Нельзя сказать, что Тора совершенно не предусмотрела защиту прав кредитора. Напротив, еще р. Ишмаэль отмечал, что во фразе: «Если возьмешь в залог…» – Тора, оговорив обязанности еврея ссужать деньги нуждающимся, одновременно предусмотрела и защиту его прав кредитора, разрешив в случае, если он не уверен, что должник сможет вернуть деньги, взять у него залог.
Но стоит вспомнить, что полностью эта фраза из книги «Шмот» звучит следующим образом:
«Если возьмешь в залог одежду ближнего своего, до захода солнца возврати ему ее, ибо она – единственный его покров, одеяние тела его – на чем ему спать?!».
В книге «Дварим» эта заповедь повторяется:
«А если он бедный человек, не ложись спать, не вернув ему залога…»
Еще чуть раньше содержится другой запрет:
«Да не берет никто в залог ни мельницы, ни верхнего жернова, ибо жизнь он берет в залог…»
Итак, у крестьянина кредитор, по закону Торы, не может взять в залог мельницу или жернов, у кузнеца, соответственно, его молот и наковальню, у сапожника – его сапожные инструменты, так как изъятие у человека тех орудий труда, которые приносят ему и его семье пропитание, приравнивается Торой к убийству. И трудно не согласиться с логикой этого требования: если уж ты дал человеку деньги на то, чтобы он поправил свои дела, то уж будь последователен, не лишай его тех предметов, с помощью которых он обеспечивает свое существование и сможет накопить деньги на то, чтобы расплатиться с долгами.
Не может он взять в залог и одежду своего должника, особенно если она у него последняя. То есть теоретически ему это, конечно, разрешено, но если он берет в залог дневную одежду, то каждое утро, с восходом солнца, должен сам являться к нему в дом и возвращать ее, потому что у него нет никакого права лишить человека возможности выйти из дома. Если же он берет в залог постельное белье или одежду, в которой человек спит, то должен возвращать этот залог каждый вечер после захода солнца – «ибо она единственный покров его… – на чем ему спать?!».
Наконец, Тора предписывает кредитору уважать человеческое достоинство и всячески щадить чувства должника:
«Если ты ссужаешь ближнего своего чем-нибудь, то не входи в дом его, чтобы взять у него залог. На улице постой, а человек, которого ты ссужаешь, пусть вынесет тебе залог на улицу…»
Комментируя эту заповедь Торы, Уэлч пишет: «Тора вводит несколько запретов, призванных ограничить посягательство на человеческое достоинство в любых ситуациях и при любых обстоятельствах. Книга «Дварим» выдвигает целый ряд положений, которые, вне всякого сомнения, указали всем древним и современным этическим системам главное направление развития и те рубежи, которых им необходимо достичь… Любому из сынов Израиля, как бы он ни был беден, Тора гарантирует право на собственность и право быть хозяином в пределах тех четырех стен, где он живет».
Исходя из тех же соображений, а также из запрета на «притеснение», кредитору запрещено настаивать на выплате долга, если он знает, что у того сейчас нет денег. «Даже проходить перед ним запрещено, – говорится по этому поводу в “Шульхан Арух”, – поскольку тот будет стыдиться, видя своего кредитора и зная, что он не в состоянии выплатить долг…»
Дополнительные сложности со взятием залога под долг связаны, во-первых, с тем, что, согласно Галахе, его следует брать в момент выдачи долга, а не через какое-то время после этого, а во-вторых, что кредитор обязан хранить взятую под залог вещь как зеницу ока и ни при каких обстоятельствах, ни под каким видом не имеет права ею пользоваться: ведь использование им залога в личных целях вполне может быть истолковано как получение процента на ссуду, то есть одно из самых страшных прегрешений.
О том, насколько тщательно выдающиеся знатоки Торы избегали столь двусмысленной ситуации, свидетельствует хотя бы история рава Лурбойма, у которого незнакомый ему еврей попросил ссуду, предложив взять взамен редкую старинную книгу. Взяв в руки книгу, раввин пролистал ее, вздохнул и сказал, что… готов дать ссуду без залога. Когда ученики попросили рава Лурбойма объяснить его неожиданное решение, тот ответил: «Я много лет искал эту книгу и мечтал прочитать ее. Пролистав ее, я понял, что не смогу удержаться, прочту ее и получу незабываемое удовольствие от этого чтения. Но воспользоваться залогом и получить от него удовольствие – значило бы получить процент на выданную ссуду, а я, естественно, не мог себе позволить совершить такой страшный грех!».
