Эти переживания Артему были знакомы, в основном не по личному опыту, а по рассказам людей, часто и много пьющих, потому как ни сейчас, ни тем более раньше воздушный гимнаст до невменяемого состояния все же не напивался. Однако палитру описанных ощущений ему нетрудно было представить в красках и нюансах, чай, не бином Ньютона и не теорема Ферма. Тем более рассказчики подобных историй повествовали их всегда на удивление проникновенно и образно, с неподдельной страстью и вдохновением.
Так что Артем без труда отождествил себя с героями тех историй. Правда, в отличие от этих самых героев выпил он всего ничего. Можно сказать, и не пил вовсе. Что такое глоток саке? Смешно сказать, что это такое…
Глоток прокатился по пищеводу свинцовым шаром, но Артем не придал этому значения, всякое бывает, может быть, саке попалось скверное. Правда, странно, что попалось оно не у какого-нибудь босоногого бродяги, а у аристократа из Киото. Но ведь и аристократов могут обманывать, подсунуть, скажем, не то…
Прошли какие-то секунды, и все в глазах поплыло, подернулось туманом, закачалось, как бамбук под сильным ветром. Уже нисколько не сомневаясь, что происходит нечто неладное и дурно пахнущее, Артем попытался вскочить, но не вышло — ноги не держали, словно враз лишились костей, и он повалился на пол.
Вокруг него тут же деловито засновали какие-то люди, рассмотреть которых он как ни силился, не мог, все расплывалось. Эти люди принялись вязать ему руки и ноги. Артем сделал вялую попытку отбиться, но ничего путного не вышло, его раскоординированные телодвижения напоминали отмахивания от милицейского патруля в хлам надравшегося гражданина при попытке загрузить того в коляску мотоцикла. Еще только не хватало для полноты картины нечленораздельно бормотать или затянуть что-то вроде: «Бы-ваали дни весе-лы-я!»
А вот уже и песню не затянешь — деловитые хлопчики вставили ему в рот бамбуковую палку кляпа-хами. Словно мысли прочитали.
Следовало честно признать, первая встреча с киотоской аристократией явно не задалась… Что ж, только шутки шутить Артему и оставалось. И шутить ему их лишь до тех пор, пока подчиняется мозг, а сколь долго он еще будет подчиняться, неизвестно. Вон, конечности уже не слушаются совершенно, такое впечатление, будто в их клетки закачали металл. Причем тяжелый металл. И в мозгу начинается такая же дребедень. Наползает, как туман, апатия, полное безразличие: что будет, как будет. Хочется одного — закрыть глаза и уснуть… Самому закрывать глаза и не потребовалось — их услужливо завязали, затянув концы плотного куска материи на затылке.
А зелье продолжало отравлять организм. Апатия переросла в полнейшее безразличие. Только вот уснуть никак не удавалось, несмотря на нахлынувшее желание сна. Не шел отчего-то сон. Состояние было похоже на то, какое бывает, когда ночью не спишь, а вкалываешь как проклятый, поутру падаешь на диван с одной только мыслью — отключиться, однако уснуть не можешь: в голове муть, а взбудораженный организм по-прежнему заставляет сердце работать в ударном режиме и гнать, гнать кровь по жилам…
В четыре руки Артема подхватили за ноги и под мышки, потащили из комнаты, выволокли на улицу. Приятно обдало прохладой — словно разгоряченное лицо обтерли мокрой тряпкой. «Лучше бы и вправду обтерли, или пусть бы облили водой, или поднесли бы выпить холодной воды, — за это, кажется, многое можно будет простить этим гадам», — вот такая мысль пронеслась в мозгу. Но никто пить ему не поднес, его без малейшего промедления куда-то потащили.
Если вынесли через ту же дверь, через которую мы входили, вяло прикинул Артем, а кажется, именно так и было, то волокут в противоположную от ворот сторону, получается, на задворки постоялого двора. И что там может быть? Заранее вырытая могила?
Мысль о могиле не вызвала ни сильных эмоций, ни вообще каких-либо переживаний. Ну, могила и могила, моя так моя…
Не приходится сомневаться, что, не согласись Артем на предложение господина Касано начать чаепитие с глотка саке, зелье подмешали бы в чай. Просто тогда, наверное, они бы чуть дольше проговорили с Касано. А так их общение закончилось, считай, и не начавшись. Слуга принес поднос, с которого снял глиняные чашечки с саке и поставил перед самураями. Самураи саке выпили, после чего с одним из них стали происходить престранные вещи. Артем так ни о чем и не успел расспросить Касано, так ни одной светской новости и не узнал…
Его похитители натужно сопели и явно торопились, на бег не переходя только из-за того, что силенки не позволяли, все-таки им сегодня выпало волочить изрядную по здешним меркам тушу. Их торопливость можно было понять: постоялый двор — это вам не лес темный и безлюдный, тут запросто можно нарваться на кого-нибудь, кого повстречать уж никак не входит в планы. Например, можно напороться на одного из Артемовых самураев или самураев Кумазава, в задумчивости прогуливающихся вечерней порой по задворкам постоялого двора.
