— Да! Слушаю!
В ответ раздался всхлип и протяжный стон лучшей подруги:
— Любаша...
— Апельсинчик, что случилось?!
Она испугалась, что у подруги проблемы с Сергеем Ивановым и он все-таки проявил себя не с лучшей стороны. Но Люся тоскливо сказала:
— Рыжий заболел.
— Петька? Что с ним?
— Температура под сорок с вечера. Всю ночь не спала.
— «Скорая» приезжала?
— Приехали, — грустно усмехнулась Люся. — Сделали укол.
— Ну и что?
— Что-что! Снова температура, вот что!
— Высокая?
Пауза. Люба не выдержала:
— Так в больницу же надо!
— А если это обыкновенная простуда? Ты представляешь, сколько придется там лежать? А кто мне больничный оплатит? Кто?!
— Ты о ребенке говоришь! Да провались она, твоя работа!
— Он всегда так болеет, — снова всхлипнула Люся. — Три дня температура высоченная, а потом снова как огурчик.
— Так что ж ты тогда паникуешь?
— Но эти три дня надо же как-то пережить! Ты психолог, поговори со мной.
— Я сейчас приеду.
— Тут уже и так вся спасательная команда. И бабка, и дед. Но они только охают и твердят то же, что и ты: надо в больницу.
— Приеду, — решительно повторила Люба.
— А как же...
Она повесила трубку и толкнула Стаса в бок:
— Вставай! Стае!
— А? Что случилось?
— Проводи меня.
— Куда?
Он сел на диване, моргнул синими сонными глазами. Недоуменно повторил:
— Куда?
— К Люське. У нее Петька заболел.
— А ты разве в этом что-нибудь понимаешь? В педиатрии?
— Ее просто надо морально поддержать. Она там с ума сходит. А маму Люськину я очень хорошо знаю, та еще паникерша. Ты сейчас меня проводишь, а потом поедешь на работу.
... — Это хорошо, что ты решилась выползти наконец из дома, — зевая, сказал Стае, когда вместе они вышли из подъезда. — Это, понимаешь, поступок.
— Помолчи, — поморщилась Люба. Глаза покалывало, когда она вышла из привычных сумерек на яркий дневной свет. — Шуточки твои сейчас неуместны.
— Извини, — мурлыкнул он, и Люба -поспешила оправдаться:
— Я как-то забыла про свой страх. Да провались он, этот Ромео! Надо Апельсинчику помочь.
— Кому?!
— Апельсинчику. Это Люськино прозвище еще со школы.
Стае не удержался и хихикнул. Люба нахмурилась, вспомнив, в каком состоянии лучшая подруга, и дернула его за рукав, чтобы перестал улыбаться. Народ в этот ранний час уже спешил по своим делам. Поток людей, едущих на работу, плавно перетекал с автобусов к стеклянным дверям метро, но, сколько Люба ни оглядывалась, ничего подозрительного она не заметила, да и со Стасом ей было спокойнее.
— У меня пистолет есть, — похвалился он, заметив ее внимательные взгляды в сторону прохожих мужского пола.
— Очень хорошо. Ты быстрее можешь идти? Люба почти бежала и в метро, на эскалаторе, не могла стоять спокойно. Ей казалось, что лестница ползет вверх слишком медленно. Когда они вошли в квартиру Люськи, там сразу же стало тесно. В единственной комнатке лежал больной Петька с высокой температурой, Люськина мать громко охала и пила сердечные капли, а отец курил на кухне «Приму», распахнув настежь окно.
— Ну что? Не лучше? — спросила Люба подругу.
— Я, пожалуй, поеду, — неуверенно сказал Стае и спросил Любу: — Ты долго здесь будешь?
— Да.
— Ладно, вечером увидимся.
Закрыв за ним дверь, Люська вцепилась в Любину руку:
— Пойдем пошепчемся.
На кухне она принюхалась и недовольно сказала отцу:
— Папа, сходил бы ты в магазин. Молока купи.
— Так закрыто ж еще.
— Ну, все равно. Воздухом подыши. И не кури ты в квартире, сколько раз можно говорить!
Люська разрыдалась и обессиленно присела на табуретку. Ее отец несколько раз рассеянно моргнул и попятился к двери.
— И ходят, и ходят тут! Страдают. Я даже не могу на них ребенка оставить! Беспомощные!
— Успокойся ты. Люська всхлипнула:
— Успокойся. Как же! На работу сегодня не пошла, день пропал. На лекарства весь недельный бюджет ушел. И эти еще, — она со злостью посмотрела на потолок, — соседи.
Люба тоже подняла голову вверх и увидела подтеки на белой штукатурке и лампочку, обернутую кулечком из газеты. Спросила удивленно:
— Что это?
— А... Абажур. Просто обхохочешься, правда? Соседи залили, лампочка лопнула, плафон треснул. Нет, ну почему это все несчастья одно к одному?! Почему?
— Не знаю. — Люба подумала, что всю оставшуюся жизнь будет вспоминать эту весну с содроганием.
— Накрылся мой красивый роман медным тазом, — грустно усмехнулась Люська. — У меня сегодня свидание назначено.
— Как ты можешь сейчас об этом говорить?! Как?!
— А о чем? При таблетках вся ночь прошла, и впереди еще две таких же... Послушай, я тебя не просто так позвала. — Она перешла на шепот. — Все равно придется ему рассказать. О Петьке. С лагерем получится или нет, не знаю теперь. Ты бы сходила к нему.
— К кому? — растерялась Люба.
— К Сереже. Ведь если я сама начну ему рассказывать о том, как мне всю жизнь не везло... И про Петьку. Рыжий мой. — Люська снова всхлипнула.
— Никуда я не пойду! — разозлилась Люба. — Я тебя вообще отказываюсь понимать!
— Да? Отказываешься? — Подруга вдруг встрепенулась: — А может, это меня Бог наказал? А? Что же это я такое говорю? Какое свидание?
— Тебе поспать надо. Я посижу с Петькой. Все-таки врач.
— Психолог.
— Но укол сделать могу. Если температура будет еще подниматься, можно сделать анальгин с димедролом. По крайней мере, он уснет.
— Хорошо. Спасибо тебе. Я прямо теряюсь, когда Петька заболевает. Ну сколько раз говорила, чтобы не носился как угорелый и мороженое тоннами не лопал!
— Успокойся.
— Да. Все-все.
После обеда Петьке стало лучше, хотя Любе и пришлось все-таки сделать ему укол. Но, подремав, мальчик заметно повеселел, температура снизилась до тридцати восьми с половиной. Люба была почти уверена, что эта ночь пройдет спокойнее. Ночевать в маленькой квартирке такому количеству народа было просто негде, и она уже прикидывала, как будет добирать-. ся домой. Может, такси поймать? Страшновато.
И тут совершенно неожиданно вернулся Стае. С порога бодро поинтересовался:
— Как дела!
— Т-с-с-с! Лучше, лучше! — замахали на него руками все разом: Петька снова дремал.
— Ты поедешь со мной? — громким шепотом спросил Любу Стае.
— Куда?
— Ради тебя я взял у отца машину. Старенькая, но возит.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
