— Как говорится, поймал на живца, — эхом разносится по подвалу знакомый мерзкий голос.
— Сегодня твоя судная ночь, уебок, — цежу я. — Мышка, постой здесь. — Аккуратно опускаю Аврору и облокачиваю на стену, чтобы устояла на ногах.
Развернувшись, встречаюсь лицом к лицу со своим врагом. И даже дуло пистолета, направленное в мою сторону, сейчас не угнетает. Наоборот, стимулирует вспороть ему кишки. Я уворачиваюсь от одного выстрела, второго, третьего, но четвертый он направляет на девчонку. Мне не хватает рывка, чтобы успеть. Вонзаю ему нож в глотку, но поздно. Пуля вылетела. Будто в замедленной съемке наблюдаю, как она попадает ей прямо в грудь. Вздрогнув, мышка сползает вниз по стене.
— Нет-нет-нет… — Все как в тумане. Почему кровь девочки опять на моих руках? — Мышка, посмотри на меня! — Хватаю обеспокоенное лицо в ладони и вижу, как по щеке течет одна-единственная слеза.
— Что-то меня кольнуло, — еле слышно шепчет Аврора.
Я поднимаю ее на руки и широкими шагами, пересекая подземные ходы, направляюсь на выход. С губ сама собой срывается молитва на иврите. Я не хочу, чтобы единственное светлое пятнышко в моей жизни угасло…
Ян
Падаль не желала сдаваться без боя, поэтому пришлось положить всех. Наши бойцы тоже понесли потери. Мне, например, досталась пуля в плечо. Мелочь. Заживет, как на собаке, ранение сквозное.
Но тут моему взору открывается картина, которая обездвиживает мое тело, будто в него всадили целую обойму патронов, не оставив живого места. На меня стремительно надвигается Соломон, сжимая в руках окровавленную и бездыханную Аврору.
— Твою мать! Сука! Грозный! Сказал же одному не ходить!
Хватаю себя за волосы и сгибаюсь пополам, крича от бессилия. Он подходит ближе, и я аккуратно беру ее хрупкое тело на руки, не обращая внимания на острую боль в плече. Бедная девочка едва держится в сознании.
— Больше не отпущу тебя, малая, — обещаю, прижимая ее к груди и нервно вглядываясь в темноту. Бригады скорой помощи, которые я вызвал час назад, до сих пор не прибыли.
— Грузи ее в мою машину! — грубо рычит Соломон.
— Она не доедет… нужно ждать скорую, — возражаю, стараясь не впадать в панику.
— У нас нет времени ждать! — Его крик продирает меня насквозь, но я уверен, что надо ждать.
Приближающиеся звуки сирены пронзают мое сердце, и угасающая надежда разгорается вновь. Безжизненное тело Авроры грузят на носилки. Мы с Грозным не раздумывая прыгаем вслед за ней.
— Молодые люди, поехать может только один человек, — строго говорит мужчина в белом халате.
— Я на машине догоню, — решает не спорить Грозный.
Сейчас каждая секунда на счету. Он спрыгивает из машины скорой и направляется в сторону своей тачки. А я сажусь рядом с ней и беру невесомую, еле теплую руку в свою. Сотрудники скорой уже начинают пронзать иглами и различными проводами хрупкое тело.
— Начинайте искусственную вентиляцию легких, показатели ухудшаются, — жестким голосом дает указание один из медиков, тем самым доказывая серьезность ситуации. — Вадим, начинаем переливать плазму, иначе не довезем. Организм очень ослаб.
На момент прибытия в больницу Аврора окончательно теряет сознание. Белоснежная кожа приобретает синюшный цвет. Ее оперативно перекладывают на каталку и везут в операционную. Нас, естественно, туда не пускают.
От безысходности я готов рвать на себе волосы. Мы с Грозным сидим друг напротив друга и нервно потираем ладони. Он тоже переживает. И если бы не он, я бы не нашел Аврору. Хотя если бы не он, ее бы там и не оказалось! Если бы он не действовал, как эгоист, который преследует лишь одну цель — отомстить, рискнув жизнью девушки… все могло бы сложиться иначе…
— Любишь ее? — холодно интересуется Соломон, вырывая меня из мрачных размышлений.