А что, спрашивается, входит в планы Касано и его людей? Вдумчиво поразмышлять над этим непростым вопросом Артему мешала проклятая апатия, не дававшая собраться с мыслями. Тяжело было сосредоточиться даже на самой простой мысли, например, на такой: ему завязали глаза — означает ли это, что его не собираются убивать? Не говоря уж о вещах более мудреных вроде такой, как: зачем вообще господин Касано все это затеял?
Артема опустили на землю (он отметил, что довольно бережно опустили, а не швырнули, как могли бы). На земле он пролежал какие-то секунды. Его снова подняли, принялись толкать куда-то вверх. Тело касалось каких-то шершавых выпуклостей, чьи-то руки подхватили его сверху, потащили и уложили на узкую поверхность, придерживая, чтобы не свалился… Ну да, все понятно, какие тут могут быть сомнения. Его переваливают через каменную ограду постоялого двора.
Перевалили, приняли внизу, опять положили на землю, опять подняли и понесли. А дальше… дальше запихнули в крытые носилки. Несомненно, это были носилки, выложенные двойным слоем циновок, чтобы ездокам было помягче.
Прошуршала задвигаемая дверца, носилки подняли с земли, понесли. Артем отчетливо слышал ритмичные вдохи-выдохи носильщиков.
С носилками это они хитро придумали, подумал Артем. Намного меньше шансов привлечь к себе чье-то внимание, чем ежели тащить извивающийся тюк или везти тот же тюк, перевалив через хребтину коня. Этот городок можно назвать предместьем Киото, тут довольно много болтается всякого проезжего люда, а ну как странными людьми со странной ношей заинтересуются самураи из ночной стражи, буде тут таковая имеется, или просто какой-нибудь преисполненный благородных порывов полуночный самурай?
Лишь туман в голове и безразличие помешали Артему додумать мысль до конца, а там напрашивались прелюбопытные выводы, например: а не означают ли эти столь удачно оказавшиеся поблизости носилки, что похищение было спланировано заранее, может быть, еще даже до появления Артема в этом городишке?
Между тем путешествие в носилках продлилось недолго. Если Артем правильно оценил размеры городка, когда они проезжали через него, и точно так же, то есть правильно, оценил время, проведенное в пути на носилках, то они должны были оказаться сейчас аккурат на другом конце городишка. Если, конечно, пересекали городок, а не двигались в другом направлении. Например, в сторону Киото. Или совсем в обратном направлении.
Носилки опустили на землю, и из них незамедлительно извлекли пленника. А потом началось нечто странное, плохо укладывающееся в мрачную картину мира, которую уже начал себе рисовать Артем. Его не стали бить, выпытывая какие-то зловещие секреты. Допустим: а не ты ли, подлый гайдзин, и в самом деле убил нашего дорогого военачальника Такаши? Артема не поволокли куда-то там, чтобы бросить в узилище, в зловонную яму, где бы он дожидался прибытия самого главного негодяя, шефа, выражаясь языком другой эпохи. Нет, Артема положили на землю, распутали завязки кляпа-хами на затылке, вытащили кляп…
Лежал он между тем на песке, это можно было понять и с завязанными глазами, достаточно запустить в этот песок пальцы. Судя по всему, они находились во дворе какого-то дома. Ну уж не на реке, это точно, речной прохладой не веет, не доносится плеск воды, не чувствуется простор, не пахнет рекой. И не на какой-нибудь лесной поляне, под выворотнем, в песчаной яме. Запахи и шумы не лесные, ничего похожего. А вот на двор похоже и даже очень. Неисповедимыми путями в голове промелькнуло голосом артиста Басова: «Песчаный карьер — три человека…»
Пока Артем размышлял над тем, где он, ему в рот вставили воронку — это стало ясно незамедлительно, потому что незамедлительно же ему в горло принялись вливать жидкость, похожую на воду… Во всем похожую на воду, только с какой-то непонятной горчинкой. Пока один лил, другой придерживал голову Артема, наверное, на тот случай, если пленник надумает мотать головой в попытке освободиться от воронки. Но Артем не пытался: во-первых, все равно не дадут, во-вторых, поселившееся в членах и в душе странное бессилие не способствовало появлению желания отбиваться из последних сил, скорее наоборот.
