймет, какой это труд, но Лэндон не уклонился от вызова – он его принял.
Когда его не было на сцене, он сидел в зале, просматривая сценарий пьесы. Он выучил свои реплики уже в первую неделю. Ко второй неделе он точно знал, когда ему следует выходить на сцену и как вести себя в каждом эпизоде. Но тем не менее он с жадностью впитывал знания так, словно его талант требовал усовершенствования.
Часть меня ненавидела то, как легко ему это давалось.
Другая – большая – часть меня была тайно восхищена его способностями.
Я была человеком, ценившим необузданный талант. Необузданный талант – такой, как у моего отца, – всегда меня поражал. Однако мне самой это было не дано. Мне приходилось зубами и когтями бороться за каждую капельку своего мастерства.
Никто не знал, сколько бессонных часов я провела, пытаясь улучшить свой монолог для прослушивания. Никто не знал о том, как я передвигала мебель в своей спальне для того, чтобы воссоздать обстановку сцены, – так я могла отрепетировать свои движения. Никто не знал, сколько часов я стояла перед зеркалом, оттачивая мимику.
Никто не знал, сколько ночей я проплакала, чувствуя себя бездарью, когда я выкладывалась по полной, а этого все равно было недостаточно.
Каждый день мы репетировали по два часа, и Лэндон всегда старался сесть рядом со мной. Если его не было рядом, я чувствовала, как он смотрит в мою сторону. Когда он не штудировал сценарий, то штудировал меня – его второе любимое хобби. Он знал, что сумел проникнуть мне под кожу, но иногда я замечала, как он смотрит на меня с такой нежностью во взгляде, что я невольно задавалась вопросом – помнит ли он о нашей игре?
Отлично.
Пока мы вынуждены находиться рядом друг с другом, я тоже смогу постараться выиграть наше пари.
Мне приходилось ежедневно напоминать себе о том, что ни одна из бабочек, порхавших в моем животе всякий раз, когда рядом был Лэндон, не была настоящей. Я мысленно произносила воодушевляющие речи, убеждая себя в том, что трепет моего сердца был обычной изжогой. Я должна была поверить в то, что все мои чувства были просто выбросом гормонов.
В глубине души я знала, что никогда не смогу влюбиться в Лэндона. Он не из тех парней, которые могут вызвать настоящие чувства. Особенно у меня.
У меня и у моего чувствительного сердца.
* * *
– Мне нужно оружие, Рейн, – сказала я, подбежав к подругам.
Рейн и Трейси стояли у шкафчиков и болтали. Трейси говорила и говорила о Реджи – она была единственным человеком на планете, который не воспринимал реальность и не считал Реджи полным придурком. Я наблюдала за ним, изучая то, как он обращается с людьми, которые выглядели хуже, чем он.
Он издевался над Билли Питерсом из-за одежды. Он поставил Джову Томасу подножку во время урока физкультуры и назвал его жирным телепузиком. Он сказал Рене Миллер, что расстройство пищевого поведения – это нормально, если имеешь такое тело, как у нее.
Я рассказала обо всем Трейси, но она отказалась в это верить.
– Это всего лишь его юмор, Шей. Ты просто не понимаешь, – сказала она мне.
На мой взгляд, в буллинге не было ничего забавного.
Я не стала развивать эту тему, потому что с каждым днем она все больше и больше защищала этого парня. Я не хотела разрушать нашу дружбу из-за кого-то столь ничтожного, как Реджи. Я просто молилась, чтобы Трейси увидела его истинное лицо до того, как он разобьет ей сердце.
Когда я подошла к девочкам, Трейси быстро пробормотала, что ей нужно уйти. Мне следовало найти время, чтобы поговорить с ней и убедиться, что мои слова о Реджи ее не обидели. Но сначала…
– Оружие? Ты что, идешь на охоту? – пошутила Рейн, закидывая учебники в рюкзак. – Уверена, что Хэнк сможет одолжить тебе свою камуфляжную куртку.
– Нет, я серьезно. Мне нужно, чтобы ты дала мне оружие, которое я смогу использовать против Лэндона. Мне нужна информация.
Зеленые глаза Рейн нервно расширились, и она покачала головой.
– Прости, но нет. Хэнк сказал, что мне больше не следует вмешиваться в чужие дела, с тех пор, как я помогла своей бабуле заказать вибратор в телемагазине, потому что она сказала, что мой дедушка уже не тот жеребец, каким был раньше.
Я подняла бровь.
– Но ты мне должна.
– Должна тебе? За что?
– Даже и не знаю – например, за то, что сказала кое-кому о моем прослушивании, после чего этот кое-кто тоже пришел на прослушивание и получил роль в спектакле.
Глаза Рейн загорелись.
– Боже мой! Он получил роль?! Я так им горжусь! – воскликнула она. – То есть я понимаю, что ты терпеть его не можешь, но ты ведь знаешь, что Лэндон мне как младший брат.
– Он старше тебя, Рейн.
– Да, – она с блеском в глазах приложила руку к сердцу, – но он ведет себя как ребенок.
– Ну, раз уж ты помогла ему, значит, должна помочь и мне.
Она вздрогнула.
– Я не могу, Шей. Хэнк убьет меня, если я снова вмешаюсь. Он не разговаривал со мной целых пять минут после того, как я помогла Лэндону, и я не знаю, смогу ли выдержать это снова.
– Отлично. – Я нахмурилась, скрестив руки на груди. – Как скажешь.
– Не делай этого, – сказала Рейн, указывая пальцем в мою сторону.
– Не делать чего?
– Не дуйся. Ты же знаешь, я не выношу, когда мои друзья грустят.
– Ну, видимо, Лэндон нравится тебе чуть больше, чем я, – возразила я. – Ты же решила помочь ему, а не мне. Я думала, что мы живем под девизом «Сперва подруги, потом члены», но, похоже, это не так…
– Ох, – застонала она, хлопнув себя ладонью по лбу. – Хорошо-о-о. Ты не оставила мне выбора. Но это только между нами – Хэнк и парни не должны ничего знать. Они сплетники и все друг другу рассказывают.
– Даю слово.
– Хорошо. Лэндон любит своего пса Хэма. Серьезно, он его обожает. Ты должна пойти с ним в парк для собак – он будет просто счастлив.
– Что? Нет. Я не хочу знать, что он
