и прикосновения. У каждого человека есть свой язык любви. Мой – это время с партнером – например, просмотр ромкомов с Хэнком, – а язык Хэнка – помощь, поэтому он всегда меняет мне машинное масло, носит мои учебники в школу и покупает мне обед. Так он показывает свою любовь. Все, что тебе нужно сделать, – прочитать эту книгу, а затем внимательно посмотреть на Шей. У нее есть своя история, тебе просто нужно немного покопаться, чтобы ее узнать. И кто знает? Возможно, в конце концов вы поймете, что у вас двоих куда больше общего, чем вы думаете. Может быть, у вас одинаковый язык любви.
Верится с трудом, но… Я знал, что Рейн больше не будет рассказывать мне никаких подробностей – на кону ее ромкомы, – так что у меня не было причин здесь оставаться.
Я поблагодарил ее за помощь.
Она нахмурилась.
– Лэндон, хорошей отправной точкой будет то, что ты покажешь ей те части себя, которые ты прячешь от мира. Может, это поможет ей открыться.
– Да, хорошо.
Ни хрена подобного.
– Просто прочитай книгу. Клянусь, это поможет. – Она строго на меня посмотрела. – Но я не вмешиваюсь. Я – вонючий швейцарский сыр. Ваши с Шей отношения меня не касаются.
– Принято, Рейн. Я больше не буду тебя выспрашивать. Клянусь.
– Хорошо. Спокойной ночи.
– Спокойной.
Я спускался по ее подъездной дорожке, когда она прокричала мне вслед: – Стой! Лэнд! Есть еще кое-что!
– Да?
Она прикусила нижнюю губу и застонала, хлопнув ладонью по лицу.
– Шей любит пионы!
– Пенисы? – переспросил я.
Ладно, такие подробности могли мне помочь.
Она застонала еще громче.
– Нет, больной ты придурок. Я сказала «пионы». Это ее любимые цветы. Но я ничего тебе не говорила!
Как, черт возьми, пионы и книга о языках любви могли помочь мне влюбить в себя Шей? Я понятия не имел, но моя тупая задница начала читать книгу сразу же, как я вернулся домой.
18
Шей
Мне бы хотелось наслаждаться пытками Лэндона чуть дольше, но мой дом снова превратился в зону боевых действий. Скандалы продолжались всю следующую неделю, и я была измотана.
В тот день я всеми силами пыталась сконцентрироваться на репетиции, не отвлекаясь на ссоры в доме. До меня доносились крики – казалось, в глазах моей бабушки отец ничего не мог сделать правильно. И у нее были причины так думать.
Кажется, запах виски в его дыхании не был моей выдумкой.
Я была измотана ненавистью, бушевавшей в моем доме, и это влияло на мой сон. Честно говоря, я не могла вспомнить, когда в последний раз я нормально спала ночью. Большую часть времени я задавалась вопросом, в порядке ли папа.
Из-за недостатка сна я запиналась во время репетиций, забывала реплики и отставала. Я чувствовала, насколько затуманен мой мозг, и не знала, как прояснить эту завесу. К концу репетиции я корила себя за ошибки. Мне приходилось репетировать дома, чтобы хоть немного компенсировать свою плохую игру.
– Ты сегодня задала жару, – сказал Лэндон, когда я собирала свои вещи.
Его слова не были правдой. Я ошибалась. Я спотыкалась в словах. Я забыла свою реплику, и все же он хвалил меня за хорошую игру. Наверняка он хотел меня задеть – я не могла думать иначе. Однако в тот момент я была не в настроении с ним спорить.
На самом деле мне хотелось расплакаться.
– Не надо издеваться надо мной, Лэндон. Я знаю, что не справляюсь.
Он поднял бровь и склонил голову, но ничего не сказал. Он просто остановился и уставился на меня, выглядя совершенно сбитым с толку.
– Что? – спросила я.
– Ничего такого. – Он покачал головой. – Просто интересно, всегда ли ты судила себя так строго или это твой первый опыт.
– Мне нелегко.
– Что именно?
– Это. – Я указала на сцену. – Актерство не дается мне так просто, как тебе. Большинство людей не могут просто взять сценарий и запомнить свою роль так, словно это самое простое действие, известное человечеству.
Лэндон выучил текст в разы быстрее, чем остальные. Конечно, я не была уверена, что он полностью понимал, о чем говорит, но слова плясали у него на языке самым волшебным образом, заставляя всех поверить, что он – самый настоящий Ромео.
– Однако ты выглядишь так, словно это дается тебе совсем легко, – ответил он низким голосом. – Ты выходишь на сцену и контролируешь каждый ее дюйм. Ты приковываешь внимание людей. Ты излучаешь уверенность. Наблюдать за тобой на сцене – все равно что наблюдать за сотворением искусства в реальном времени. Это нечто всепоглощающее, нечто уникальное – и ты делаешь это так, словно игра не стоит для тебя никаких усилий.
Он провел рукой по волосам и засунул их в карман джинсов. Бицепсы на его руках мягко двигались под тканью, пока он стоял, покачиваясь взад и вперед.
– Неважно, насколько легко или трудно это дается. Важно, как это выглядит, а выглядит это идеально.
Я хотела придумать что-нибудь язвительное. Я хотела ответить ему дерзко, так, как ответил бы он сам, но я была слишком эмоционально опустошена, чтобы это сделать. Кроме того, его слова заставили мое сердце биться чаще, а в такие моменты я не могла быть язвительной.
– Что у тебя стряслось? – спросил он.
– Ничего такого.
– Чушь. Ты потеряна. Почему?
– Если бы я была не в себе, а это не так, ты был бы последним, с кем бы я говорила о своих проблемах, Лэндон.
– Почему это?
– Потому что я знаю, что тебе все равно. Я знаю, что все, что между нами происходит, – всего лишь часть глупой игры.
Он слегка опустил голову, и его плечи опустились, прежде чем он поднял на меня свои голубые глаза – ирисы, плавающие в ласковом море.
– У тебя дерьмовый день, и ты права – нет причины доверять тому, что я говорю. Я известен своей холодностью и бессердечностью, но у меня бывают непростые дни. В последнее время такие дни длятся неделями или месяцами. Я чувствую себя полным дерьмом. Поэтому я бы никогда не использовал твои плохие дни, чтобы тебя задеть, Шей. Не в этом пари, и не в этой жизни.
Я хотела поблагодарить его, но не успела это сделать.
Он развернулся на пятках своих кроссовок и пробормотал:
– Надеюсь, тебе все же станет лучше. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – прошептала я, даже не будучи уверенной, что он меня услышал.
По дороге домой я изо всех сил старалась отогнать мысль о том, что