Я лишь усмехаюсь. Люблю ли я эту девушку? Люблю. И понял я это только тогда, когда ее окровавленное тело безжизненно лежало у меня на руках. Ее живые глаза, полные перчинки, угасли, бушующая энергетика иссякла. Все то, что я любил в ней просто исчезло. Да я сойду с ума, если вновь не увижу ее пылающий взгляд. Если она не покажет мне свой любимый средний палец. Опять усмехаюсь, вспоминая ее дерзкие выпады в свою сторону. Моя стерва. Люблю до одури!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Когда все закончится, сделаю ей предложение, — сглатывая горький ком, отвечаю после долго молчания. Я не рассматриваю другого варианта. Она выживет, и точка.
— Ждал подходящего момента? — подкалывает Соломон и, изогнув бровь, окидывает меня утомленным взглядом.
— Получается так… А ты? Что ты к ней испытываешь?
— Не знаю… я черств, как камень. Но она заставила меня почувствовать себя живым. Дикая девчонка, — усмехается он, явно вспоминая ее бешеный темперамент, — с ней можешь смело идти в разведку. Не сдала тебя. А поверь, причина у нее имелась. Но она решила, что лучше перегрызть мне глотку, чем предать ментяру. Хотя я и сам понял, кто ты, когда спалил ее… ай, ладно, проехали. — Он тяжело вздыхает и прячет лицо в ладонях.
Да, Грозный оказался неплохим человеком и к тому же невиновным. Ну, не считая торговли наркотой и оружием.
Спустя пару часов ожидания к нам выходит врач. В окровавленной форме. Он протяжно вздыхает и снимает маску. А я начинаю задыхаться, ожидая услышать плохие новости.
— У девушки одновременное поражение трех сердечных клапанов. Требуется экстренная операция по пересадке сердца.
— И в чем же, блядь, проблема? — Я не сдерживаю эмоций, потому что ни черта не соображаю из того, что он говорит.
— Проблема в том, что требуется донор, которого нет… молодой человек, — сухо отвечает пожилой мужчина, глядя на меня пустым взглядом. — И стопроцентной гарантии, что все увенчается успехом, я не могу дать.
— Блядь! — Соломон со всей силы бьет кулаком в стену, проламывая ее.
— Вам нужно взять себя в руки. Времени на истерики нет. Нужно искать донора и у нас от силы несколько часов, — серьезно заявляет доктор.
Мы с Соломоном переглядываемся, но ни один из нас ни на секунду не задумывается. Оба без страха и упрека готовы отдать свою жизнь. Сейчас у нас одна цель — спасти девушку. Нас направляют на обследование, но из-за сильной кровопотери меня не берут на операцию. За всеми этими переживаниями я даже не чувствовал, как онемела и побледнела моя рука.
— Молодой человек, если не хотите заработать гангрену, пройдите в процедурный кабинет, вам окажут помощь, — щебечет медсестра.
Я потерянно таращусь на Соломона.
— Я предпочту жить в ней, чем гнить за решеткой, — не скрывая улыбки, заявляет он. — Если от вас улизну, то пули в лоб мне все равно не избежать. Отвези ее потом к моему знакомому, он передаст прощальный подарок от меня, — спокойно просит Соломон, а потом что-то пишет на клочке бумаги и передает мне. — Это его адрес. А теперь я хочу написать ей письмо.
На это ему требуется двадцать минут. Соломон несколько раз переписывает послание, будто очень переживает. А после сворачивает листок и отдает его мне. Я нервно сглатываю и беру бумагу в свои руки, чувствуя огромную ответственность за дальнейшие действия.
— Да ладно тебе, не кисни! — Меня даже пугает его бодрый настрой. — У судьбы на каждого свои планы. Твоя задача сделать ее счастливой, не дай мне напрасно вырвать свое сердце. Надеюсь на твою совесть, ментяра! — говорит он, хлопая меня по плечу. По больному, сволочуга. Я издаю стон. — И если не сделаешь ей предложение, я тебя с того света достану!
Я жму Грозному руку, и он с гордо поднятой головой удаляется. Этот человек пожертвует собой ради Авроры… А на мои плечи ляжет грязная работа — рассказать ей обо всем. Я не знаю, что их связывало, но пусть это останется между ними. Жизнь порой бывает злой и зубастой…
После обработки раны на плече проходит еще пятнадцать часов, и только тогда врач выходит из операционной.
— Операция была тяжелой, но у нас получилось. Как девушка окрепнет, я разрешу заглянуть к ней на минутку. А пока езжайте домой, приведите себя в порядок и отдохните, — уставшим голосом произносит мужчина и, похлопав меня по плечу, направляется вдоль коридора.
