– Ты прав, они очень хороши, – подтвердил он. – Компании «Коумби» этого улова хватит надолго.
Биолюмы пользовались большой популярностью в богатейших кварталах Виллирена даже сейчас, в Оледенение, когда люди предпочитали открытый огонь в качестве источника не только света, но и тепла. Зато биолюмы служили надежной демонстрацией богатства. На этом быстро растущем рынке Малум заправлял в одиночку: перекупщики боялись взаимодействовать с морелюдьми напрямую. Затем светящиеся морские беспозвоночные поступали на прилавки уличных торговцев или даже в богатые магазины Старого квартала – все зависело от конкретного типа животных.
Он свистнул Джей-Си и Дюке, чтобы те принесли небольшой ящик с продуктами и ножами, который парни поставили перед морелюдьми, как некое священное жертвоприношение.
Жители глубин склонились над ящиком, с жадным интересом изучая его содержимое. Один за другим они поднимали от ящика головы и довольно кивали, видимо удовлетворенные результатом.
– Прощай, торговец, – сказал наконец их переговорщик. Остальные подхватили ящик и пошли с ним к морю, где один за другим прыгнули в воду, почти не подняв брызг, и скоро бесследно растаяли в глубине.
Потом Малум пошел искать Даннана, банХи. Он нашел его в шикарных апартаментах с видом на гавань. Снаружи, когда тьма начала затоплять небо, улицы едва заметно изменились. Чумазые рабочие и мелкие торговцы разошлись по своим унылым домам, чтобы немного погодя появиться в трактирах с полными карманами денег, которые им все равно не на что было тратить, кроме выпивки, ведь у них не было будущего. Вдоль всей гавани потянулись бары. Похожие друг на друга как две капли воды, они и клиентов привлекали одинаковых – тех, кому надо было лишь напиться и забыть об упадке родного города. Среди этих людей не стоило вспоминать о приближающейся войне – можно было получить кулаком под дых. В этом районе, где мощеная набережная полумесяцем огибала гавань, в которой почти не видно было воды – из-за лодок, брошенных беженцами с Тинеаг’ла, – драки вообще случались очень часто. Рыбацкие суда с трудом выходили из гавани в море, что приводило к сокращению пищевых запасов города.
Из верхних покоев до ушей Малума донесся стон, похожий на горестную жалобу. Бросив взгляд на окно с частым переплетом, он увидел лампу, горевшую на подоконнике.
Что этот выродок там затеял?
Малум никогда не признавался себе в этом – и уж тем более не говорил об этом вслух, – но Даннан вселял в него какое-то беспокойство. Он никогда своими глазами не видел женщин-вещуний из Виллджамура, банши, но ему всегда казалась зловещей их способность возвещать о смерти в самый момент ее наступления. Почему они чувствуют, что кто-то вот-вот умрет? Это казалось ему невероятным. И если Даннан – мужская версия банши, то разве у него не бывает потребности в крике? Может, и он обладает сверхспособностями? Собственный вампиризм казался Малуму чем-то простым и понятным, влечением, поддающимся контролю.
А Даннан был просто урод.
Дверь за его спиной открылась, и Малум повернулся к ней лицом.
– Мне нужен банХи, – объявил он.
С порога на него глядел один из бандитов Даннана – невысокий худощавый парень в белой маске, изображающей жутко вытянутое лицо, как у всех членов банды «Крик».
– Зачем?
– Срочное дело. Скажи ему, что это насчет командующего армией, мы встречались с ним недавно.
– Подождите. – Дверь закрылась.
Малум еще потоптался на холоде – ему показалось, что прошло очень много времени, прежде чем ему снова открыли. Его обыскали – он отдал свой нож – и только потом позволили войти.
В сопровождении трех людей в плащах и масках Малум торопливо прошел через здание, потом поднялся по лестнице, украшенной затейливыми перилами. Наверху свет одинокого фонаря вырывал из тьмы красную мебельную обивку, погружая интерьер в цвета крови. Декор, надо сказать, отличался вкусом, хотя кругом было полно ярких, порой даже кричащих портретов в массивных золотых рамах, персонажи которых как будто пришли из иного мира. Особенно выделялась одна картина в центре – на ней был изображен человек; стоя спиной к воде, он воздел к лицу обе руки, распялив в безмолвном крике рот, а цветовые пятна взвихрялись вокруг него, уходя в оранжевое небо. Полотно, изображавшее состояние экзистенциального страха, казалось пришедшим из совершенно иной эпохи.