Наконец, положение, в которое ставит еврейского кредитора Тора, усугубляется еще и законом о «седьмом годе». Напомним, что каждые семь лет евреи в Древней Иудее обязаны были прекратить все сельскохозяйственные работы. Но смысл «седьмого года» заключался не только и даже не столько в этом: в этот год хозяин обязан был отпустить на волю рабов, вернуть владельцу купленную у него до этого землю. И, кроме того, «седьмой год» является годом прощения всех долгов:
«К концу семи лет установи отпущение. И вот в чем заключается отпущение: пусть каждый заимодавец простит долг ближнему своему и не притесняет ближнего своего и брата своего, когда объявлено отпущение от Бога. Чужеземца можешь ты притеснять, но долг брата твоего прости ему».
По сути дела, это означает, что заимодавец имеет права требовать от должника возвращения его долга исключительно до конца ближайшего седьмого года.
Следовательно, чем меньше времени остается до «седьмого года», тем рискованнее становится давать в долг, так как тем выше вероятность того, что он будет не получен назад, и Тора, предвидя те чувства, которые могут испытывать люди накануне этого года, предупреждает:
«Берегись, чтобы не было в сердце твоем злого умысла: мол, приближается седьмой год, год отпущения, и захочется тебе сделать зло бедному брату твоему, не дашь ему. Он же воззовет о тебе к Богу, и будет на тебе грех. Дай же ему, и да не будет досадно тебе, когда даешь ему…»
Понимая всю сложность ситуации, в которой оказывается человек, ссужающий деньги в соответствии с законами Торы, раввинистические авторитеты постарались сделать все возможное, чтобы в рамках этих законов защитить его интересы.
Во-первых, несмотря на то, что одалживание денег бедняку, согласно Торе, является обязанностью каждого более-менее обеспеченного еврея, в случае, если заранее известно, что должник попросту потратит эти деньги на удовлетворение своих низменных потребностей и с самого начала не собирается их возвращать, то еврей освобождается от этой обязанности.
К этому выводу пришел еще автор книги «Сефер хасидим», разбирая уже знакомую и даже чуть набившую оскомину читателю фразу Торы: «Если деньгами будешь ссужать народ Мой…».
«Поскольку Тора обязала давать в долг, то почему сказано: «если» – ведь «если» означает условие? – спрашивает он и тут же предлагает свой, весьма оригинальный ответ на этот вопрос: «Тем самым нас освобождают от обязанности давать деньги в долг мошеннику, который не вернет долг и который лишь притворяется нищим, хотя и есть у него деньги. Или денег у него нет, но есть хлеб, которым он не кормит своих сыновей, поскольку хочет совершить сделку и выгодно продать его. Или кто пьет, а детей своих оставляет без пищи; или кто содержит блудницу или замужнюю женщину. В этих случаях лучше дать ему пищу, чем одалживать деньгами, даже если он будет вынужден унижаться, еженедельно выпрашивая, чтобы подали ему. Поскольку он бесчестен – обречен на унижение. А поскольку он бесчестнее, то одолженные деньги он лишь растранжирит, что не принесет никакой пользы в хозяйстве. Если супруга его достойна доверия – дают деньги ей, или достойным доверия домочадцам…»
Во-вторых, согласно Галахе, выдачу денег в долг необходимо проводить как минимум при трех свидетелях и сопровождать выдачей должником кредитору долговой расписки.
В случае, если такая расписка и свидетели имеются и если долг не будет выплачен в срок, кредитор имеет право обратиться в раввинатский суд и тот примет постановление о выплате долга или продаже части имущества должника, с тем чтобы последний мог погасить долг. Но именно «части» – ни один раввинатский суд не может принудить человека выплатить долг, если ему нечем платить, и ни один раввинатский суд не конфискует у него предметы первой необходимости и орудия труда – по тем же причинам, по которым их запрещено брать в залог.
В-третьих, если в момент получения ссуды (или даже после этого, если стало ясно, что возвращение долга маловероятно) был взят залог и было оговорено, что в случае непогашения ссуды он переходит в руки кредитора, то последний вполне может оставить залог себе в качестве формы уплаты долга. При этом достаточно, чтобы в момент займа кредитор сказал при свидетелях: «Если ты не выкупишь эту вещь до такого-то срока, она станет считаться принадлежащей мне до сегодняшнего дня».