Наверху Малума провели в другую комнату. Там, у окна, ссутулившись, точно пьяный, сидел на каком-то подобии трона Даннан, а вокруг него растекался все тот же кроваво-красный цвет; он повторялся в обивке мебели, в картинах, занавесях, в абажурах фонарей. В руке банХи держал серебряный гребень, которым старательно расчесывал свои длинные прямые волосы. Запах мускуса и еще чего-то сладкого жирными волнами наплывал из курильницы, установленной на металлическом подносе в углу. Сопровождающие Малума отступили к двери; судя по всему, им не нравилось пребывание в этой комнате. Малуму и самому стало не по себе.
Скорчившись и подняв колени к подбородку, какая-то молодая женщина сидела на полу и пила прямо из бутылки. Посмотрев на него отсутствующим взглядом, она рассмеялась чему-то, понятному только ей. Она была вся в темном, с немодными кружевными рюшами у манжет и у горла, а на ее лицо было наложено такое количество краски, что кожа казалась почти белоснежной, как у альбиноса. Кто она – нынешняя пассия Даннана или нет, – Малум не знал, однако ощутил, как в его сознание закрадывается мысль, что не худо бы с ней переспать. Но тут же понял, что с любой женщиной в мире его ждет одно и то же. Разочарование.
Даннан застонал, чем привлек внимание Малума. Из одежды на нем были лишь черные штаны и похожая на замшевую куртка, поверх которой был выпущен капюшон. Его лицо выглядело каким-то особенно угловатым, и он то и дело закатывал глаза, точно от боли.
– Ты в порядке? – спросил его Малум не столько из вежливости, сколько потому, что ему хотелось нарушить молчание. Он глядел на коллегу, удивленно приподняв бровь.
Снова стон, и вдруг Даннана бросило вперед, словно в приступе рвоты, но его открытый рот остался сухим. Серебряный гребень полетел через всю комнату к ногам посетителя. БанХи явно пытался прокашляться, но в комнате оставалось по-прежнему тихо, точно все звуки исчезли. Только тут Малум заметил, какие острые, оказывается, у Даннана зубы, и понял, что гримаса на его лице напоминает скорее улыбку, как будто он наслаждается своей болью.
– Все хорошо… спасибо. – Даннан почти выхаркнул эти слова.
Малум повернулся к его людям:
– Может, дадите ему воды?
– Я в порядке. – К Даннану вернулась его обычная утонченность, и он в изысканной позе откинулся на подоконник, оглядывая гавань слева направо. Когда его взгляд вернулся к Малуму, тот заметил, что глаза банХи испещрены красными крестиками сосудов. – Кто-то умер, вот и все.
– В смысле? – переспросил Малум.
– Там. – Он взмахнул рукой в сторону окна. – Там только что кто-то умер.
– А ты-то откуда знаешь? Ты поэтому не был на забастовке?
Даннан злобно зыркнул на него. Его глаза никогда не отличались определенностью цвета, и чем дольше Малум глядел на них, тем меньше понимал, какие они.
– Знаю, и все. Мои люди на забастовке были, а меня ты туда не звал.
– Верно. – Малум на самом деле не знал наверняка, был банХи на марше или нет, ведь там все были в масках, просто он догадался: необычная реакция Даннана на смерть вряд ли позволяла тому принимать участие в повседневных делах банды наравне с другими.
– Слушай, у тебя с собой арума случайно нет? У меня кончился.
– Нет. – Малум нагнулся и поднял гребень, обратив внимание на изящество его отделки. Потом небрежно швырнул его владельцу.
– Я пришел поговорить с тобой насчет того командующего-альбиноса и нашей с ним встречи. Когда он хотел, чтобы наши люди ему помогали.
– Ну и что? – Даннан, зажав гребень в длинных тонких пальцах, еще раз провел им по пряди волос возле уха, прежде чем положить его на подоконник.
– Командующий – гомик, любит трахать мужиков, – объявил Малум. – Не знаю, как ты, но я своим ребятам не позволю работать с таким типом. Мои парни дерутся только за настоящих парней, ну, ты понял.
– Гомик, говоришь? – уточнил Даннан, постепенно приходя в себя. – И что мы, по-твоему, должны делать? Точнее говоря, мне-то что до этого за дело? У меня у самого вкусы не вполне традиционные.
– Достоинство, честь и правильные поступки – вот до чего тебе должно быть дело, – заявил Малум. Мужчина, занимающийся подобными вещами с другими мужчинами, был для него явлением противоестественным. И он считал, что должен кое-что доказать командующему. – Я не знаю, какое ты принял решение, пошлешь ты своих людей ему в помощь или нет. В смысле, когда война придет в город.
